Катарина подошла к креслу у камина и села. Через мгновение дверь отворилась, вплыла старая герцогиня, облаченная в темно-зеленое бархатное платье, за ней следовал Джон Драйвер.
На заднем плане; у двери, она увидела Альфред о ди Маласпига. Увидела – и поняла, откуда происходит его прозвище. Он уже заменил феску британским тропическим шлемом.
Ужин, это был долгий торжественный ужин, подавали в маленькой каменной комнате, которая не изменилась с пятнадцатого столетия. Единственной уступкой современности был электрический свет, струившийся на великолепные готические гобелены. Они ели при свечах; лакей, который встретил их по приезде, – сейчас он был одет в белую ливрею и перчатки, – ставил на стол блюда и обслуживал ужинающих с неторопливостью, которая действовала Катарине на нервы.
Она огляделась; лица, которые она увидела, казалось, принадлежали другой эпохе. Алессандро, как средневековый принц, сидел во главе стола, наблюдая за всеми присутствующими и уделяя ей особое внимание; дядя Альфредо, улыбаясь вежливой старческой улыбкой, беседовал с Джоном Драйвером; она испытывала угнетающее чувство нереальности происходящего, как будто играла какую-то роль в шараде. Беседа была общая, самая тривиальная, большей частью о местных жителях и непонятных ей событиях и делах. Она заметила, что эксцентричный старик исподтишка наблюдает за ней: разговаривая с Драйвером, он бросал на нее быстрые взгляды, тут же отворачиваясь, если она поднимала глаза. У нее сложилось впечатление, что его психика в куда менее неуравновешенном состоянии, чем могло показаться стороннему наблюдателю. В нем чувствовался скрытый ум, его живой взгляд отнюдь не соответствовал старчески отрешенному выражению его лица. Когда все встали из-за стола, он подошел к ней с ничего не выражающей улыбкой, она тоже улыбнулась, и он спросил:
– Как вам нравится мой головной убор?
– Он весьма необычен, – ответила Катарина.
Он кивнул.
– Его подарил мне один англичанин, много-много лет назад. Он знал, что я коллекционирую шляпы. У меня их больше шестидесяти – что вы об этом думаете?
– Это замечательно.
Они выходили последними, и она видела, что Алессандро ожидает ее за дверью.
– Вы очень милая женщина, – сказал старик, вдруг понизив голос. – Вы мне нравитесь. Но будьте здесь очень осторожны. Я ведь не такой глупец, как думают некоторые. – Он поклонился и отступил в сторону, пропуская ее. И, подходя к герцогу, она вновь услышала за спиной тихое предупреждение: – Будьте очень осторожны.
Бена Харпера срочно отозвали из Чикаго. Он тотчас же принялся допрашивать Тейлора, но столь же безуспешно, как и Карпентер. Коротко допросил он и Натана; ничто не вызывало у него такого омерзения, как продавшийся агент, поэтому он ограничился коротким и горьким резюме:
– Ты получишь по максимуму.
Натан ухмыльнулся, его избитое, все в синяках лицо смотрело с дерзким вызовом.
– У вас нет никаких неопровержимых улик против меня, – сказал он. – Вы ни черта не можете доказать, и вы это знаете. А угрожать можете сколько угодно – пока сами не загнетесь.
– Мы обязательно докажем твою вину, – пообещал Харпер. – Рано или поздно Тейлор расколется. И чтобы спасти свою шкуру, выдаст тебя с потрохами.
Но Тейлор проявил неожиданную стойкость. Он хорошо знал свои права и настаивал на них; ни Карпентеру, ни его шефу не удалось получить от него признание, что он связан с организацией Маласпига или Натаном. Как и многие толкачи, он не поддавался на уговоры стать государственным свидетелем и выдать своих сообщников. Он сидел в кабинете Харпера, очень бледный и взволнованный, требуя, чтобы ему вызвали адвоката, и отказываясь что-либо говорить.
После того как Тейлора увели, Харпер позвал к себе в кабинет Карпентера.
– Никаких успехов?
– Никаких. Молчит, точно ему отрезали язык. Мы не можем держать его долго, не вызывая адвоката, точно так же, как и Натана. Зачем ты его так разделал, Фрэнк?
– Скажи спасибо, что я его не убил. Если бы ты стоял здесь и слышал, как он передал сообщение о Кейт, да еще с этакой ухмылочкой!.. Почему ты не отдашь мне Тейлора? Пусть только никто не мешает, и через полчаса я выколочу из него полное признание. Мы должны знать, ушло ли его сообщение в Италию.
– Мы арестовали его сразу же после разговора с Натаном, он никак не мог передать сообщение. А когда мы связались с Интерполом, они сказали нам, что как раз в это время был трехчасовой перерыв в телефонной связи с Италией. Успокойся, Фрэнк.
– Я был уверен, что Натан не сможет передать сообщение, но он все-таки это сделал, – сказал Карпентер. – Они убьют ее так же, как и Фирелли.
– Погоди немного, – сказал Харпер. – Мы стравим их друг с другом, кто-нибудь да расколется. Бьюсь об заклад, что это будет Тейлор. Я подожду минут десять и, когда он решит, что худшее уже позади, снова начну его допрашивать. Ты можешь присутствовать, если хочешь. Но только без мордобоя.
– Я думаю, нам надо срочно связаться с Интерполом и вызволить оттуда Кейт.
– И сорвать все задание? Рафаэль поднимется в этот их Замок с отрядом карабинеров и, конечно же, не найдет ни одной крупинки героина в приготовленной к отправке партии товаров – они там не дураки. Мы не можем ничего предпринять, пока не узнаем, передал ли Тейлор это сообщение. Если, конечно, Натан и в самом деле звонил Тейлору. Будем надеяться, что это так.
– Я знаю, что он говорил с Тейлором. – Карпентер закурил сигарету; суставы пальцев его правой руки покраснели и вздулись. – Если что-нибудь с ней случится...
– Личные симпатии только вредят делу, – медленно произнес Харпер. – Не завидую тебе, если нам придется выпустить Тейлора. А пока мы не можем предъявить никаких конкретных обвинений ни ему, ни Натану. Мы знаем, что они замешаны в этом деле, но у нас нет никаких доказательств. И мы нарушаем закон, продолжая их задерживать. Перестань думать о Кейт. Принеси пару чашечек кофе, и мы опять возьмемся за Тейлора.
Карпентер вышел в коридор, где стояла большая кофеварка, а Харпер взглянул на часы. Было десять двадцать восемь. Они могли еще потянуть с адвокатом до вечера. Но этого времени было явно недостаточно.
На Западной Сороковой улице Мари гладила мужнины рубашки. К десяти пятнадцати она убрала квартиру и сделала кое-какие покупки для себя. Затем сварила кофе и убрала гладильную доску.
Она не поняла, почему Фрэнк Карпентер позвонил ей так поздно накануне ночью и спросил, где Джим. Она не понимала, почему он не дает о себе знать, ибо обычно он всегда предупреждал ее о своих отлучках. Карпентер всячески успокаивал ее. Нет никаких причин беспокоиться. Должно быть, он очень занят Она старалась подавить тревогу, но на следующее утро проснулась очень рано. Сделала тщательную уборку и выстирала все его вещи. Она любила домашнюю работу и с удовольствием занималась привычными делами. Почти вся ее жизнь прошла в бесконечных переездах, сменах работы, у нее не было ни постоянного места жительства, ни будущего, ни прошлого. И никакого спасения от бед – кроме героина. Темный туннель ее жизни вел прямо в ад. Натан показал ей, что ее ждет. Только его любовь и спасла ее. Она могла бы умереть за него. В десять сорок пять зазвонил дверной звонок.
– Кто там? – спросила она.
– Мы из ФБР, миссис Натан, – ответили ей. – Пришли передать вам кое-что от мужа.
Их было двое, среднего роста, в легких костюмах и мягких шляпах, которые они не потрудились даже снять.
– Джим... что-нибудь случилось с Джимом? – спросила она, глядя на них.
Один из вошедших закрыл переднюю дверь, а другой спокойно произнес:
– Не волнуйтесь, миссис Натан.
Он сграбастал ее за плечи и залепил широкой липучкой ей рот. Человек этот был очень силен, и она могла оказать ему лишь самое жалкое сопротивление, она лягалась и вертелась, но он внес ее в спальню и бросил на постель. Затем сел ей на ноги и руками прижал к одеялу. Второй мужчина тем временем открыл свою кожаную сумку на туалетном столике; Мари следила за ним глазами и, увидев шприц, попробовала что-то крикнуть запечатанным ртом. Второй мужчина туго закрутил ее руку резиновым жгутом, чтобы легче было найти вену. Они держали ее несколько мгновений, пока все не было готово. Затем второй мужчина всадил иглу. Она сильно дернулась, и тот, кто ее держал, рассмеялся. «Тебе это понравится, крошка», – сказал он, вставая. Оба поглядели на нее. Она лежала, не шевелясь, как мертвая. Веки были закрыты, и под ними набухали слезы. Человек, который впрыснул ей героин, нагнулся и сорвал липучку со рта.