— Я весь внимание, — мигом подобрался Поликарпов, прекрасно понимая, что просьба будет очень непростая.

— Начну несколько издалека, — все так же продолжая неспешную прогулку, подошел к основной для себя теме намеченной беседы Геркан. — Есть мнение, что Берия является глубоко законспирированным британским шпионом. Доказательств никаких нет. А мнение есть. Берия, Берия, — дважды повторил и даже кивнул он головой в качестве подтверждения своих слов в ответ на шокированный взгляд авиаконструктора. — Просто пойти на приём к товарищу Сталину и рассказать о существующих подозрениях — смельчаков нет. Хотя Иосиф Виссарионович и сам стал что-то такое подозревать. Не просто так из состава НКВД было выделено НКГБ[1], которому и передали всю разведывательную с контрразведывательной деятельность, наравне с охраной руководства страны. И там всем заправляет уже товарищ Меркулов. Но даже после этого возможности Лаврентия Павловича остались очень уж солидными. А шпион на такой должности — это… сами понимаете. Вот и было принято решение попробовать поймать его на живца. То есть на меня. Всё же не только вам я кое-что подсказывал и кое в чём помогал на протяжении многих лет, — намекнул Александр на причину своей ценности в качестве наживки. — И вскоре по определенным цепочкам передачи данных пройдет информация, что мне стало известно нечто невероятно важное. Настолько важное, что я сразу же засобирался ехать напрямую к товарищу Сталину, отдыхающему ныне в Сочи.

— А это действительно так? — на всякий случай уточнил Поликарпов, получив в ответ ну очень острый и полный подозрений взгляд.

— Лучше вам этого не знать, Николай Николаевич, — довольно холодно произнес Александр. — Вы создаете превосходные истребители. Вот и занимайтесь тем, что у вас выходит столь великолепно. А кесарево оставьте кесарю. Вас перестали третировать, как это было прежде. Вы пережили тяжелейшую операцию. У вас растет умница дочка. Так радуйтесь жизни!

— Я понял, — нервно сглотнув, кивнул головой «король истребителей», который никогда не желал влезать в «политику». — Так что необходимо от меня?

— Мы с вами еще прогуляемся недолго. А после я уйду. Просто уйду. Вы же вернетесь к зданию своего КБ, подойдете к водителю машины, коя доставила меня сюда, и сообщите ему, что Геркана забрали с собой два сотрудника НКВД. Вот, — вновь покопавшись в полевой сумке, извлек оттуда Александр еще пару свернутых листов, — ознакомьтесь с описанием этих гипотетических чекистов и их портретами. А также с их фразами, сказанными мне и моими ответами им. Только не старайтесь запомнить всё слово в слово, так как это будет выглядеть заранее отрепетированным. Пусть будет больше экспромта в ваших показаниях, когда вас вызовут их дать. И лучше вовсе несколько раз прогоните в голове то, как и что вы будете отвечать тем, кто станет меня разыскивать, дабы потом не путаться в своих же собственных словах.

— И… это всё? — потратив от силы полминуты, чтобы запомнить своей феноменальной памятью указанную информацию, Поликарпов вернул обратно оба листа обратно краскому.

— Всё! — ответил Александр, прибирая «улики». — Полагаете, что мало попросил?

— Есть такое дело, — не стал кривить душой авиаконструктор.

— Поймите, Николай Николаевич. Вы один из тех немногих людей, кому я действительно доверяю, пусть даже мы не можем считать друг друга друзьями. И вы единственный из всех, кто сейчас находится в Москве. А время буквально утекает из рук. Потому о большем просить не смею. Разве что, если я вновь не появлюсь у вас ровно через три недели или раньше, позвоните вот по этому номеру и сообщите всё то же самое, что скажете моему водителю, — вырвав лист из небольшого блокнота, он быстро начеркал на нем несколько цифр.

— Хорошо. Сделаю, — приняв очередную бумажку, кивнул Поликарпов. — Но можно ли мне узнать, чей телефон вы мне дали?

— Это секретариат товарища Сталина, — огорошил того Геркан. — Сам Поскребышев, скорее всего, сейчас находится вместе с Иосифом Виссарионовичем на югах. Но кто-то из его команды обязательно должен будет взять трубку. Просто представьтесь и передайте сообщение, упомянув при этом, что это я просил вас позвонить. И, если вас не затруднит, помолитесь за меня и успех задуманного мною предприятия. Это будет отнюдь не лишним.

— Помолюсь, — по-доброму улыбнулся авиаконструктор, для которого вера являлась неотъемлемой частью всей его жизни.

— Да. Если кто спросит, зачем я к вам приезжал. То говорите всем, что по знакомству попросили достать для вас талон на приобретение автомобиля, — с этим словами Александр выудил из планшета очередную бумажку, о которой, впрочем, мечтал ныне едва ли не каждый второй житель страны. — И я этот самый талон вам привез. Причем не на малолитражку КИМ, а на ГАЗ-11–73. Считайте это выражением благодарности лично от меня за будущие беспокойства. Ну, или прощальным подарком, ежели у меня не выйдет одержать верх в противостоянии с той силой, что всячески стремится навредить нашей стране, — вложил он «заветный талон» в руку Николая Николаевича. — И пусть все остальные вам завидуют. Потому что кто-кто, а вы этого точно заслуживаете.

— У меня и служебный автомобиль имеется, — несколько растеряно пробормотал Поликарпов, тем не менее, приняв талон. Ведь от такого в Советском Союзе никто из пребывающих в здравом уме и доброй памяти не отказывался. Даже те, у кого имелись огромные деньги.

— И не рассказывайте никому о тех зарисовках, что я вам передал. Они и мои комментарии к ним предназначены только для вас, — пропустив мимо ушей бормотание авиаконструктора, продолжил давать наставления Александр. — Просто начинайте работать в том же направлении, дабы не терять время. На этом, пожалуй, откланяюсь. Бог даст, свидимся. А мне уже пришла пора исчезать, — с этими словами краском на прощание пожал руку собеседнику и поспешил затеряться на внутренних дорожках коттеджного поселка.

По результатам долгих раздумий и визита в Ленинград, где им был обнаружен никем не тронутый тайник с паспортами, пленками с отснятыми чертежами опытного Т-111 и небольшим количеством золотых монет, Александр решился-таки попытать счастья в скорейшем воссоединении с семьей. Он и так пропал с концами более чем на 5 лет, что являлось очень уж солидным сроком. И ждать момента воссоединения еще примерно столько же, не захотел. Благо золота должно было хватить, чтобы заинтересовать кого-нибудь из оставшихся на новой советской территории финнов поработать проводником на территорию Финляндии для якобы спасающего свою жизнь раскрытого сотрудниками НКВД американского шпиона. А кем еще ему было представляться в плане построения своей легенды? Уж точно не уругвайским разведчиком! Здесь же, и паспорт, и знание английского языка, шли как раз в тему.

К тому же очередное, крайне необходимое, послание Харона обещало стать настолько смертельно опасным, что просто так предоставить его на тарелочке с голубой каёмочкой, как предыдущие, не представлялось возможным совершенно. Какими-то левыми посланиями там было не отделаться уж точно. Тут требовалась именно что мозголомная многоходовка, достоверно проверить ход которой не представлялось бы возможным никому. Особенно в текущей обстановке. Для чего требовалось «удивительным образом спастись из рук похитителей, что на протяжении нескольких недель пытались выбить из Александра Морициевича Геркана все-все секреты Красной армии». Для чего, к сожалению, заранее приходилось смириться с будущими потерями части зубов, парой тройкой поломанных пальцев, получением ожогов и, естественно, с многочисленными синяками и ссадинами, как на лице, так и на теле. Но подо что еще, как не под новые многочисленные травмы головы, можно было залегендировать частичное возвращение памяти?

А память возвращать себе была необходимость для того, чтобы бросить тень сомнений на Павлова и Кулика, дабы хотя бы удалить их от непосредственного командования советскими войсками. Чёрт их поймет, кем они являлись на самом деле — командующими, которым просто не хватило академических знаний, боевого опыта и толики удачи, либо же целенаправленными вредителями, что очень уж умело маскировали свои подрывные действия под желание максимально способствовать успехам РККА в силу своих на то разумений. Вот только для этого ему уж точно предстояло впоследствии вновь возвернуться в СССР, рискуя своей жизнью, не говоря уже о здоровье. О чём Александр ещё собирался крепко подумать в ближайшее время.