В оперативном зале ничего с вечера не изменилось. Дежурный офицер доложил сжато, картина получилась достаточно сложная и неприятная. В конце концов Сьюард решил, что поиски трупа можно отставить на второй план. Труп он и есть труп, с ним не поговоришь, в смысле информации это нуль. Гораздо сложнее ситуация с «Зенитом».

Ясно, что Кирман продолжал работу по этой программе и после ее отмены. В Пентагоне допустили оплошность, секретность оказалась слишком высокой и, как это бывает в подобных случаях, привела к бесконтрольности. Возможно, что существуют и другие, пока не отмененные, программы такой же степени секретности. Эту глупость, которая была не более чем следствием перестраховки, нужно было немедленно пресечь, и Сьюард отметил себе: поднять вопрос на первом же совещании с руководством министерства обороны.

А в данном конкретном случае искать выход из создавшейся ситуации придется ему, точнее — его ведомству. Глупое это занятие — вести разведывательную операцию по той единственной причине, что в собственном доме секретность превысила разумный предел. Хорошо бы свалить ответственность на директора, но шеф ЦРУ вернется только к следующему уик-энду.

Эксперты уже работают. В их доклад Сьюард вникать не стал, файл был короткий, строк тридцать, ожидать большего результата было бы нелепо, прошла ведь всего одна ночь.

Инцидент с мышью его поразил. Информация службы безопасности базы Шеррард была сухой, но емкой. Сьюард представил себе переполох, поднявшийся на базе, когда эта мышь сбежала из сейфа. Трудно обвинять в происшествии лаборантку Кирмана — Тинсли сама была посвящена не во все детали работы, да и недостаток образования сказывался. На допросах она не лгала — проверка на полиграфе показала это однозначно. Но здесь бы нюанс, понятный, повидимому, и Рихтеру. Тинсли не лгала, отвечая на прямо поставленные вопросы. На непоставленные вопросы она, естественно, не отвечала, а как мог Рихтер прямо ставить вопросы по проблеме, в которой не разбирался? Тинсли вполне могла утаить важную информацию.

Сьюард представил себе, как майор Рихтер входит с группой экспертов в кабинет Кирмана. С ними Беатрис Тинсли и специалист по вскрытию сейфов. Майор пробует открыть замок с помощью последнего шифра, сообщенного ему Кирманом за неделю до отъезда с базы. Поменять шифр в течение недели не мог никто. Однако сейф не отпирался. Значит, Кирман сообщил неверный код, нарушив грубейшим образом инструкцию по безопасности. Кодовое слово состояло из шести букв, угадать его было практически невозможно, это ведь, скорее всего, было и не слово, а бессмысленный набор букв. Специалист по сейфам возился с замком до глубокой ночи, Тинсли валилась с ног от усталости, и Рихтер разрешил ей идти спать.

Шифр подобрать не удалось — замок вскрыли автогеном. Едва дверца распахнулась, всех, кто был в комнате, окатила волна животного ужаса. Им померещилось, в глубине сейфа прячется существо, от которого буквально разит ненавистью. Как понял Сьюард, описать толком свое состояние не смог впоследствии никто. Майор лишь успел заметить, что из сейфа выскочила мышь — интенсивно белая, с красными глазами. Мышь метнулась к двери и исчезла, после чего ощущение ужаса схлынуло, и мужчины бросились вдогонку. Специалист по сейфам, наверное, все же остался — по инструкции он не имел права отходить от вскрытого сейфа без приказа начальства.

Мышь промчалась по коридорам, и охрана, по-видимому, решила, что началась атомная бомбардировка: расстреляв в воздух обоймы автоматов, солдаты бросились в убежище.

Мышь исчезла. Тинсли сказала, что мышь Бимбо была одним из последних подопытных животных Кирмана. Она была заражена, умерла от рака, а затем возвращена к жизни, в результате чего с ней произошла метаморфоза, объяснить которую лаборантка не смогла. Кабинет опечатали, в сейфе не оказалось ни одного клочка бумаги, ни одной компьютерной дискеты — только мышь.

Информация о поисках самого Кирмана тоже была скудной. В дорожную полицию Карсон-Сити позвонил фермер и сообщил о сгоревшей машине. Автомобиль обнаружили быстро — это действительно оказался «феррари» Уолтона. Кирмана в машине не было. По мнению полицейского эксперта, Кирман сбросил в окраг пустую машину, а сам скрылся. Это вызвало сомнения, но местность все же начали прочесывать. Оперативная информация шла на дисплеи, но сдвигов пока не намечалось.

Сьюард был убежден в том, что затишье временное. В существование разветвленного заговора он не верил, в террористов, похитивших умиравшего ученого, — тем более. Была здесь, возможно, хитрость, о которой нужно догадаться. Сьюарду даже показалось, что он читал в отчетах или слышал от кого-то слова, связанные с этим очередным исчезновением. Перечитывать тексты Сьюард не стал и начал думать о другом, полагая, что подсознание само найдет решение.

Осталась проблема прессы. История с фотографией Кирмана — явный прокол ФБР. С коллегами из федеральной службы придется еще разбираться, а сейчас необходимо было решить: сдерживать усердие репортеров или направить это усердие по какому-нибудь ложному следу. Конечно, не все журналисты представляли угрозу для расследования. Большинство, понимая, что не им соревноваться с ЦРУ, выжидало. Но были и настырные, среди которых самый настырный — Крафт из «Нью-Йорк таймс». Действительно классный репортер с острым политическим чутьем. Назревавшие сенсации он чувствовал за сутки. Сьюард еще вчера, вскоре после брифинга, решил «повезти» Крафта на запад. Когда тело Кирмана найдут, пусть Крафт окажется первым, кто возьмет у мертвеца интервью. Ради Бога.

Вспомнив о своем решении, Сьюард опять ощутил легкое неудовольствие, будто он не учел чего-то, что может потом дорого обойтись. Подсознание пока молчало, а видимых просчетов в рассуждениях Сьюард не нашел.

До десяти, когда Сьюарду предстояло ехать в Белый дом на совещание, он должен был сделать еще немало — дело Кирмана, несмотря на срочность и важность, не было, конечно, единственным, требовавшим его внимания. Сьюард вызвал к себе руководителей отдела Латинской Америки и потратил битый час на выяснение обстоятельств очередного переворота в Коста-Рике. Перенеся продолжение обсуждения на 15. 00, Сьюард взял подготовленную секретарем папку с полной распечаткой доклада (сюда внесли также новости, поступившие утром) и отбыл.

По дороге он просмотрел доклад, остановившись на последней странице. Оказывается, Крафт уже взял след. Его личные информаторы, один из которых был соответствующим образом обработан людьми Сьюарда, дали репортеру курс на Сакраменто (Карсон-Сити не упоминался — пусть Крафт поищет), и тот уже вылетел на запад.

Поиск самого Кирмана не продвинулся, хотя радиус действия групп довели до пятидесяти миль. На базе Шеррард эксперты продолжают работать. С мышью тоже происходили странности — ее не нашли, но базе то и дело вспыхивали очаги безосновательного ужаса. В шесть утра с поста у электростанции бежала охрана, в шесть тридцать в панике разбежался персонал столовой и так далее.

В Белом доме Сьюарда ждали. Шагая по ворсистому ковру, заглушавшему звуки, Сьюард неожиданно выудил из подсознания ту фразу, которая не давала ему покоя. Он остановился и даже чертыхнулся вслух. Если бы это было возможно, он вернулся бы в Лэнгли, прервал все линии поиска и повел расследование иначе. Главное — остановить Крафта. Не приведи Бог, если это будет в газетах. «Власть над планетой», — сказал вчера генерал Вудворт. Черт бы побрал Тинсли, которая, конечно, обо всем знала! Кирман поставил опыт на себе. Что-то с антивирусом рака, по-видимому. Что? Что, черт побери?

Кирман пришел в себя, едва над пустыней взошло солнце. Встал и пошел. Утро было прекрасное, и вся живность, какая только могла водиться в этой части континента, вылезла из нор и сновала по камням и песку, между редких кактусов. Это мелькание, суета сначала мешали Кирману, замечавшему все на расстоянии до сотни футов, а потом он как-то сразу научился отсекать лишнее, не замечать даже ящериц. Он мог видеть все, но сейчас это было ему не нужно. Кирман шел на юго-восток.