— Ну, вообще, конечно, можешь и себе забрать или в ближайший Отдел Дорожной Стражи сдать за выкуп. Но это тебе в минус будет. Не дело это, на смерти братьев по вере деньгу зашибать. Не по-христиански.

Я киваю, мол, понял, и, отойдя на обочину к трупам боевиков, ножом отхватываю от рукавов куски ткани с вышивками.

Когда возвращаюсь, Оксана уже сидит в кабине «ЗИЛа», а дед Тимоха стоит у кучи моих трофеев.

— Ну, чего, Миша, предложение у меня к тебе есть: может, с нами в Червленную двинешь? Или какие иные планы есть? У нас там и оружейная лавка есть, туда можно все это добро сдать, если оно тебе не нужно. И Комендатура, за «бошки» деньги получить. И трактир хороший, там как раз ваши собираются.

— Что, на все Червленную один трактир?

— Почему один? — даже обижается Тимофей Владимирович. — Трактиров у нас только больших четыре, но ваши только в «Псарне» сидят. Ее бывший наемник Кузьма Четверть держит, вашему брату у него скидка. Давай, поехали. Опять же, маскхалат твой вернуть надо. Не здесь же Ксюшке его снимать?

От такого предположения Оксана залилась краской и стрельнула в мою сторону чернючими глазами. Не собираюсь ли я свое имущество назад прямо сейчас потребовать? Причем по взгляду и не понять, боится она этого или совсем даже наоборот. Тьфу, блин, так и не научился я в свои тридцать четыре женщин понимать!

— Ладно, дед Тимоха, уболтал, поехали. А с этими, — я киваю в сторону трупов на обочине, — и с «уазиком» чего делать будем?

— А что мы можем? «УАЗу» хана, радиатор и движок пулями сильно побило. Так что в Червленной на въезде старшему наряда Стражи скажем, они за своей техникой точно поедут. Если не починят, так на запчасти разберут. Ну, и этих прикопают заодно.

— Понятно.

Я закидываю свои трофеи в кузов «Бычка» на какие-то плотно набитые брезентовые баулы рядом с Егором и лезу в кабину. Поехали.

Едем довольно шустро, насколько позволяет состояние дороги. Нет, можно было бы и побыстрее, не развалились бы, но с раненым в кузове играть в Шумахера не стоит. Я загодя достал из трофейного ранца несколько кусков мяса и сейчас с удовольствием лопаю. Вкусно. Похоже на говяжий балык, что я когда-то пробовал на Украине. Вот только специй, на мой взгляд, многовато. Я хоть острое и люблю, но тут — явный перебор. А дед Тимоха рассказывает мне про свое житье-бытье, про то, что держит в Червленной небольшую, но популярную в народе лавочку, торгующую экипировкой, снаряжением и форменной одеждой и обувью. Товар закупает оптом в Моздоке. Решаю кинуть первый пробный камень и проверить, сильно ли изменился Моздок за эти тридцать лет.

— В «Икаре» [13]покупаешь?

— Не только, но и там тоже, — отвечает дед Тимоха и продолжает свой рассказ.

Домой они обычно возвращаются с большими военными конвоями, такой как раз выйдет из Моздока и пойдет в Ханкалу послезавтра. Но у какой-то подружки Егора и Оксаны завтра день рождения, они вскладчину уже и подарок прикупили. Вот и уговорили отца выехать вчера, напросившись в компанию к знакомому патрулю Дорожной Стражи. М-да, вот и прокатились…

Доедаю мясо и достаю из РДшки флягу с зеленым чаем. Делаю пару больших глотков. Нет, жить определенно хорошо! Спохватившись, предлагаю угоститься попутчикам. Дед Тимоха, объезжающий очередную промоину на дороге, только отрицательно крутит головой, а вот Оксана берет у меня протянутую флягу.

— Ой, а что это такое?

А, ну да, видимо, чай «Липтон» тут не так хорошо известен, как в наше время. Вдруг захотелось подурить. Я делаю страшное лицо и зловещим хрипящим шепотом сиплю:

— А это, девица, зелье приворотное! Теперь навек моя будешь!!!

Несколько секунд наблюдаю, как испуганно вытягивается ее симпатичное личико и широко раскрываются и без того большущие глаза, а потом, не выдержав, сначала прыскаю в кулак, а потом начинаю хохотать в голос.

— И не стыдно тебе, взрослому мужику, девчонку-то кошмарить? — укоризненно, но широко при этом улыбаясь, качает головой дед Тимоха.

Оксана, сообразив, что я пошутил, фыркает, будто возмущенная кошка, бросает фляжку мне на колени и отворачивается. Сквозь шум двигателя и дребезжание кузова слышу ее обиженный шепот:

— Дурак.

Снова ухмыляюсь, а потом пробую вытянуть из словоохотливого Тимофея Владимировича еще хоть какую-нибудь информацию.

— А что, чеченцы у вас тут часто такие фортели выкидывают?

— Да что ты, Мишань. Местные-то, равнинные, только сразу после Большой Тьмы, когда мы с Америкой друг друга расхерачили, бузили. Побандитствовали не слабо, но только после того, что им ханкалинские устроили, затихли, как отрезало. А все это уже сколько лет назад-то было! Так, сейчас, ну да, аккурат в тринадцатом году вояки по ним утюгом и проползли. И вот уже двадцать семь лет — тишина. Живут как нормальные люди: торгуют, скот, виноград и хлебушек растят. В Комендатурах служат и в Дорожной Страже. Только вот развалины тут да вокруг Шали на память о тех временах и остались. Мертвая Земля… А эти, — он неопределенно махнул рукой себе за спину, — они не местные. Из горских Непримиримых Тейпов. У них как молодняк подрастет, так идут в набег на равнину. Обряд этой, ини… или… тьфу, блин, посвящение в воины, короче.

— Инициация? — автоматически подсказываю я, а у самого голова занята совсем другими мыслями. Значит, Большая Тьма — это война, причем скорее всего ядерная. Центральная власть, похоже, физически исчезла вместе с Москвой. И местные «зверьки» начали вовсю резвиться, позабыв, что вместе с Москвой и центральной властью исчезли и те, кто не давал военным порвать их в клочья. И военные устроили то, что дед Тимоха назвал коротким, но емким словом «Резня». Судя по тому, как сейчас выглядит Алпатово, было весело.

— Точно, она самая. Вот, видать, опять подросли волчата, крови попробовать с гор спустились. Вот и хлебанули от души… Слушай, а ты вообще чем заняться-то думаешь?

— Вот приеду, осмотрюсь, тогда на месте и посмотрим. Хорошему бойцу всегда дело найдется, — уклончиво отвечаю я.

— Это ты прав. Дел нынче много. Можно в Вольных Стрелках походить, у них сейчас вроде Костя Убивец старший. Заседают в «Псарне». И заказы к ним идут все время, Охранные Роты Комендатур да ханкалинский ОсНаз не везде и не всегда успевают. Но Убивец не всякого к себе возьмет. Можно в нашу Комендатуру, в Охранную Роту. Комендант наш, капитан Костылев Игорь Васильевич, мужик хороший, справедливый. Про него еще ни один подчиненный дурного не говорил. А уж я со служивыми у себя в лавке каждый день общаюсь. А то вообще дуй в Объединенную Войсковую Группировку в Ханкале. К Генерал-Губернатору. У меня там Федька, старший мой, уже до старшины во Второй Роте ОсНаз дослужился. Скажу ему, он за тебя похлопочет. Парень ты крепкий, умелый. Вступительные испытания пройдешь без проблем.

— Да ну ее, Ханкалу. Равняйсь-смирняйсь, ходить только строевым шагом да каждому фонарному столбу воинское приветствие отдавать? Нет, не мое это!

Ох, рискую, конечно, откуда мне знать, может, теперешняя Ханкала от той, что знаю я, отличается очень сильно. Хотя что-то подсказывает мне, что место, в котором старшим сидит человек в звании Генерал-Губернатора, иным быть просто не может.

— Это да, — поддерживает меня старик. — Дисциплина там серьезная. Так и жалованье не маленькое.

— Не, Владимирыч, не все в этом мире решают деньги. Мне свобода дороже. Не люблю я над собой толпы начальников. Кстати, о деньгах. А цены-то у вас тут какие?

— Это смотря на что.

— Меня в первую очередь на оружие интересуют. А то пойду в вашу оружейную лавку «стволы» сдавать, а меня там и надуют.

— За это не переживай. Сергей Сергеич, который в «Ратнике» хозяин, мужик правильный, дурить не будет.

— И все же. Вот такой вот «АКС» как у меня, к примеру, за сколько возьмут?

— Такой, как у тебя? Ну, рублей пятьдесят за него дадут, за «Костер» [14]еще сороковник, а то и полтину.