Юкантропы, как назвали антропоидов исследователя Юкки, жили небольшими стадами, а может быть, лучше сказать, общинами, и в отличие от других животных жались поближе к купам деревьев-великанов. Они сообща охотились, применяя примитивные орудия, обнаруживали зачатки социальной организованности, но их прогрессу сильно мешало незнание огня. Да и откуда они могли познакомиться с ним в этом мире вечных облаков и туманов?

В целом операция по первичному обследованию Юкки развивалась планомерно, спокойно, и ничто не предвещало крутого и трагичного поворота событий. Тем большую тревогу вызвал на базе короткий отчаянный сигнал: «Терплю бедствие, прошу помощи!» Он особенно тревожил потому, что подан был не с поверхности планеты, а с юккоцентрической орбиты, на которую «Метеор» вывели без предупреждения. На запросы базы корабль давал стереотипный ответ: «Терплю бедствие, прошу помощи!» Похоже было на то, что сигналы подаёт не живой человек, а автоматика, запрограммированная поспешно и примитивно.

Патрульный корабль «Торнадо», оказавшийся ближе других к району бедствия, немедленно изменил курс и пошёл на помощь, хотя из двух ходовых двигателей один был неисправен и давал всего пятьдесят процентов мощности.

Незадолго до встречи связь с «Метеором» прекратилась вовсе, он не отвечал на запросы, даже когда «Торнадо» подошёл к нему вплотную. И тогда командир патрулей Иван Лобов для обследования погруженного в странное молчание аварийного корабля направил своего штурмана Клима Ждана и инспектора службы безопасности Поля Барту.

Выслушав короткий радиодоклад Клима о состоянии «Метеора», Лобов приказал взять стандартную серию проб корабельной микрофлоры, сам корабль опечатать, а Майкла Дивина с соблюдением всех мер инфекционной предосторожности доставить на «Торнадо». Когда Майкла разместили в изоляторе госпитального отсека, Лобов обратился к Барту:

— Вы кандидат медицинские наук, я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — с некоторой запинкой ответил Барту, но, видите ли, мои знания носят несколько специфический характер.

Лобов позволил себе чуть улыбнуться.

— Надеюсь, их хватит, чтобы разобраться в состоянии Дивина? Главное, что вам нужно выяснить немедленно, нет ли у него следов текущей или перенесённой инфекции.

Проводив глазами Барту, Лобов обернулся к Кронину:

— А ты, Алексей, займись пробами корабельной микрофлоры.

Инженер недовольно хмыкнул:

— Ты полагаешь, что, почувствовав изменение ситуации, наш левый двигатель проявит сознательность и сам начнёт исправляться? Или ты намерен странствовать с неисправным двигателем?

— Работа с пробами много времени не займёт. Закончишь с ними, вернёшься к ремонту.

— Слушаю и повинуюсь, — меланхолично проговорил Кронин, выходя из рубки.

Лобов положил руку на плечо штурмана.

— Подготовь на всякий случай данные для посадки на Юкку по координатам «Метеора».

— Есть! — бодро ответил Клим, довольный решением командира.

Задача была несложной, и Клим справился с ней за несколько минут. Подойдя к задумавшемуся Лобову, он не без гордости своей оперативностью доложил:

— Данные готовы, можно садиться хоть сейчас.

— Данные? Отлично. Вот что, Клим, расскажи мне ваш разговор с Майклом со всеми подробностями, постарайся не упустить ни одной детали.

Командир выслушал очень внимательно, задал несколько вопросов, а потом снова погрузился в раздумье. Клим подождал, походил вокруг него и, не выдержав в конце концов, с оттенком нетерпения спросил:

— Иван, чего ты тянешь?

Лобов поднял на него спокойные глаза:

— Жду. И думаю.

— О чем тут думать? Думай не думай, а надо садиться на Юкку и искать.

— И все-таки подождём.

Клим секунду смотрел на углублённого в себя Лобова, потом сердито фыркнул и демонстративно плюхнулся в кресло спиной к нему. Лобов грустно улыбнулся, подошёл к Климу:

— Интересно, будешь ты когда-нибудь по-настоящему взрослым?

Клим повернул голову, заглянул Лобову в глаза и спросил:

— А это нужно?

Лобов помолчал, легонько шлёпнул его по крепкой спине и ничего не ответил.

Кронин и Барту вошли в ходовую рубку вместе, будто сговорившись.

— Все в порядке, — сообщил Кронин, усаживаясь на диван и уютно устраиваясь в уголке, — самая обычная микрофлора. Та самая, что сопровождает нас во всех наших радостях и горестях.

— У Майкла Дивина нет никаких признаков инфекции, — Барту остался стоять, прислонившись к стене, — во всяком случае таких, которые обнаруживаются нашими средствами. — Он помолчал и, решив, что высказался уж слишком осторожно, добавил: — И вообще, судя по ритмике мозга, у него просто функциональный сдвиг мышления, вызванный неким сильнейшим потрясением.

Лобов обвёл глазами присутствующих.

— Клим предлагает садиться на Юкку.

Кронин улыбнулся и легонько пожал плечами, как бы говоря, моё дело инженерное, подневольное, как решите, так и будет.

— А все-таки твоё мнение, Алексей.

— Что моё мнение? Я ведь не совет базы и не квалифицированная комиссия, — он потёр рукой высокий лоб, — ну а если серьёзно, то, конечно, лезть с неисправным двигателем на рожон неразумно, но что поделаешь? Не бросать же ребят в беде? Надо садиться.

Лобов обернулся к Барту:

— Есть какая-нибудь возможность получить у Дивина информацию? Разумеется, такую, которой можно верить.

Барту медленно покачал головой:

— Судя по контрольной энцефалограмме — нет. — И, помолчав, уточнил. — Во всяком случае, в течение ближайших часов.

Лобов поднялся на ноги.

— Вопрос о посадке будем считать решённым.

Барту полагал, что после этих слов командира экипаж займёт рабочие места в «Торнадо», начнёт посадочное маневрирование, но оказалось, что в космосе решения проводятся в жизнь не так-то просто. Разрешение на посадку давала база, и ни о каком своеволии тут не могло быть и речи. Поэтому Лобов установил с базой гравитосвязь и вызвал на переговоры начальника лётной службы Снегина. Минут двадцать, пока Всеволода не подняли с постели и не доставили на узел связи, пришлось ждать. Услышав наконец его, как и всегда при гравитосвязи, обезличенный голос, Лобов коротко доложил обстановку и запросил разрешение на посадку. Снегин ответил не сразу.

— Ты уверен, что у Майкла не инфекция?

— Практически уверен.

Снегин хмыкнул:

— Что значит практически?

— Уверен.

— Ну а все-таки? — хладнокровно настаивал Всеволод.

— Пробы на инфекцию отрицательны, Майкл в строгой изоляции.

— Так, а двигатель? — после лёгкой паузы спросил Снегин.

— Неисправен.

— Сколько времени потребует ремонт?

— От нескольких часов до нескольких суток. Все зависит от состояния пятого блока.

Снегин молчал.

— Прошу посадку на одном двигателе, — настойчиво повторил Лобов, чувствуя, что молчание начальника лётной службы затягивается, — я знаю, это категорически запрещено. Но времени терять нельзя. Отремонтируемся на Юкке.

— Да, времени терять нельзя, — согласился Снегин и опять замолчал.

Лобов пожалел, что они говорят не с глазу на глаз и не по лонглинии, на худой конец. Ему хотелось видеть выражение лица Всеволода. Он знал, о чем сейчас думает его старый товарищ. Иван должен провести операцию на Юкке безупречно, только тогда они со Всеволодом имеют шансы оправдаться на совете базы, несмотря на нарушение инструкции. Иначе за посадку с неисправным двигателем на неосвоенную планету экипаж «Торнадо» дисквалифицируют, а Онегину придётся навсегда распрощаться с базой. Лобов понимал, что это справедливо.

Суровые пункты инструкции написаны жизнями тех, кто легкомысленно-благородно шёл на выручку, а в результате погибал сам, втягивая в опасный водоворот все новые и новые жизни. Но нет правил без исключения, рядом с инструкцией бьётся живое сердце и стоит трезвая оценка своих сил и возможностей.

— Победителей не судят? — спросил наконец Снегин. Даже в его обезличенном голосе Лобов уловил лёгкую усмешку. И улыбнулся сам.