– Нет, сэр. По-моему, нет. Но в комнатах джентльменов обычно чаще бывает коридорный.

– Понимаю. Благодарю вас, мадемуазель.

Пуаро забрал у нее визитку. Горничная поспешно вышла из номера. Пуаро, как мне показалось, явно что-то не давало покоя. Наконец он коротко кивнул, словно в ответ на собственные мысли, и повернулся ко мне:

– Прошу вас, позвоните, Гастингс. Три раза – так обычно вызывают коридорного.

Снедаемый любопытством, я, однако, молча повиновался. А Пуаро, забыв, по-видимому, о моем существовании, опрокинул на пол содержимое корзинки для бумаг и хлопотливо рылся в груде мусора.

Через несколько минут на вызов явился коридорный. Пуаро задал ему тот же самый вопрос, что и горничной, и точно так же дал посмотреть на какую-то карточку. Ответ, увы, был тем же. Коридорный твердо заявил, что не видел ничего похожего среди вещей, принадлежавших мистеру Опалсену. Пуаро вежливо поблагодарил его, и тот удалился, правда, на мой взгляд, довольно неохотно. Судя по выражению его лица, коридорного терзало мучительное любопытство по поводу перевернутой корзинки и разбросанных повсюду бумажек. Скорее всего, он не успел заметить, как Пуаро, запихивая всю эту неопрятного вида кучу мусора обратно в корзинку, с досадой пробормотал себе под нос:

– А ведь жемчуга были застрахованы на большую сумму…

– Пуаро! – пораженный, воскликнул я. – Теперь я понимаю…

– Ничего вы не понимаете, друг мой, – поспешно перебил он меня, – впрочем, как обычно! Это невероятно – и тем не менее так оно и есть! Ну что ж, предлагаю вернуться к себе.

Мы молча направились к своему номеру. Едва успев закрыть за собой дверь, Пуаро вдруг бросился переодеваться, чем совершенно сбил меня с толку.

– Сегодня же вечером возвращаюсь обратно в Лондон, друг мой, – объяснил он. – Это совершенно необходимо.

– Да?

– Абсолютно. Само собой, основная работа мозга уже завершена (ах, эти замечательные серые клеточки, друг мой!), но теперь нужны факты, подтверждающие мою теорию. Я непременно должен их отыскать! И пусть никто не думает, что Эркюля Пуаро можно обмануть!

– Жаль. А я рассчитывал уговорить вас отдохнуть хотя бы несколько дней, – уныло протянул я.

– Не злитесь, мой дорогой, умоляю вас! Тем более что я рассчитываю на вас. Надеюсь, вы окажете мне одну услугу… так сказать, в честь старой дружбы.

– Конечно, – поспешно ответил я, сразу воспрянув духом; мне вдруг стало стыдно. – Что надо сделать?

– Рукав моего пиджака, того, что я только что снял… не могли бы вы его почистить? Видите, там что-то белое – то ли пудра, то ли мел. Ничуть не сомневаюсь, друг мой, что вы заметили, как я провел пальцем вдоль ящика туалетного столика, не так ли?

– Боюсь, что нет.

– Ай-ай-ай, Гастингс! Вы должны были внимательно следить за тем, что я делаю. Ну да ладно. Вот тогда-то я и перепачкался в этом белом порошке и по рассеянности не заметил, что заодно испачкал и рукав пиджака. Поступок, достойный всяческого сожаления и тем более совершенно не согласующийся с моими принципами.

– Но что это за белый порошок? – перебил его я. Принципы Пуаро нимало меня не занимали. Тем более что я и так их уже основательно изучил.

– Ну-ну, естественно, это не знаменитый яд Борджиа, – игриво подмигнув мне, ответил Пуаро. – Вижу, Гастингс, ваше воображение уже заработало! Боюсь, это всего лишь обычный мелок.

– Мелок?

– Ну да. Тот самый, которым принято натирать края ящиков, чтобы они выдвигались без всякого шума.

Я расхохотался:

– Ах вы, старый греховодник! А я-то бог знает чего только себе не вообразил!

– До свидания, друг мой! Меня уже нет. Я улетаю!

Дверь за ним с шумом захлопнулась. Улыбаясь чуть грустно, чуть умиленно, я снял с вешалки пиджак Пуаро и потянулся за платяной щеткой.

На следующее утро, не получив весточки от моего друга, я решил после завтрака немного прогуляться. Встретил кое-кого из старых друзей и пообедал вместе с ними в отеле. Потом, покуривая, мы долго болтали о прежних временах. За разговором время летело незаметно, и, когда я наконец вернулся в «Гранд Метрополитен», было уже больше восьми.

Первое, что я увидел, был Пуаро, еще более щеголеватый и сияющий, чем обычно; он восседал, стиснутый с двух сторон тучными Опалсенами. Лицо его лучилось улыбкой величайшего торжества.

– Мой дорогой друг Гастингс! – воскликнул он и с протянутыми руками бросился мне навстречу. – Обнимите меня покрепче, друг мой! Дело благополучно завершено!

К счастью, на этот раз он решил ограничиться лишь крепким рукопожатием. Впрочем, от Пуаро можно было ожидать чего угодно. Я бы, скажем, ничуть не удивился, если бы он при всех бросился мне на шею.

– Стало быть, вы хотите сказать… – неуверенно начал я.

– Все чудесно, говорю я вам! – вмешалась миссис Опалсен. Ее пухлое лицо сияло от счастья. – Разве я не говорила тебе, Эд, что если уж ему не удастся вернуть мои жемчуга, так не удастся никому?

– Говорила, дорогая, говорила. И, как всегда, оказалась права.

Я бросил беспомощный взгляд на Пуаро, и он тут же пришел мне на помощь:

– Что ж, мой дорогой Гастингс, как говорите вы, англичане, все к лучшему. Садитесь поудобнее, и я расскажу вам, как мне удалось благополучно и ко всеобщему удовлетворению распутать это дело.

– Значит, оно закончено?

– Да, конечно, друг мой. Оба арестованы.

– Кто арестован?!

– Горничная и коридорный, черт побери! Так вы, значит, так ничего и не поняли, Гастингс? И не подозревали эту парочку? Даже после того, как я показал вам следы мела?

– Но вы же сами сказали, для чего его используют, – смущенно забормотал я.

– Совершенно верно – для того, чтобы ящик можно было бесшумно выдвинуть или задвинуть. Вот и на этот раз кому-то было очень нужно, чтобы этот ящик скользил взад и вперед без малейшего шума. Но кто это был? Безусловно, горничная. Их план был настолько простым и в то же время гениальным, что догадаться с первого раза было попросту невозможно – даже мне, Эркюлю Пуаро!

А теперь послушайте, как все было задумано. Коридорный спрятался в соседнем номере и терпеливо ждал. Француженка-горничная на минуту выходит из комнаты. И, воспользовавшись ее отсутствием, горничная с быстротой молнии выдвигает нижний ящик туалетного столика, вынимает шкатулку с драгоценностями мадам и, отодвинув задвижку, передает ее в соседний номер, коридорному. А тот уже не торопясь отпирает ее приготовленным дубликатом ключа, о котором он, вне всякого сомнения, позаботился заранее, вынимает жемчуг и дожидается своего часа. И тут Селестина, на их счастье, снова выходит. И – пф-ф! – все тут же повторяется. Через мгновение ящик со шкатулкой вновь стоит на своем обычном месте.

Тут возвращается мадам. Кража обнаружена. Поднимается шум. Горничная требует, чтобы ее обыскали, требует громогласно, с праведным гневом и слезами оскорбленной добродетели. И покидает комнату с высоко поднятой головой. Поддельное ожерелье, которым они заблаговременно обзавелись, уже лежит там, куда они подбросили его еще утром, – в постели Селестины! И тут, вне всякого сомнения, постаралась ловкая горничная! Мастерский ход!

– Но зачем вы ездили в Лондон, Пуаро?

– А вы помните визитную карточку?

– Признаюсь, она поставила меня в тупик… да и до сих пор я все еще не понимаю… я подумал… – Покосившись на мистера Опалсена, я деликатно кашлянул.

Пуаро расхохотался:

– Так и есть! Вы ни о чем не догадались. Как и коридорный, к счастью. Покрытие на этой карточке было обработано специальным составом – для снятия отпечатков пальцев. После этого я отправился прямиком в Скотленд-Ярд, отыскал нашего старого друга инспектора Джеппа и изложил ему все факты. И, как я и предполагал, оказалось, что эта пара отпечатков принадлежат двум хорошо известным полиции ворам, специалистам по кражам драгоценностей, которых разыскивали давным-давно. Джепп вернулся сюда вместе со мной, арестовал эту парочку, и жемчужное ожерелье было найдено у коридорного. Умные мошенники, нечего сказать, но они недооценили мой метод! Разве я не говорил вам, Гастингс, раз сто по крайней мере, что без метода…