– Вот ты как повернул, – задумчиво проговорила Мария Петровна.

– Здесь нечего поворачивать, факты на поверхности. Я только что разговаривал с Ириной, она нашла врача, который будет вас оперировать, встречалась с ним сегодня.

– Ирочка! Для меня хлопотала? – взволновалась Мария Петровна. – Сама?

«Лед тронулся! – подумал Павел. – Развиваем успех».

– Конечно, сама. Всю Москву на ноги подняла, чтобы найти лучшего специалиста. – Тут он слегка приврал для пользы дела.

– Значит, Ирочка меня… не ненавидит? Павел не собирался глубоко копать – давать оценки прошлому или анализировать в присутствии Марии Петровны нынешнее состояние Ирины, переживающей внутренний конфликт любви-ненависти к матери.

– Думаю, – уклончиво ответил он, – вам с дочерью надо больше общаться, чтобы разобраться в своих чувствах.

– Да я готова общаться с ней двадцать четыре часа в сутки!

– После операции так и получится. Кто, если не Ирина, будет за вами ухаживать? Сейчас начало декабря, к Новому году, надеюсь, вы уже поправитесь. Официально приглашаю вас на встречу двухтысячного года к нам! Разве это не прекрасно, Мария Петровна, встретить новое столетие рядом с внуком, дочерью, зятем и, – запнулся Павел, не зная, как назвать Николая Сергеевича, – и нашим дедушкой?

– Невыносимо прекрасно!

– Мария Петровна, выдам одну тайну. Мы с Ириной хотим второго ребенка.

– Правильно, молодцы!

– Но так сложилось, что главным воспитателем у нас в семье выступает Николай Сергеевич…

– Он навоспитывает! Рохля интеллигентская! А Николеньке твердая рука нужна!

«Какая у вас твердая рука, – подумал Павел, – я уже видел».

– Одного внука Николаю Сергеевичу, – продолжал Павел, – более чем достаточно, а второго дедушка точно не потянет.

– Ты хочешь сказать… что… вы бы, как бы, меня бы… – не могла подобрать от волнения слов Мария Петровна. – Допустили? Маленького нянчить?

– У нас другой бабушки нет. Несколько минут она изумленно хлопала глазами, не в силах переварить сказочные слова Павла.

– Режьте! – воскликнула Мария Петровна. – Режьте!

– Что?

– Вырезайте из меня эту дрянь, согласна! Лучше под лампой чертовой сдохну, чем… А если выживу…

– Обязательно выживете! Звоню Ирине и говорим, что вы согласны на операцию?

– Звони.

Павел набрал номер и передал трубку Марии Петровне.

– Ирочка? Здравствуй, доченька!

– Здравствуй!

– Как ты живешь?

– Нормально.

«Сейчас что-нибудь брякнет про ребенка!» – испугался Павел. И принялся отчаянно жестикулировать перед Марией Петровной. Показал, будто укачивает ребенка, потом приложил палец к губам, беззвучно, отчаянно артикулируя, произнес: «О ребенке ни слова!» – «О Николеньке?» – так же тихо спросила Мария Петровна, показав пальцем в сторону кухни. «Нет, – замотал головой Павел и показал два пальца. – О втором ребенке!»

– Алло? – позвала Ирина, потому что на том конце установилось непонятное молчание и слышались странные шорохи.

– Ирочка! Я с Николенькой познакомилась. Ах, какой мальчик! Чудо света!

– Зачем ты звонишь?

– Это не я, то есть я, но набирал Павел. Ирочка, я согласна идти под лампу, под нож, под черта лысого, на все согласна.

– Хорошо. Завтра придешь на прием, я выпишу направления на анализы. Для госпитализации нужно сдать анализы на СПИД, гепатит и сифилис.

– Откуда у меня взяться сифилису или тем более СПИДу? – хмыкнула Мария Петровна.

– Таков порядок. Откуда… Вчера ко мне приходил твой Толик.

– Зачем?

– Беспокоится о твоем здоровье. Похоже, осталось заседание правительства провести с повесткой дня «операция Марии Петровны Степановой».

– Ты на меня злишься? Тебе много пришлось хлопотать? Не беспокойся, за операцию я заплачу.

– Можешь – заплати, но никто тебя обдирать не собирается. Скажи Павлу и Николеньке, чтобы шли домой, мы их ужинать ждем.

– А Николенька покушал. Всякой дряни! Ничего порядочного у меня не было.

– До свидания!

– До завтра, Ирочка!

Мария Петровна медленно и аккуратно положила трубку на рычаг.

– Слышал? – спросила она Павла, гордо улыбаясь. – Мы говорили, как… как нормальные!

Из кухни послышался звон разбившейся посуды. С криком «Ты не порезался, мой драгоценный?» Мария Петровна бросилась из комнаты.

Николенька отужинал по украинской пословице: шо не зйим, то понадкусаю. Он все попробовал, надкусил. Потом решил провести эксперимент: смешать в тарелке кильки, творог, кабачковую икру, сметану – словом, все, что можно было превратить в кесю-месю. На вкус блюдо получилось отвратительное. Мама за порчу продуктов, за игру с ними обязательно заругала бы. А бабушка? Если тарелка упадет, разобьется, никто и не догадается об эксперименте. Тарелка двигалась к краю стола почти сама, Николенька к ней не прикасался. Только две его ручки зажимали вазочки с вареньем (допустим, танки) и толкали тарелку (противника) к пропасти.

Бабушка понравилась Николеньке. Из-за разбитой тарелки не расстроилась, не заругалась. А папа кулак показал, предварительно ткнув пальцем в направлении жижи и осколков на полу.

Николенька зачислил бабушку Марусю в ту же категорию, к которой принадлежали мама, дедушка и Вероника – любители поцелуев и тисканья его, Николеньки. Любовь нужно терпеть, «давно» понял Николенька. Вот папа его «не любит», потому что он самый сильный. К потолку подбрасывает, ух, высоко! Закружит – голова как волчок. Николенька изо всех сил упирается, тянет, тянет, а папину руку в локте разогнуть не может. Папа редко целуется, только иногда взлохматит ему волосы и улыбнется по-особому.

Бабушка Маруся, когда уходили от нее, осыпала Николеньку поцелуями – точно Вероника. Но тетушка никогда бы не сказала ему как взрослому, не прошептала на ушко:

– Не думай, что я сопля бесхребетная. У меня характер железный.

По дороге домой Николенька выяснял у папы разницу между хребетной и бесхребетной соплей. «Мало нам воспитательниц!» – думал Павел.

После их ухода Мария Петровна позвонила Толику, напрочь забыв, что рассталась с ним на веки вечные. Заявила, что ей срочно нужна самая лучшая детская железная дорога – это во-первых. Во-вторых, требуются деньги на операцию, надо продать часть монет. В-третьих, какого лешего он, Толик, досаждает ее дочери? Выслушав невнятные объяснения, Мария Петровна вздохнула:

– Ведь ты пропадешь без меня, недотепа?

– Пропаду, Марусенька! Не гони меня!

– Ладно, приходи…

Ирина накрывала на стол и одновременно по телефону анализировала кардиограмму Тимура Рафаиловича. Только положила трубку, телефон снова зазвонил, опять кому-то нужна доктор Кузмич.

– Не квартира, а филиал «скорой помощи», – недовольно буркнул Павел, которому не удавалось перекинуться словом с женой.

За ужином Ирина делилась новостями, сплошь приятными. У медсестры Верочки появился поклонник с серьезными намерениями. Живет на участке, Верочка ему уколы делала.

– Не так страшен грипп, – хохотнул Павел, – как его осложнения.

После гриппа он женился на участковой медсестре.

– Очень остроумно! А меня сегодня вызвал главврач поликлиники и предложил должность завотделением. – Ирина хотела сохранить равнодушное лицо, но ей не удалось, она счастливо и гордо улыбнулась. – С перспективой на замглавного врача. Через два года его заместительница уходит на пенсию.

Павел и Николай Сергеевич разделили ее радость, поздравили с карьерным ростом. Николенька не мог долго переносить взрослых разговоров, скучал, когда внимание отвлекается от него, любимого. Просьба сына поставила Ирину в тупик.

– Мама, расскажи, почему моя бабушка надолго потерялась. Где она была?

Тему вдруг появившейся бабушки Ирина предпочитала обходить стороной. Она и Павла не расспрашивала о подробностях их с Николенькой визита. Ирине требовалось время, чтобы пересилить себя и легко говорить о матери. На помощь пришел папа. Николай Сергеевич увел внука с кухни, обещав все ему рассказать вместо сказки на ночь. Интересно, каков будет сюжет у этой сказки и Николенькины комментарии?