Он все понял.

— Не волнуйся, милая. Просто запри двери и включи свет над крыльцом.

Когда Дьюи повесил трубку, кто-то из коллег спросил его:

— В чем дело? Мэри боится?

— Черт возьми, — ответил Дьюи. — Не только она, все.

— Не все. Уж во всяком случае не вдовствующая почтмейстерша, бесстрашная миссис Миртл Клэр, которая презирала своих сограждан: «трусливые людишки, трясутся от страха как зайцы и боятся глаз сомкнуть», а сама про себя говорила так:

— Наша-то старушка спит, как всегда, отлично. Если я кому нужна, пусть делают со мной все что хотят. (Одиннадцать месяцев спустя группа вооруженных налетчиков в масках, поймав ее на слове, ворвалась в здание почты и облегчила кассу этой дамы на девятьсот пятьдесят долларов.)

Как обычно, мнение миссис Клэр разделяли очень немногие. По словам владельца одного магазина скобяных изделий в Гарден-Сити, «замки и задвижки стали самым ходовым товаром. Какая марка, народу без разницы, лишь бы запирался». Воображение, разумеется, способно открыть любую дверь — повернуть ключ и впустить в дом ужас. Во вторник на рассвете охотники из Колорадо, чужаки, понятия не имевшие о местной трагедии, покинув прерии, были поражены тем, что увидели, проходя через Холкомб: почти в каждом доме горел свет, и в ярко освещенных комнатах полностью одетые люди, целыми семьями, всю ночь сидели без сна, тревожно прислушиваясь. Чего они так боятся? «Это может случиться снова». Таким, с некоторыми вариантами, был общий ответ. Однако одна женщина, учительница из школы, заметила:

— Паника была бы наполовину меньше, случись это с кем угодно, кроме Клаттеров. С кем угодно, менее достойным восхищения. Не столь преуспевающим. Не так надежно защищенным. Но эта семья воплощала в себе все, что здешние жители больше всего ценят и уважают, и то, что такое несчастье произошло именно с Клаттерами, — ну, для нас это все равно что узнать, будто Бога нет. Кажется, что жизнь потеряла смысл. На мой взгляд, люди не столько напуганы, сколько глубоко подавлены.

Другая причина паники, самая простая и самая гадкая, была в том, что мирному до настоящего времени сообществу соседей и старых друзей внезапно пришлось пережить доселе не испытанный приступ недоверия друг к другу; понятное дело, они полагали, что убийца находится среди них, и все как один готовы были подписаться под словами Артура Клаттера, брата покойного, которые тот произнес в беседе с журналистами в вестибюле гостиницы в Гарден-Сити 17 ноября: «Когда все выяснится, держу пари, что убийцу обнаружат не дальше чем в десяти милях от того места, где мы сейчас находимся».

Примерно в четырехстах милях к востоку от того места, где в тот момент находился Артур Клаттер, двое молодых людей сидели в кабинке «Закусочной Орла», дешевом ресторанчике Канзас-Сити. Один — узколицый, с выколотым на правом плече синим котом — уже расправился с несколькими сандвичами с курятиной и теперь поглядывал на еду своего приятеля: нетронутый гамбургер и стакан сладкого пива, в котором таяли три таблетки аспирина.

— Перри, малыш, — проговорил Дик. — Ты ведь не хочешь этот бургер. Я его возьму.

Перри пододвинул к нему тарелку.

— Господи Боже! Ты можешь хоть какое-то время мне не мешать?

— А ты бы не перечитывал одно и то же по пятьдесят раз.

Речь шла о передовице «Стар» за 17 ноября. Озаглавленная «Четверо убитых, горстка улик», статья была продолжением вчерашнего сообщения о происшествии и заканчивалась таким обобщающим абзацем:

«Следователям приходится заниматься поиском убийцы или убийц, чья хитрость очевидна, а мотивы — нет. Посудите сами — этот убийца или убийцы:

— предусмотрительно перерезали шнуры обоих телефонов в доме;

— связали свои жертвы и залепили им рты, но при этом никаких признаков борьбы нет;

— не оставили после себя беспорядка и никаких следов того, что они что-нибудь искали, — за исключением разве что бумажника Клаттера;

— застрелили четверых человек в разных частях дома и хладнокровно подобрали гильзы;

— проникли в дом и покинули его, никем не замеченные;

— действовали немотивированно, если отмести, как это делают следователи, неудачную попытку ограбления».

— «Этот убийца или убийцы», — вслух прочел Перри. — Тут ошибка. Грамматическая. Должно быть «этот убийца или эти убийцы». — Отхлебнув приправленного аспирином пива, он продолжал: — Как бы там ни было, я в это не верю. Как и ты. Признай, Дик. Будь честным. Ты же не веришь в то, что не осталось никаких улик?

Вчера, внимательно прочитав газеты, Перри задал тот же самый вопрос, и Дику, считавшему, что он дал на него исчерпывающий ответ («Слушай. Если бы эти ковбои могли найти хоть какую-то зацепку, мы бы за сто миль услышали топот копыт».), не хотелось отвечать еще раз. И ему ужасно надоело спорить, когда Перри вновь принимался за свое: «Я всегда доверял предчувствиям. Только поэтому я еще жив. Помнишь Вилли-Сороку? Он говорил, что я настоящий „медиум", а он знает толк в таких вещах. Он сказал, что у меня высокая степень экстрасенсорного восприятия. Что-то вроде встроенного радара — я вижу вещи до того, как смогу их увидеть глазами. Очертания надвигающихся событий. Взять, к примеру, моего брата и его жену. Джимми и его жену. Они были без ума друг от друга, но он был дьявольски ревнив и своей ревностью и подозрениями довел ее до того, что она застрелилась, а на следующий день сам Джимми пустил себе пулю в лоб. Когда это случилось, в 1949 году, я был с отцом на Аляске недалеко от Серкл-Сити и сказал папе: „Джимми умер". А через неделю нам сообщили. Клянусь Богом. В другой раз, в Японии, я помогал грузить судно и на минутку присел отдохнуть. Вдруг внутренний голос мне говорит: „Прыгай!" Я отпрыгнул футов, наверное, на десять, и в то же мгновение прямо на то место, где я сидел, рухнул груз весом в тонну. Я могу привести хоть сотню таких примеров. Мне плевать, веришь ты мне или нет. Скажем, прямо перед тем, как произошла авария, я увидел все, что должно было случиться. Увидел в голове: дождь, мотоцикл заносит, я лежу в крови с переломанными ногами. И сейчас такая же штука. Я чувствую предупреждение. Что-то мне подсказывает, что здесь ловушка. — Он похлопал по газете ладонью. — Слишком много недомолвок».

Дик заказал себе еще гамбургер. Последние несколько дней его мучил голод, который ничем нельзя было унять: ни тремя бифштексами подряд, ни дюжиной шоколадных батончиков, ни фунтом леденцов. Перри, напротив, лишился аппетита; он держался только на своем любимом пиве, аспирине и сигаретах.

— Понятно, что ты дергаешься, — сказал ему Дик. — Брось, малыш. Не гони волну. Нам подфартило. Вышло идеальное убийство.

— Странное утверждение, если учесть все обстоятельства, — сказал Перри. Спокойствие, с которым он говорил, подчеркивало каверзность его слов. Но Дик проглотил их, даже улыбнулся — и улыбнулся мастерски. Вот, как бы говорила эта детская улыбка, очень приятный молодой человек, милый, приветливый, такому можно доверить побрить себя опасной бритвой.

— О'кей, — сказал Дик. — Может, у меня неверные сведения.

— Слава тебе Господи…

— Но в целом прошло идеально. Мы выбили мяч за границы поля. Он потерялся. И его не найдут. Нет никакой связи.

— А мне кажется, есть. — Перри знал, что зашел слишком далеко. Но не остановился: — Флойд, так, кажется, его зовут? — Удар, пожалуй, ниже пояса, но Дик это заслужил, пора уже его одернуть, спустить поближе к земле, как бумажного змея. Как бы там ни было, Перри с опаской наблюдал за признаками ярости, исказившими улыбку Дика: подбородок, губы и все лицо застыло; в уголках рта показались пузырьки слюны. Что ж, если дойдет до схватки, Перри сумеет за себя постоять. Он был ниже Дика на несколько дюймов, и его коротенькие, перебитые ноги могли подвести, но он был тяжелее, плотнее, и у него была медвежья хватка. Однако доказывать это ему вовсе не хотелось. Как бы он ни относился к Дику (а Перри не испытывал к нему неприязни, хотя раньше любил Дика больше и больше уважал), было очевидно, что теперь они не могут без риска разойтись каждый своей дорогой. На этот счет они были единого мнения, потому что, как сказал Дик: «Если мы попадемся, уж лучше попасться вместе. Тогда мы сможем хоть поддержать друг друга. Когда нас начнут обрабатывать, будем говорить одно и то же». Кроме того, если он поссорится с Диком, придется проститься с дорогими для Перри планами, которые, несмотря на перемены последних дней, им обоим казались осуществимыми: жить вдвоем на островах или на побережье к югу от границы и нырять за сокровищами морских глубин.