И сам себе отвечаю — работать. По-настоящему работать, в менеджменте, затем в политике. А не в цирке, в ежиков превращаться. Работать, работать, расти. Становиться выше, значимее, добиваться руководящих постов. А иначе так жизнь и пройдет впустую.

И сам себя спрашиваю — а на кой байт мне эти посты руководящие? И почему мне нельзя тихо себе и скромно работать программером? Получать зарплату, играть в игрушки, трындеть в инете, гулять с девчонками? Почему надо дни и ночи пахать, строить из себя большого начальника — с какой целью-то? Мне это надо?

И сам себе отвечаю — надо. Один раз жизнь дается, прожить ее надо с блеском. Как компьютерную игрушку пройти. Не застрять на первом же уровне, не закопаться в мелочах, а пройти все уровни доверху, до конца. И победить.

И сам себе удивляюсь — откуда такое честолюбие? В общем, ворочаюсь с боку на бок, уснуть не получается. Ночь уже темная на дворе. Смотрю в потолок и как-то так, шутки ради, перевожу глаза на инфракрасное зрение…

Прямо надо мной, в квартире этажом выше, — дикая толпа народу, причем не гости у кого-то собрались, не пьют, не шумят, не танцуют. Сидят рядами, ждут команды. И в квартире ниже толпа народу. И по всему дому затаились…

У меня уже как-то нет сомнений, что это за мной. Тем более прямо надо мной стоит треножник и на нем камера, судя по непроницаемо-черному объективу — тоже инфракрасная. Изучают, контролируют, сволочи. А рядом еще аппаратуры навалено, сетки какие-то, баллоны… Вот эти баллоны мне меньше всего понравились.

Ну, зачем я им? Что им от меня надо всем? Первая мысль была — сматываться. Потом думаю — а мать как же? Но понимаю, что мать они не тронут, им я нужен. Ну, максимум вызовут, вопросов позадают всяких.

Так что надо сматываться. А пока что я лежу и делаю вид, будто ничего не замечаю. Сплю типа. А сам судорожно думаю — что делать, что делать? Куда? В окно? Расстреляют из автоматов в клочья, чую, что расстреляют. Эх, зря я на ту базу вообще полез, жил бы тихо, никого бы не трогал. А тут — то телевидение, то отделение милиции, то база. Ах да, спецназ еще на той даче бандитской… Хорошо еще в Мавзолей не пролезал, а так — куда только не совался и везде шуму наделал. Всех, кого только можно было, на ноги поднял, идиот. Но база — это совсем была глупость. Или тогда уже надо было того генерала убить и съесть…

Стоп, говорю себе. Перебор. Откуда во меня такая мерзкая мысль? Вот уже третий раз в голову лезет. Первый раз — еще в медсанбате, когда я только его облик принял. Ну, там уж я так, отмахнулся. Второй раз — когда живой генерал позвонил Миняжеву, мне сразу подумалось — зря в живых оставил. Третий раз — сейчас. Ведь это же не моя мысль? Вообще не человеческая мысль! Мне такое и в голову бы не пришло! Так откуда? Кто внутри меня мне такие мысли диктует? Словно инстинкт какой-то. Прислушался я к себе — и точно, инстинкт: перевоплотился, убил, съел. Занял место, пошел, дальше. Хорошая программа во мне сидит! И с каждым днем, я так понимаю, все сильнее она действует и сильнее!

Ладно, думаю, разберусь с этим обязательно. Но сейчас главное — вылезти отсюда, пока не изловили. А как? Вниз ползти по вентиляциям всяким и трубам? А у них баллоны… Зальют вентиляцию кислотой или чем там, а потом меня на кусочки порубят, как тот хобот форточкой. И по пробиркам распихают…

Тут мне вспоминается, как обрывок хобота ко мне сам на крышу приполз, и приходит в голову неплохая мысль. Вот только смогу ли? Прислушался к себе — смогу. Осталось только выбрать место. Подумал-подумал — вспомнил. Есть недалеко от дома небольшой скверик заброшенный, за деревьями гаражи, а рядом голубятня. Почему-то голубятня мне на ум сразу пришла — по аналогии, что ли? В общем, стал я представлять мысленно эту голубятню и пути к ней, все возможные пути по воздуху, по земле — вот прямо отсюда, из комнаты, через окно. Понимаю, что главное тут — очень хорошо себе представить цель. Цель — голубятня. Готовился я так, лежал долго и все представлял себе, как я лечу к голубятне… А потом слышу — машина во дворе проехала, и смотрю — зашевелились бойцы этажом ниже, напряглись. Ну, думаю, тянуть больше нельзя. Вперед!

Вот ты спросишь, как это у меня получилось? Не знаю. Отдал команду, уверовал в то, что это необходимо, — и получилось. Скинул одеяло, чтоб не мешалось, на миг весь перемешался, превратился в амебу — и рассыпался ровно на двести пятьдесят шесть кусков. Почему именно так? Прикинул по массе примерно, выходило, что так лучше всего.

Дальше я помню очень странно и смутно, как будто не со мной было. Что и неудивительно, верно? Помню только полеты, движения, крылья и цель — голубятня. Помогло то, что я пять часов провел в облике летучей мыши, запомнил каждой клеткой тела. И теперь рассыпался на мелкие куски, и каждый превратился в летучую мышь. И я, то есть, конечно, мы — всей толпой рванулись в разбитое окно. Все сразу не влезли, кружились по комнате, махали крыльями. Затем полет — короткий и стремительный. Никакой погони, никаких выстрелов — это и понятно, обалдели они, наверно, от такого.

И вот прихожу я в себя — уже на крыше голубятни. Почему на крыше — не знаю. Я никаких особых команд себе на этот счет не давал. Шлеп, шлеп — все больше и больше прихожу в себя, ощущаю свое тело. Последний кусок пришлось ждать несколько минут, я уж думал, не дождусь, случилось что-то. Мало ли что может случиться с одинокой летучей мышкой? Кошка сожрет, например, или бойцы подстрелят… Но нет, нормально. Подлетает ко мне крохотная тушка — у меня уже к тому времени глаза были, только в какой я форме был, сейчас уже не вспомню. Подлетает, короче, тушка — смешная такая, крыльями молотит, маленькая летучая мышка, только лицо — мое, человеческое. И глаза круглые, испуганные. Так и я не знаю, что там с ней случилось и где задержалась. Я щупальце выпустил, заграбастал ее быстро — и стал целым. А затем по-быстрому превратился в собаку, спрыгнул на землю мягко, на все четыре лапы, и побежал по улице. Погони нет, бегу.

Неприятный был только один момент — остановился около автобусной остановки, пардон, по маленькому делу. Не у самой, конечно, остановки, я ж культурный человек, у деревца рядом. Остановился, лапу задрал, как положено, и вдруг смотрю — стеклянная такая остановка, ну, знаешь, из новых, и на ней плакат наклеен. “Пропала собака! Видевшего или знающего хоть что-нибудь просьба позвонить по телефону. Огромное вознаграждение за любые сведения!!!” Прикинь? За любые сведения! А на плакате — мой портрет. То есть не мой человеческий, а мой в образе собаки. Причем снимок не очень резкий, увеличенный и сделан знаешь где? Я узнал это место. Это вот на той самой бандитской базе, у выхода из гаража. Я стою в такой задумчивой позе, то ли это был момент, когда я оттуда, только выскочил, то ли уже потом, когда слонялся вокруг и думал, чего делать… Но факт — оттуда карточка. Кто меня там заснял? Не было там никаких фотографов. Только одна мысль приходит в голову — может, спецназовцы штурм на видео снимали? Ну, типа ошибки разбирать — кто не туда стрелял, кто плохо спрятался?

Вот, думаю, докатились ребята. Собаку разыскивают. Видимо постеснялись написать “особо опасная собака разыскивается в связи с террористическими актами”…

Не стал я сдирать этот плакат, дела свои закончил, лапу на землю опустил и поскакал дальше. Бегу, и кажется мне, что все на меня смотрят из окон. Особенно из освещенных. Почему-то в Москве ночью очень много освещенных окон. Ушел я в палисадники, во дворы, тихонько между кустов, по опавшей листве, пробежал еще пару дворов вглубь — и в подъезд один заскочил. Тихо вбежал на последний этаж и еще чуть выше — и в комнатку машинного отделения лифта просочился сквозь щель под дверью.

И тут решил отдохнуть и наконец подумать, что теперь делать, — в спокойной обстановке. Вид я принял не совсем человеческий, чтобы не мерзнуть, а сам не знаю какой. Лицо человеческое, а сам как медвежонок мохнатый. В лифтерке этой кресло стояло посередине — гнусное, но целое вроде. И бутылки рядом. Лифтеры сюда пить, что ли, приходили? Сел я в это кресло, думаю.