Гномы донельзя огорчились и приуныли, а Бильбо даже заплакал. Все думали, что маг пройдет с ними весь путь до Одинокой горы, всегда готовый выручить, если что.

— Перестань! — прикрикнул Гэндальф на хоббита. — Я вовсе не собираюсь уходить прямо сейчас. Побуду с вами денек-другой, пособлю, чем смогу, а там уж не обессудьте. У вас нет ни еды, ни снаряжения, вдобавок вы не знаете, куда попали. Но я-то знаю и объясню! Тропа, на которую мы вышли бы, не встреть проклятых гоблинов, находится в нескольких милях к северу отсюда. Места тут пустынные, если их, конечно, не заселили с тех пор, как я побывал здесь в последний раз, два или три года назад; поэтому полагаться нужно только на себя. Однако неподалеку живет мой хороший знакомый. Это он вырубил лестницу в скале — кстати, она называется Каррок. Днем этот мой знакомец редко приходит сюда, поэтому здесь ждать не имеет смысла, придется нам разыскать его самим. Если повезет и мы его отыщем — вот тогда я с вами попрощаюсь и пожелаю удачи так же, как орлы.

Гномы уговаривали Гэндальфа остаться, предлагали ему золото, серебро и самоцветы из драконьей сокровищницы, но маг был непреклонен.

— Все уже решено, — промолвил он. — А что до золота и прочих богатств, вы сначала их добудьте. И потом, сдается мне, я уже и так заслужил свою долю.

Искупались в реке, прозрачной и неглубокой у берега, выстирали одежду, полежали на солнышке, а потом, отдохнувшие, но успевшие слегка проголодаться, перешли реку вброд (хоббита вновь несли на плечах) и двинулись по высокой траве, вдоль раскидистых дубов и величавых вязов, туда, куда вел их Гэндальф.

— А почему ваш знакомый называет эту скалу Каррок? — спросил Бильбо у мага, шагавшего рядом.

— Потому что ему так хочется. Он называет карроками все скаты, а эта поблизости от его дома, поэтому для него она — Каррок, с большой буквы.

— А кто он вообще такой?

— О! Это весьма важная персона. Слушайте все! Будьте с ним повежливее, иначе я не ручаюсь за последствия. Вообще-то он добрый, но в гневе ужасен, а рассердить его легче легкого.

— Вот так всегда! — принялись бурчать гномы, подошедшие поближе, чтобы послушать чародея. — Гэндальф, у тебя что, все знакомые такие, один суровее другого? Снизойди хоть разок, объясни поподробнее.

— Сколько можно разжевывать? — сердито воскликнул маг. — Пусть мои знакомые суровы, зато о них никто дурного слова не скажет. А этого зовут Беорном, если вам интересно. Он из тех, кто, как говорят, «меняет шкуры».

— Скорняк, что ли? — уточнил Бильбо. — Знаю я таковских. Только зазеваешься, мигом всучат тебе кроличью шкурку под видом беличьей.

— Великие небеса, нет! — вскричал Гэндальф. — Нет, нет и нет! Думайте, что говорите, господин Торбинс, и ради всего чудесного не упоминайте при Беорне о скорняках, а также о ковриках, пледах, шарфах и плащах. Беорн — оборотень, способный по желанию менять свое обличие: то он — громадный черный медведь, а то — огромный черноволосый человек с длинной бородой. По одним слухам, он и вправду медведь и ведет свой род от великих медведей древности, которые обитали в горах еще до появления великанов. По другим, Беорн — потомок людей, живших здесь, когда о Смоге и слыхом не слыхивали, а гоблины и не думали перебираться сюда с севера. Большего я вам сказать не могу. Он не из тех о ком спрашивают.

Ничьи чары над ним не властны. Он живет в дубраве, в большом деревянном доме, пасет скотину, держит пасеку со множеством ульев, питается в основном медом и сливками. Лошади у него просто замечательные, они умеют разговаривать. Беорн не охотится и не ест мяса. В медвежьем обличии он много странствует. Как-то раз я видел его ночью на вершине Каррока, он глядел на клонившуюся к Мглистым горам луну и тихонько ворчал себе под нос: «Наступит день, когда я вернусь домой». Потому-то мне кажется, что он и впрямь родился в горах.

У Бильбо и гномов было над чем подумать, вопросов больше не задавали. Путь оказался неблизким. Шли то вверх, то вниз, то взбирались на холм, то спускались в овраг. Становилось все жарче. Время от времени устраивали привалы в тени деревьев. Хоббит настолько проголодался, что съел бы хоть пригоршню желудей, но, к его великому огорчению, желуди еще не поспели.

Ближе к полудню начали попадаться луга, явно ухоженные чьей-то заботливой рукой. Этот неведомый кто-то сажал повсюду клевер — обычный розовый, красный, медвяный белый — и петушиный гребешок. Воздух полнился жужжанием, на лугах трудились пчелы. И какие пчелы! Бильбо никогда в жизни не видел ничего подобного! Крупнее шершней, длиннее пальца, желтые полоски на черных спинках сверкают, точно позолота. «Если меня ужалит хотя бы одна, — подумалось ему, — я распухну, как от водянки».

— Подходим, — предупредил Гэндальф. — Это пчелиные угодья Беорна. Миновали круг высоких, очень старых дубов и очутились перед живой изгородью, столь густой, что сквозь нее ничего не было видно. Через такую не перелезешь, нечего и пытаться.

— Вам лучше будет остаться здесь и ждать моего сигнала, — сказал маг. — Когда я свистну, пойдете ко мне, парами — обязательно парами! — с промежутком в пять минут. Бомбуру придется идти одному, но он такой толстый, что сойдет и за двоих. Пошли, господин Торбинс! Тут где-то должны быть ворота. — С этими словами Гэндальф двинулся вдоль изгороди, влача за собой дрожащего от страха хоббита.

Вскоре они отыскали высокие и широкие деревянные ворота, за которыми виднелись сады и постройки из неотесанных бревен под соломенными крышами — амбары, навесы, конюшни; чуть поодаль стоял приземистый дом. С южной стороны изгороди рядами выстроились ульи, также крытые соломой. Оттуда доносилось громкое жужжание, огромные пчелы летали туда-сюда, вползали внутрь, выползали наружу.

Распахнув ворота, створки которых заскрипели, маг по широкой дорожке направился к дому. Хоббит семенил следом. Лошади с лоснящимися боками, пасшиеся поблизости, подняли умные морды, пристально поглядели на незваных гостей и вдруг все вместе куда-то ускакали.

— Доложить Беорну, что пожаловали чужаки, — пояснил Гэндальф.

За домом находился дворик, замкнутый с трех сторон задними стенами дома и двух пристроек. Посреди дворика лежал громадный дубовый кряж. На земле валялись отрубленные сучья. Возле комля стоял высокий чернобородый и черноволосый человек с огромными голыми руками и мускулистыми ногами. На нем был шерстяной балахон до колен, он опирался на чудовищных размеров топор. Лошади тыкались носами ему в плечо.

— А, вот они! — проговорил человек низким рокочущим голосом, обращаясь к лошадям. — Ну, бояться вроде нечего. Ступайте. — Он расхохотался, бросил топор на землю и шагнул вперед. — Кто такие? С чем пожаловали?

Хозяин ростом был много выше Гэндальфа. Бильбо мог бы пройти у него между ног, даже не задев макушкой полы грязно-бурого балахона.

— Меня зовут Гэндальф, — представился маг.

— Никогда о таком не слышал, — проворчал хозяин. — А это что за коротышка? — Он наклонился и мрачно поглядел на хоббита из-под густых черных бровей.

— Это господин Торбинс, хоббит из добропорядочной семьи с безупречной репутацией, — ответил маг.

Бильбо молча поклонился. Была бы у него шляпа, он бы ее, конечно, снял, а так… Неудобно получается, честное слово. К тому же хоббит сильно переживал из-за отсутствия пуговиц на куртке. Наверняка Беорн сочтет его невежей и неряхой.

— Я маг, — продолжал Гэндальф. — Ты обомне не слышал, зато я о тебе наслышан. Быть может, ты знаком с моим родичем Радагастом? Он живет поблизости от южных рубежей Лихолесья.

— А как же! Вроде бы неплохой парень, хоть и чародей. Бывает, мы с ним встречаемся. Ладно, теперь я знаю, кто вы — пускай только с ваших слов. Выкладывайте, что вам нужно.

— Сказать по правде, мы потеряли свои вещи, сбились с дороги и нуждаемся в помощи, — ответил Гэндальф. — На худой конец, в совете. Дело в том, что мы пришли из-за гор и по пути на нас напали гоблины…

— Гоблины? — Хозяин как будто слегка подобрел. — Напали, говоришь? А чего это вас к ним понесло?