– Не мог ли кто-то с завода проболтаться этим, с фермы «Дуплистое дерево»? – спросила Мона у своего менеджера Джейка Уильямсона.

– Да ни за что, мэм! Вы же нас знаете! – заверил ее Уильямсон и откинулся на спинку стула, не вынимая больших пальцев из задних карманов штанов. Защитный комбинезон, униформа работников компании, на крепком, накачанном Джейке выглядел как форма тюремного надсмотрщика. Мона чувствовала себя рядом с ним спокойно – возможно, потому, что Уильямсон, один из немногих на заводе, был выше ее ростом. – Мы с чужаками не болтаем.

– Тогда отчего они так уверены, что отходы сливаем именно мы? – задумчиво спросила Мона, складывая газету и машинально разглаживая складку.

– Но ведь это и правда мы, верно? – ухмыльнулся Уильямсон.

Мона сделала вид, что не слышит.

– Это не могли быть анализы экологической полиции – тогда бы нам прислали повестку и здесь было бы уже полным-полно репортеров. А что, если они выследили наши цистерны?

– Быть того не может! На наших дорогах есть участки плоские как доска. Если бы нас кто-то преследовал, мы бы наверняка заметили. А что случилось-то? Этот X. Дойль накалякал очередное письмо в редакцию?

Мона кивнула, не поднимая головы. Она судорожно смяла газету и принялась отщипывать по кусочку и кидать клочки на стол. Только публичной дискуссии ей не хватало! Она всегда утверждала, что на заводе все чисто, что правление фирмы заинтересовано в охране окружающей среды... Конечно, партийный съезд для выдвижения кандидатов уже закончился, все решено и подписано, но для того, чтобы быть избранной, нужна народная поддержка. Сейчас главное – победить на выборах, уехать в Вашингтон, и гори они тогда синим пламенем, эти избиратели! Хорошо бы ей раздвоиться. Чтобы одна ездила на собрания избирателей и вешала им лапшу на уши, а другая сидела тут и спокойно следила за выпуском удобрений.

Но сейчас избирательная кампания важнее, ею и надо заниматься. Однако без ее хозяйского глаза дела на заводе шли все хуже и хуже! Как все-таки не вовремя отец умер! Оказаться владелицей предприятия, вокруг отходов которого внезапно поднялась такая шумиха, было совершенно некстати. У фермеров и окружающей среды обнаружилось немало защитников.

Мона провела пальцем по странице в конец письма. Ну, так и есть: «X. Дойль». Этого она и боялась. Общий смысл статьи ей был известен заранее. В прудах и болотах разрастаются сине-зеленые водоросли, а это говорит о том, что в поверхностные воды сбрасываются фосфаты и органика, что приводит к бурному росту сорной растительности. X. Дойль выражал возмущение загрязнением грунтовых вод и спрашивал: что, если отходы сбрасываются в обстановке крайней секретности, быть может, в их состав входят также тяжелые металлы и диоксины?

Мона заскрипела зубами. Ну да, да, «Гилбрет фид энд фертилайзер» действительно уже много лет сбрасывает отходы на ничейные участки. А что делать, денег-то нет! Она бы с удовольствием поставила нормальные очистные сооружения, хотя бы затем, чтобы политическим соперникам не к чему было придраться. Но фирма не могла позволить себе еще и эти траты, вдобавок к заработной плате, рекламе и прочим расходам, без которых ни одной компании не обойтись. А этот X. Дойль наступает на больную мозоль, публично ее унижает! Мона Гилбрет ощутила, как ее переполняет гнев. Ей «вожжа под хвост попала», как говаривала ее бабушка.

– У нас опять накопилось много этого добра, а счета еще не оплачены, – будто прочитал ее мысли Уильямсон. – Надо от него избавиться. Резервуары заполнены под завязку, а вывозить его не возьмутся, пока мы не заплатим за старое.

– Скачайте все из резервуаров в цистерны. Сольете, куда я скажу! – ответила госпожа Гилбрет, глядя на обрывки газеты.

На пороге домика Холла и Мауры появилась Дола.

– Ну что это такое! – укоризненно сказала она, стараясь перекричать вопли младенца. Холл с облегчением обернулся к ней. Он держал ребенка в охапке и пытался перепеленать.

– Ее аж в сарае слышно! – сказала Дола.

– Слушай, детка, может, хоть ты что-нибудь с ней сделаешь? Она мокрая по уши, у меня дел по горло, а я никак ее уложить не могу!

Дола уперла руки в боки и уставилась на Холла с выражением, живо напомнившим ему ее прабабку Кеву.

– Ребенок плачет, а ты ничего сделать не можешь? Дай сюда!

Она взяла орущего младенца на руки и принялась тихонько напевать колыбельную. Азраи признала голос Долы, прекратила реветь и загугукала. Холл чуть заметно усмехнулся, отступил от пеленального столика, посыпанного тальком, и предоставил распоряжаться девочке.

– Ну-ну, узнала меня, да? – ворковала Дола, укладывая ребенка на столик. Она проворно смахнула со стола рассыпавшийся тальк, протерла Азраи влажной тряпочкой, намоченной в миске, что стояла тут же рядом, потом промокнула пеленкой. Затем постелила чистый подгузник и обернула его вокруг пояса Азраи так ловко, словно он всегда там и был.

– Да, видно, что меня тут не хватало, – сурово сказала Дола, натягивая на малышку просторный комбинезончик в красный цветочек.

– Да, без тебя как без рук, – серьезно согласился Холл. – Я обещал Тирону с Энохом помочь починить большой станок, и потом у нас еще куча других дел. Зато Маура обещала, что, если со станком все выйдет как надо, она из первого же куска пошьет тебе новое пальто на зиму. Тирон с Мастером твердят как один, что ты этого заслуживаешь.

Дола смягчилась. Девочке явно польстило, что Холл говорит с ней как со взрослой. Она улыбнулась ему:

– Да ладно, мне ведь это не в тягость. Я буду сидеть с Азраи сколько понадобится. Только мама просила, чтобы я помогла ей почистить картошку к ужину.

– Ну, до тех пор кто-то из нас непременно вернется, – пообещал Холл. Он проверил свой ящик с инструментом, чтобы убедиться, что ничего не забыл, взял его и направился к двери. – Маура только что накормила Азраи, так что есть она захочет еще не скоро. Ты каждый день даешь нам возможность отдохнуть хотя бы несколько часов, и мы тебе этого не забудем. Мы тебе очень признательны, Дола. Если устанешь, ищи нас в доме либо в амбаре, – бросил он уже с порога. – В буфете есть кекс.

Дола только кивнула в ответ. Она уже уютно устроилась с ребенком на руках у погашенного камина и принялась создавать причудливые иллюзии, забавляя Азраи. Холл улыбнулся, услышав, как его дочка радостно загугукала, и тихонько прикрыл за собой дверь.

Когда малышка наконец задремала, лежа на коленях у Долы, девочка подумала, что сидеть тут все-таки скучновато. На улице стояла чудная погода. В окно лились золотистые, горячие солнечные лучи. Кукуруза вымахала выше крыши. В этом году она уродилась на диво. Так говорила ее матушка, а она знает толк в растениях. Дола была очень рада, что они смогут всю зиму кормиться тем, что сами вырастили, но сейчас этот роскошный урожай застил ей солнце, так что она даже в окошко поглазеть не могла. А впереди еще несколько месяцев холодной зимы! Бр-р-р! Даже мысль о новом пальто не утешает. Смотреть на стебли кукурузы было скучно, а захватить книжку Дола не догадалась. В домике книжек было мало, да и те неинтересные. Холл читал в основном всякую научно-техническую литературу, а Маура – романы, но на иностранных языках. Хоть бы прибраться, чтобы не сидеть сложа руки, – так нет, пол свежевыметен. В большой дом Азраи не потащишь – она в любой момент может разораться, а старый Курран терпеть не может шума. Это, видно, из-за того, что им столько лет пришлось поневоле прожить в тишине.

– Будто мы какие-то привидения! Ну ладно, в конце концов, если в дом нельзя, куда-нибудь еще, наверно, можно? – сказала она вслух. – Главное – вернуться вовремя, чтобы помочь приготовить ужин.

Рядом с детской кроваткой висела переноска для младенцев, сплетенная из веревки, как рыболовная сеть. Переноска была рассчитана на взрослых, таких как Маура или Холл, и Доле оказалась великовата. Пришлось подвязать лямки. Узел торчал на узком плечике Долы, точно кулак, но зато теперь переноска висела там, где надо. Дола уложила спящего младенца в эту колыбельку и пристроила так, чтобы складка ее одежды поддерживала головку ребенка. Вроде бы надежно... Дола запихала холст, на котором создавала иллюзии, в карман туники, и они вышли на улицу.