–?Почему?
–?Ну не знаю. Придурь у нее такая. Впрочем, она мне призналась, что боится надолго оставлять своего мужа без присмотра. Пришлось оперировать ее дома. Дом находится под Москвой, довольно далеко. Вот тебе моя командировка.
–?Нормально! – Шура покачала головой и перестала наконец глядеть в зеркало. – Но для операции нужна куча всякого оборудования.
–?Завезли, – криво усмехнулась Юля, – причем такое, какого нет даже в нашей клинике.
–?А потом куда дели?
–?Продали нам по дешевке. Петр Аркадьевич был очень доволен. Надеюсь, не надо объяснять, что в школе ты это ни с кем обсуждать не будешь?
–?Мам, ну ты за кого меня принимаешь? Я что, глупая совсем, да? А этой чиновничьей жене сколько лет?
–?Пятьдесят пять.
–?И чего ты ей делала?
–?Обычную подтяжку. Пластику век. Ничего особенного.
–?Какой у них дом? Дети есть?
Оставшуюся часть пути Юля рассказывала о жизни чиновничьей четы, о сказочных интерьерах, о джакузи с золотыми кранами, о горничных в белых фартучках и мрачных громилах-охранниках, о теннисе и гольфе, о детях, внуках и двух красавицах афганских борзых, о железном характере дамы, которую она оперировала. К огромной стоянке перед торговым центром они подъехали в тот момент, когда Юля описывала прощальный ужин у камина с французским белым вином «Шато Ла Лувьер», с куропатками, подстреленными лично хозяином.
–?Я видела, как чернокожий повар в белом крахмальном колпаке жарил их на вертеле, на открытом огне, – говорила Юля, отыскивая удобное место для парковки, – это был классический балет.
–?Мам, а почему повар черный? – спросила Шура, когда они вышли из машины.
–?Он родился в Марокко. Как ты знаешь, эта страна долго была французской колонией. Он потомственный повар, обучался в Париже, у Максима. И зовут его Макс.
–?А чиновница тоже ела куропаток?
–?Для нее был приготовлен паштет из их крошечных нежнейших печенок. Она еще не могла жевать.
Как только они оказались внутри, Шура тут же поволокла ее за руку к магазину, где продавались клоунские ботинки, не спеша перемерила все модели, наконец выбрала, тут же надела и, возбужденная, совершенно счастливая, потребовала купить что-нибудь для мамы, потому что иначе будет несправедливо.
–?Ну я не знаю, – заныла Юля, – мне так сложно что-то выбрать, мне сначала нравится, потом нет.
–?Это беда твоего джинсового поколения, – серьезно заявила Шура и повела ее в какой-то дорогущий дамский бутик, – ты влезла в джинсы в двенадцать лет и до сих пор не можешь из них вылезти.
–?Но я уже давно не ношу джинсы. Только дома и на отдыхе, – вяло возразила Юля, наблюдая, как ее дочь уверенно снимает с вешалки сразу несколько брюк и юбок.
–?Правильно, мамочка, но для тебя все равно нет одежды удобней и любимей. Все прочее, не джинсовое, кажется тебе немного с чужого плеча, и это мешает тебе по-настоящему стильно одеваться. Так, давай-ка примерь вот это, а я попробую подобрать верх.
В примерочной Юле пришлось провести около сорока минут. Шура приносила очередную шмотку, критически оглядывала маму, требовала снять и надеть другую. Наконец были выбраны свободные брюки из легкой шерсти цвета какао с молоком, к ним идеально подошел шоколадный пуловер рыхлой вязки и предложенный продавщицей с большой скидкой шелковый шейный платок, сочетавший оба цвета.
–?Ну видишь, как мы все классно купили? Ты бы одна ни за что не выбрала такие отличные штаны, ты бы даже не нашла их, – заявила Шура, когда они сели за столик маленького кафетерия на верхнем этаже комплекса.
–?Да, конечно, ты умница, – кивнула Юля и закурила. Шура отправилась к стойке выбирать еду. Юля расслабленно откинулась на спинку стула и подумала, что все хорошо. Шура, конечно, поверила ее красочной болтовне про чиновничью чету. Жизнь возвращается в свою нормальную колею, больше не придется встречаться с полковником Райским, врать ребенку. Остается только забыть Сергея, забыть совсем и не воображать, как они встретятся просто так, без всякого формального повода, как она наденет эти новые брюки, новый пуловер, как красиво будет развеваться на ветру шелковый шейный платок, как нежно будет смотреть на нее человек без прошлого и будущего.
–?Извините, у вас свободно? – мужской голос прозвучал так близко и так неожиданно, что Юля вздрогнула. Прямо над ней стоял юноша лет двадцати. В руке у него дымилась чашка кофе.
–?Занято, – сказала Юля и огляделась. Вокруг было достаточно свободных столиков.
–?Еще раз извините, вы Юлия Николаевна Тихорецкая?
–?Да. В чем дело? – Юля более внимательно взглянула на мальчика. Он выглядел вполне обычно. Черные, коротко остриженные волосы, аккуратные усики, очки в тонкой оправе. Приятное умное лицо. Мешковатые брюки, потертая кожанка.
–?Можно, я сяду? – спросил он и ярко, открыто улыбнулся.
–?Сначала скажите, кто вы, – Юля улыбнулась точно так же и задвинула стул, на который нацелился вежливый юноша.
Но он не растерялся, уселся на другой стул, поставил свою чашку и, продолжая улыбаться, произнес:
–?Еще раз простите, что беспокою вас. Я корреспондент молодежного музыкального журнала, вот мое удостоверение, – из кармана куртки он вытащил какую-то яркую пластиковую карточку, но Юля даже на нее не взглянула.
–?Пожалуйста, пересядьте за соседний столик, – сказала она так жестко, как могла.
–?Нет, ну а почему? Вы хотя бы объясните почему? – голос его стал немного странным, каким-то тягучим, нищенским, и Юля уловила легкий кавказский акцент.
–?Я не желаю с вами разговаривать. Не желаю, и все, – она загасила сигарету, поднялась и увидела Шуру, которая направлялась к ней с нагруженным подносом.
–?Мам, ты куда?
–?За другой столик. – Юля ловко подхватила стакан, готовый упасть с подноса, и повернулась к юноше: – Если вы не отстанете, я позову охрану.
–?Нет, ну чего такое, а? Я вас разве обидел? Я только хотел спросить, всего пару вопросов задать. Вы делали операцию певице Анжеле, она звезда, короче, наши читатели интересуются, почему чисто по-человечески нельзя поговорить?
Он уже поднялся, забыв свой кофе, пошел прямо на них, и как будто рассеялась вокруг него дымка, Юля увидела, что лицо совершенно бандитское, на пальцах массивные перстни, очки с простыми стеклами, без всяких диоптрий, а в миндальных восточных глазах ледяная уголовная наглость.
Шура между тем поставила поднос, тихо бросила: «Мам, я сейчас!» – и исчезла в неизвестном направлении.
–?Я вам сказала, уйдите! – повторила Юля, отступая назад, к стене.
Но он продолжал надвигаться, уже молча, и его непристойные черные усики шевелила блатная ухмылка. Юле оставалось только беспомощно опуститься на стул. Она чувствовала себя совершенно раздавленной. Она испугалась этого сопляка и была самой себе противна. Он смотрел ей прямо в глаза, не моргая, и какое-то совершенно новое, незнакомое чутье вдруг подсказало ей, что ни в коем случае нельзя отводить взгляд.
–?Вот он! – послышался рядом громкий голос Шуры. – Мама, с тобой все в порядке?
За ней маячили двое в черной форме охранников торгового центра. Прежде чем юношу сдуло, он успел отчетливо и громко прошептать в лицо Юле:
–?Сука!
Охранники поспешили за ним, но он растворился в толпе.
–?Вот оно, мамочка, бремя славы, – сказала Шура и принялась обгрызать куриное крылышко. – Ешь, остынет, – она пододвинула тарелку, – но какой наглый, это же кошмар! С ним не хотят разговаривать, а он лезет! Интересно, он заранее следил за тобой? Или просто случайно увидел и узнал?
–?Как он мог узнать меня? – Юля вытащила сигарету. – Откуда ему известно мое имя?
–?Ну имя твое гуляет по желтой прессе, так что ничего странного. Насчет фотографии не знаю. Можно влезть в Интернет и проверить. Честно говоря, после разговора с моими одноклассницами я ждала чего-то подобного. Анжела ведь правда жутко знаменитая, и с ней такое приключение, и ты доктор, который возвращает ей утраченную привлекательность. Заметь, что привлекательность утрачена при весьма загадочных обстоятельствах, и всем кажется, что тебе, доктору, она могла бы раскрыть тайну своей трагедии. Если бы мы жили на Западе, ты бы потом написала книгу и получила миллион долларов. Ты прикоснулась к миру звезд и сама стала звездой. На тебя кидаются журналисты. Слушай, а что ты так напряглась? Ну дала бы ему интервью. Конечно, он противный, на бандитскую шестерку похож, но внешность может быть обманчива. Другое дело, что он наглый...
