– В восторге. В восхищении, – пропела миссис Пентстеммон, протягивая Софи золотую митенку. Неизвестно, ожидала ли миссис Пентстеммон, что Софи тоже поцелует ей руку, но Софи все равно не смогла бы себя заставить это сделать. Вместо поцелуя она просто коснулась митенки пальцами. На ощупь рука миссис Пентстеммон была как старый холодный коготь. Почувствовав этот холод, Софи страшно удивилась, что миссис Пентстеммон вообще жива.
– Простите, что не встаю, миссис Пендрагон, – сказала миссис Пентстеммон. – Здоровье уже не то. Поэтому мне и пришлось три года назад оставить педагогическое поприще. Соблаговолите садиться.
Стараясь не трястись от страха, Софи царственно уселась в вышитое кресло напротив миссис Пентстеммон, опираясь на трость и от души надеясь, что у нее это выходит не менее грациозно.
Хоул изящно расположился в соседнем кресле. Вид у него был ну совсем как дома, и Софи ему позавидовала.
– Мне восемьдесят семь, – объявила миссис Пентстеммон. – А вам, миссис Пендрагон?
– Девяносто, – ответила Софи, потому что это было первое солидное число, которое пришло ей в голову.
– Так много? – поразилась миссис Пентстеммон, и в ее голосе послышалась легкая царственная зависть. – Что ж, вы счастливица – сохранить такую подвижность…
– О да, подвижность у нее что надо, – согласился Хоул. – Просто никакого удержу…
Миссис Пентстеммон наградила его таким взглядом, что Софи сразу поняла – в роли учительницы она не менее свирепа, чем мисс Ангориан.
– Хоуэлл, я беседую с вашей матушкой, – напомнила она. – Осмелюсь предположить, что она гордится вами не меньше, чем я. Мы – две пожилые дамы, приложившие руку к вашему воспитанию. Если можно так выразиться, вы – наше совместное творение.
– То есть вы полагаете, что самостоятельно я ничего не добился? – уточнил Хоул. – Вы отказываете мне в малейшем достижении?
– Достижений у вас предостаточно, и не все мне по душе, – отвечала миссис Пентстеммон. – Но вы же не захотите сидеть здесь с нами и слушать, как вас обсуждают. Вы наверняка предпочтете спуститься на террасу, взяв с собою и вашего пажа, а Ханч принесет вам прохладительных напитков. Ступайте.
Если бы Софи не колотило от страха, она бы расхохоталась – такое у Хоула стало лицо. Подобного поворота событий он явно не ожидал. Тем не менее Хоул поднялся, едва заметно пожав плечами и скорчив Софи предостерегающую гримасу, и удалился, прихватив Майкла. Миссис Пентстеммон лишь слегка повернула им вслед окостенелую шею. Затем она кивнула пажу, и он тоже выскочил прочь. Затем миссис Пентстеммон повернулась обратно к Софи, и Софи заколотило еще пуще.
– Черные волосы ему больше к лицу, – объявила миссис Пентстеммон. – Мальчика тянет на пути зла.
– Кого? Майкла? – удивилась Софи.
– Да нет же, не прислужника, – поморщилась миссис Пентстеммон. – Не думаю, что у него достаточно сообразительности, чтобы привлечь мое внимание. Я говорю о Хоуэлле, миссис Пендрагон.
– А, – только и произнесла Софи, недоумевая, почему миссис Пентстеммон сказала «тянет». С ее точки зрения, Хоул уже давным-давно знал пути зла как свои пять пальцев.
– А его наружность! – продолжала миссис Пентстеммон. – Его наряды!
– Он всегда очень внимателен к собственной внешности, – заметила Софи, поражаясь, как это ей удалось сообщить об этом без всякого раздражения.
– И всегда таким был, – кивнула миссис Пентстеммон. – Я также забочусь о собственной внешности и не вижу в этом ничего дурного. Но зачем же он разгуливает в заговоренном костюме? Это приворотный заговор поразительной силы, превосходно, надо признать, наложенный, даже мой опытный взгляд едва его распознал, поскольку чары вшиты прямо в швы. Редкая женщина устоит против подобного приворота. А это признак определенной склонности к темным искусствам, склонности, которая, несомненно, беспокоит вас как мать, миссис Пендрагон.
Софи встревоженно подумала о сером с алым костюме. Когда она зашивала разошедшиеся швы, то ничего особенного не заметила. Однако миссис Пентстеммон была опытной колдуньей, а Софи всего-навсего опытной швеей.
Миссис Пентстеммон положила обе руки в митенках на набалдашник трости и изогнула окостенелую спину так, чтобы направить свой пронзительный натренированный взгляд прямо в глаза Софи. Софи нервничала и смущалась все больше и больше.
– Моя жизнь близится к концу, – продолжала миссис Пентстеммон. – Я уже некоторое время чувствую, как ко мне подкрадывается смерть.
– Ну что вы, не может быть, – пролепетала Софи, стараясь, чтобы ее голос звучал утешительно. Однако если на тебя смотрит кто-то вроде миссис Пентстеммон, заставить свой голос звучать как бы то ни было несколько трудновато.
– Заверяю вас, это так, – возразила миссис Пентстеммон. – Именно поэтому мне так не терпелось встретиться с вами, миссис Пендрагон. Видите ли, Хоуэлл – мой последний ученик и, несомненно, лучший. Когда он прибыл ко мне из какой-то далекой страны, я уже готовилась удалиться от дел. Я была уверена, что сделала в жизни все возможное, воспитав Бенджамина Салливана – которого вы, вероятно, знаете под именем кудесника Салимана, мир его праху! – и обеспечив ему пост придворного мага. Какое странное совпадение – он прибыл из той же страны, что и Хоуэлл… И тут появился Хоуэлл, и я с первого взгляда обнаружила, что у него вдвое больше воображения и вдвое больше способностей, и хотя, увы, характер у него сложный, я была уверена, что он станет служить силам добра. Добра, миссис Пендрагон. А что же теперь?!
– А что? – туповато повторила Софи.
– С ним что-то произошло. – Миссис Пентстеммон проницательно поглядела на Софи. – И перед смертью я намерена это уладить.
– А что, по-вашему, случилось? – неловко спросила Софи.
– Я полагала, что вы мне это объясните, – отвечала миссис Пентстеммон. – Интуиция подсказывает мне – он пошел по той же дороге, что и Болотная Ведьма. Мне говорили, что некогда она была вовсе не злой, хотя это только слухи: видите ли, она старше нас обеих и колдовством возвращает себе молодость. У Хоуэлла дарование подобного же толка и схожего масштаба. Такое ощущение, что талантливому человеку невозможно удержаться от излишнего, опасного умствования, а это приводит к роковым ошибкам и медленно, но верно толкает на пути зла. Быть может, у вас есть на сей счет какие-то соображения?
В голове у Софи зазвучал голос Кальцифера: «Время показало, что от этого договора нам обоим одно горе!» Несмотря на жару, проникавшую в темную элегантную гостиную сквозь распахнутые за шторами окна, Софи пробрал озноб.
– Да, – кивнула она. – У него какой-то договор с огненным демоном.
Руки миссис Пентстеммон на набалдашнике дрогнули.
– Вот оно. Миссис Пендрагон, вы просто обязаны расторгнуть этот договор.
– Я бы давно это сделала, но как?
– Не сомневаюсь, что материнские чувства вкупе с вашими собственными сильными магическими способностями подскажут вам, как этого добиться, – заверила ее миссис Пентстеммон. – Я присматриваюсь к вам, миссис Пендрагон, с самого начала нашей беседы, хотя вы, должно быть, этого не замечали…
– Заметила, миссис Пентстеммон, – выдохнула Софи.
– …и ваше дарование мне импонирует, – закончила миссис Пентстеммон. – Оно вселяет жизнь в неживые предметы – например, в эту вашу трость, с которой вы, очевидно, беседовали и тем самым превратили ее в то, что люди несведущие назвали бы магическим посохом. Думаю, разорвать договор вам удастся без труда.
– Да, но для этого мне надо знать, каковы его условия, – сказала Софи. – Это вам Хоуэлл сказал, будто я ведьма? Потому что если это он…
– Нет-нет, он мне не говорил. Не надо скромничать. Положитесь на мой обширный опыт, – заявила миссис Пентстеммон. Затем, к величайшему облегчению Софи, она прикрыла глаза. Словно бы потушили слишком яркий свет. – Однако в подобных договорах я не разбираюсь и не желаю разбираться, – добавила она. Трость под ее руками снова дрогнула, словно и миссис Пентстеммон тоже пробрал озноб. Губы старой колдуньи скривились, как будто она случайно раскусила перчинку. – Но теперь я понимаю, – проговорила она, – что случилось с Болотной Ведьмой. Она тоже заключила договор с огненным демоном, и с течением времени демон одержал над ней верх. Демоны не различают добра и зла. Однако их легко соблазнить сделкой, если предложить им нечто ценное, нечто такое, что есть только у людей. Это продлевает жизнь и человеку, и демону, а человек присовокупляет магические способности демона к своим собственным. – Миссис Пентстеммон снова открыла глаза. – Это все, что я слышала и могу рассказать, – подвела она итог. – Разве что позволю себе дать вам совет разузнать, что именно демон получил. А теперь я вынуждена проститься. Мне надо отдохнуть.