Когда Холмс впервые излагает теоретические принципы своего подхода, он сводит их к единственной основной мысли – «как много может узнать человек, систематически и подробно наблюдая все, что происходит перед его глазами». Это «все» включает еще и каждую мысль: в мире Холмса ни одна мысль не воспринимается как данность. Как отмечает он сам, «по одной капле воды человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того, ни другого и никогда о них не слыхал». Иными словами, с учетом имеющихся у нас базовых знаний мы можем пользоваться наблюдениями, чтобы осмыслять, казалось бы, бессмысленные факты. Ибо что это за ученый, если он лишен воображения и способности строить гипотезы о новом, неизвестном, на данный момент не поддающемся проверке?
Такова самая основа научного метода. Холмс, однако, идет дальше. Он применяет тот же принцип к людям: любому последователю Холмса предлагается, «взглянув на первого встречного, научиться сразу определять его прошлое и его профессию. Поначалу это может показаться ребячеством, но такие упражнения обостряют наблюдательность и учат, как смотреть и на что смотреть». Каждое наблюдение, каждое упражнение, каждое простое умозаключение, сделанное на основе простого факта, развивает нашу способность осуществлять все более сложные операции. Так закладывается фундамент для новых навыков мышления, когда наблюдательность становится второй натурой.
Именно к этому Холмс приучил себя и теперь приучает нас. Не здесь ли причина такой притягательности для нас этого сыщика? Он не просто раскрывает самые загадочные преступления, но и применяет подход, который при ближайшем рассмотрении оказывается… да, прямо-таки элементарным. Основанным на науке, на специальных приемах и тех навыках мышления, которым можно научиться, развить в себе и применять на практике.
В теории все это звучит заманчиво. Но вам-то с чего начать? Это же какая морока – всегда мыслить научно, быть начеку, опровергать, наблюдать, строить гипотезы, делать выводы и попутно всю прочую промежуточную работу. Что ж, это и так, и не так. С одной стороны, большинству людей в здесь предстоит проделать длинный путь. Как мы убедимся, наш разум не создан для того, чтобы по умолчанию действовать подобно разуму Холмса. С другой стороны, новым мыслительным навыкам нетрудно научиться. Наш мозг с поразительной легкостью усваивает новые способы мышления, наши нейронные связи отличаются удивительной пластичностью даже в преклонном возрасте. Рассматривая на последующих страницах ход мысли Холмса, мы поймем, как применять его методику в нашей повседневной жизни, как оперативно и вдумчиво подходить к каждому выбору, к каждой проблеме и ситуации – с тем вниманием, которого они заслуживают. Поначалу этот подход покажется неестественным. Но время и практика помогут сделать его для нас таким же привычным, как и для Холмса.
Ловушки для нетренированного мозга
Одна из характерных особенностей мышления Холмса – и научного мышления как такового – это скептицизм и пытливое отношение к миру. Ничто не берется на веру, как аксиома. Все подвергается тщательному анализу и только после этого принимается – либо не принимается, смотря по обстоятельствам. Увы, нашему мозгу, привыкшему к пассивности, такой подход претит. Чтобы начать мыслить подобно Шерлоку Холмсу, сперва придется преодолеть нечто вроде естественного сопротивления, пронизывающего все наше мировосприятие.
В настоящее время большинство психологов сходятся во мнении, что наш мозг действует на так называемой двухсистемной основе. Одна из этих систем – быстрая, интуитивная, реактивная, нечто вроде состояния постоянной бдительности мозга, готовности бороться или бежать. Она почти не требует осознания или мыслительного усилия и функционирует как своего рода автопилот. Вторая система действует медленнее: взвешенно, тщательно, логично, но вместе с тем гораздо более затратно в когнитивном отношении. Она предпочитает ждать так долго, как только получится, и ничего не предпринимать до тех пор, пока вмешательство не станет абсолютно необходимым.
Ввиду ментальных затрат на работу этой спокойной, взвешенной системы чаще мы предпочитаем ей первую – импульсивную, рефлекторную, в итоге естественное для нас состояние наблюдателя приобретает характеристики этой системы: автоматизм, интуитивность (не всегда оправданную), реактивность, поспешность суждений. При этом, разумеется, мы продолжаем двигаться и действовать. Только когда что-нибудь по-настоящему завладевает нашим вниманием, вынуждает нас притормозить, становится для нас встряской, мы начинаем осознавать, переходим в более вдумчивый, рефлексивный, хладнокровный режим.
Этим системам я дам свои названия: «система Ватсона» и «система Холмса». Которая из них как называется, догадаться несложно. Систему Ватсона можно представить себе как наше наивное «я», управляемое привычками ленивого мышления – теми самыми, что даются нам наиболее естественно при движении по так называемому пути наименьшего сопротивления и закрепляются на протяжении всей жизни. А система Холмса – это наше амбициозное «я», то, которое мы обретем, когда научимся применять его метод в повседневной жизни и навсегда вырвемся из рутинной системы Ватсона.
Привыкнув мыслить шаблонно, наш разум заранее настроен на принятие любой поступающей информации. Сначала мы ей верим и лишь потом ставим ее под вопрос. Иначе говоря, изначально наш мозг воспринимает мир как ряд тестов с вариантами ответов «верно» и «неверно», и ответом по умолчанию неизменно является «верно». Если пребывание в режиме «верно» не требует никаких усилий, то для перехода в режим «неверно» нужны бдительность, время и энергия.
Психолог Дэниел Гилберт описывает этот процесс так: чтобы нашему мозгу обработать некую информацию, нам необходимо в нее поверить – хотя бы на долю секунды. Допустим, я попрошу вас подумать о розовых слонах. Вы наверняка знаете, что розовых слонов не бывает. Но, читая предыдущее предложение, вы на мгновение представляете себе розового слона. Чтобы осознать, что его не существует, вам пришлось на секунду поверить, что такой слон есть. Понимание и вера происходят одновременно, в течение мгновения. Бенедикт Спиноза первым осознал эту необходимость принятия ради постижения, а Уильям Джеймс за сотню лет до Гилберта объяснил тот же принцип следующим образом: «Вера во все суждения, будь то атрибутивные или экзистенциальные, предполагается самим фактом их формулирования». Только после такого принятия на веру мы предпринимаем усилия, чтобы усомниться, – и, как отмечает Гилберт, этот этап далек от автоматизма.
В случае с розовыми слонами процесс опровержения прост. Он почти не отнимает сил и времени, тем не менее мозгу понадобится больше стараний на его обработку, чем в том случае, если бы я упомянула о серых слонах, поскольку противоречащая фактам информация требует дополнительного этапа подтверждения и опровержения, в отличие от истинной информации. Но в случае с розовым слоном слишком уж все явно. Чем сложнее понятие или идея или чем менее очевидно, верны они или неверны («В штате Мэн нет ядовитых змей». Верно или нет? Вперед! Но проверка факта возможна и в этом случае. А как насчет вот такого: «Смертная казнь – не столь суровый приговор, как пожизненное заключение». Что скажете теперь?), тем больше усилий требуется для их анализа. Вдобавок достаточно самой малости, чтобы этот процесс прервался или вообще не начался. Если мы решаем, что утверждение звучит достаточно правдоподобно («само собой, в Мэне нет ядовитых змей, а что?»), тем больше вероятность, что мы автоматически примем его на веру. Аналогично, если мы заняты, находимся в состоянии стресса, отвлекаемся или наши ментальные ресурсы исчерпаны по другой причине, мы можем и впредь считать какое-либо утверждение верным, даже не удосуживаясь проверить его, – при столкновении со множественными задачами наши интеллектуальные способности оказываются попросту слишком ограниченны, чтобы справиться со всеми задачами сразу, в результате процесс проверки информации страдает одним из первых. Когда это происходит, у нас остаются нескорректированные представления – которые мы позднее будем вспоминать как верные, хотя на самом деле они неверны. (Есть ли в штате Мэн ядовитые змеи? Да, на самом деле есть. Но если вам зададут тот же вопрос через год, еще неизвестно, как вы ответите на него, особенно если прочитали этот абзац в состоянии усталости или постоянно отвлекаясь.)
