– Чего это «замолчи»? – обиделся тот.
– Лес-с-с-сти.
– Чего? Какой ещё лести?
– Лети он вроде как говорит, – вмешался гоблин.
– Лети, – подтвердил змей. – В-с-с-с-с-сё готово.
Вампир с явным подозрением покосился на голубую хрустального вида каплю, что гоблин протягивал ему на заскорузлой от мозолей ладони.
Это, конечно, была никакая не скляница и вообще не сосуд. Просто голубая капля, в глубине которой медленно вспыхивали и угасали крохотные огоньки, словно далёкие звёзды на ночном небосклоне.
– Лети. Угу-угу, – подтвердил гоблин в ответ на пристальный взгляд вампира.
– Что ж, я, как истинный последователь Учителя, первым и добровольно отправляюсь на опаснейшее дело, и, таковой…
– Ты ж уже мёртвый, – прервал излияния вампира гоблин. – Тебе и лететь. А мы пока следующую капельку тебе сообразим.
Вампир гордо задрал подбородок, завернулся в плащ одним движением – и над головами взмыла вверх крупная летучая мышь, зажимая в когтях голубую каплю. Заложила крутой вираж и вихрем умчалась прочь, туда, где укрывались быкоглавцы.
– Он справится, – торопливо сказал гоблин, вытирая широкие ладони о кожаные штаны.
Радужный змей молча наклонил голову. Старый мормат вообще не говорил ничего и никогда, но зато всегда знал, что надо делать и как.
– Он долетит, правда ведь? – запинаясь, вдруг сказал гоблин.
Мормат подплыл к нему, коснулся тёмным щупальцем плеча.
И подмигнул.
Миг спустя над сосняком словно вспыхнуло новое солнце. Там, где укрывалась колонна быкоглавцев, рос и тянулся к небу огненный столп.
Гоблин покачал головой и горестно вздохнул.
– Так. Будет. Лучше.
Радужный змей и гоблин с равным изумлением уставились на вдруг заговорившего мормата.
– Смерть. Немногих. Остановит. Остальных.
– А… как же… вомпер-то наш? – растерянно проговорил гоблин.
Они ждали. Огненный столп вздыбился, развернулся и опал, рассеявшись, оставив по себе лишь исполинский дымный гриб.
– Охо-хо… – вздохнул гоблин. – Всевеликий Хедин-владыка, да неужто…
– С-с-смотри! – резко оборвал его змей.
Гоблин аж встал на цыпочки – и верно: тяжело взмахивая крыльями, к ним летела обратно летучая мышь. Шерсть на ней дымилась во множестве мест.
– Кажется, – пробормотал гоблин, – мы слегка переборщили…
– Не «мы», а ты! – простонал перекинувшийся вампир. – Ты слегка переборщил! И даже не слегка, впрочем!..
– Слово. Учителя. Исполнено, – кратко и сухо бросил мормат, разом прекратив распрю.
Обетованное держалось.
Хедин видел своих подмастерьев. Видел, что они и впрямь держатся, что поставленные ловушки сработали. Четыре длинные колонны втянулись в хитроумно свёрнутые пути Межреальности, оказавшись в заранее стянутых узлах.
И здесь, в западне Неназываемого, Хедин лихорадочно просчитывал возможности, ибо знал – у двух его ипостасей, что оставались на свободе, живого чувства воплотить задуманное Планом точно не хватит.
Потому что там, снаружи, продолжала расширяться чёрная глобула, и иссякающие потоки пустоты (вдобавок утратившей «истинную пустотность») уже не могли сдержать её рост.
Рассчитывали ли на это Дальние? Или они уже готовы принести Упорядоченное в жертву?
Рассчитывали ли на это слуги Хаоса? Или они уже готовы схватиться с Неназываемым сами, когда – и если – он покончит с сотворённым?
Рассчитывал ли на это Спаситель? Или он уже пожрал все доступные ему души в Упорядоченном?
Рассчитывали ли на это Столпы Третьей Силы – Дракон и Орёл, Орлангур и Демогоргон? Или они решили, что пора заканчивать слишком затянувшееся представление, а их самих ждёт путешествие через Хаос к иной монаде, дремлющей, но уже готовой к пробуждению?
Простая логика требовала, что враждующим силам Упорядоченного, от Древних до Дальних (причём не исключая и хаоситов), следует сейчас прекратить все распри. Неназываемый равно угрожал всем, и казалось совершенно естественным сперва избавиться от этой напасти.
Но простая логика, очевидно, не работала.
Конечно, история множества миров сохранила массу свидетельств, как смертные и бессмертные не могли сплотиться даже перед лицом общего врага; но тот враг, как правило, был обычным. Сменились бы правители на тронах, в иную казну пошли бы сборы и подати – но от беды можно было убежать; в конце концов, для малых сих оставалась возможность сдаться. Победителю ведь тоже требуется пить-есть, и желательно получше.
Неназываемый подобного выхода не оставлял.
Только всеобщая война. И всеобщие же поражение или победа.
Целую бездну времени все эти «великие силы» могли враждовать только и исключительно потому, что работали старые заклятия Хедина и Ракота. Клетка сдерживала Неназываемого, хоть и не полностью. Но с козлоногими, по крайней мере, можно было сражаться и побеждать.
Неназываемого же победить невоз…
Хедин оборвал себя. Cogito ergo sum, как сказал один мудрец в одном закрытом мире. Гости из Упорядоченного всё равно извлекли его мысли из-под спуда. «Я мыслю, следовательно, я существую». Он, Познавший Тьму, уцелел в непосредственной близи от Неназываемого, возле его сердца, уцелел там, где разрушалось всё остальное.
Вокруг него собрались души, он сумел притянуть их к себе. Подобное – к подобному?
И теперь ему, Познавшему Тьму, срочно требовался совершенно новый план. План, где, в отличие от всех остальных, ему предстояло обойтись без громадной части своих заклинаний.
И не просто «обойтись», а создать новые. Принципиально новые. Позаимствовав кое-что у самого Неназываемого.
Хедин Познавший Тьму нужен там, за барьером. И он не сможет вырваться отсюда силой или же какими-то из привычных ему заклятий.
И Хедин Познавший Тьму нужен здесь.
Здесь, в царстве абсолютной тьмы и разрушения. На истинном Дне Миров, на их кладбище.
Ибо его долг – собрать все угодившие в эту ловушку души. Все до одной.
Значит, сказал он себе, предстоит совершить абсолютно, полностью небывалое.
Асгард Возрождённый словно бы и не замечал надвигающихся врагов. Его высокие врата были наглухо закрыты, но в остальном – никаких признаков, что крепость Старого Хрофта готовится к отпору. Нигде ни движения, ни шевеления.
Огненный смерч, которым сделалась Сигрлинн, катился впереди всего войска. Чародейка шла в атаку во главе строя, как и положено предводительнице вольной дружины, не отсиживавшейся за чужими спинами.
Первыми начали Ночные Всадницы. Откуда-то из их рядов вынесся первый огнешар, даже не огнешар, а словно выплеснутая из чаши струя пламени, вытягивающаяся в длинную нить.
Она точно ударила в верх стены над воротами; там немедля взвились яростно-алые языки, повалил дым.
Асгард не ответил.
За первой огненной атакой последовали другие, и вскоре уже пылал весь верх крепостных стен. Пламя вцепилось и в створки врат, протискивалось в мельчайшие щели, так, что вскоре горел уже весь контур створок.
Асгард молчал.
Огненный вихрь, в который обратилась Сигрлинн, первым устремился к воротам, когда створки их внезапно распахнулись, выхаркнув клубящееся пламя, посланное чуть раньше Ночными Всадницами.
Но волшебница была уже не той, что уступила огню своей собственной ученицы в последней битве на Хединсее. Ярящиеся жгучие языки раздались в стороны, размётанные тугим закрученным вихрем; и Сигрлинн была уже на пороге распахнувшихся врат Асгарда, когда крепость наконец ответила.
Хедин-наблюдающий вздрогнул. То, на что он взирал с некоторым интересом, уверенный в исходе и просто ожидавший, когда же те, кто скрывался за кулисами, наконец проявятся, – стремительно оборачивалось своей полной противоположностью.
Асгард извергал потоки силы. Невесть откуда налетевший жёсткий ветер сорвал клочья пламени с высоких стен, оставив там одну лишь копоть. По ветвям и листьям возвышающегося над крышами Иггдрасиля зазмеились голубоватые молнии – во множестве. Рядом с ним медленно поднималась исполинская спина чудовищного волка Фенрира; разожжённый пламенем Ночных Всадниц пожар угас, и даже Сигрлинн попятилась от разверстой пасти врат.