Луиза мучительно пыталась придумать то, чего она никак не допустит. Но то ли настоятельница уже на все была готова, то ли фантазия пасовала. Махнув рукой, Луиза сказала:

– Тебе виднее, Ильмар-вор…

– Спасибо, – от души сказал я. Настоятельница вызывала у меня наибольшие опасения. – Тогда запоминайте. Мы с Хелен – муж и жена. Луиза – приживалка, дальняя родственница Хелен, из милости взятая на содержание…

Летунья мстительно улыбнулась, но тут же задавила улыбку. Луиза пожевала губами, но смолчала.

– А я? – подозрительно спросил Марк.

– А ты – наш сын.

Мальчик с сомнением посмотрел на летунью.

– Глупо. Разве что Хелен меня в тринадцать лет рожала…

– Вполне допускаю! – немедленно отыгралась Луиза за усмешку летуньи.

Господи Боже! Ну что за змеиный клубок? Без шпилек и часа прожить не могут!

– Стоп! – закричал я, заставив Хелен проглотить ответную реплику. – Хватит! Моя жена любит свою тетушку, тетушка обожает племянницу! Так себя и вести! Клянусь, иначе я беру Маркуса и ухожу с ним вдвоем! А вы можете лаяться до прихода преторианцев!

Марк глянул на меня – и сообразил. Подошел, демонстративно взял меня за руку.

Бунт был подавлен в зародыше. Женщины пыхтели, мерили друг друга совсем не любезными взглядами, но молчали. Потом Хелен обратила подавленное ехидство на меня:

– И это все, что ты придумал? Кем мы будем называться? Гениально!

– Нет, не все. Сейчас будем творить маскарад. Доставайте пудреницы.

Женщины переглянулись.

– Хелен, Луиза, если у вас нет с собой косметики – где угодно, на Слове, за пазухой, в потайных карманах, – значит, я последний дурак в Державе!

Хелен вздохнула, прикрыла глаза. Потянулась в Холод. Я принял из ее рук увесистую сумочку, кивнул.

Луиза извлекала пузырьки, баночки, тюбики из многочисленных, хотя и совершенно неприметных карманов монашеского одеяния. Это заняло у нее гораздо больше времени, зато в результате она превзошла летунью.

– Знаток, – возмущенно сказала Луиза, расставаясь с богатствами.

– Ага. Мне однажды друзья сделали подарок, после полугода тюрьмы, когда я только вышел… – Я покосился на Марка, но решил, что мальчика, выросшего при дворе, и в пять лет ничем не смутишь, не то что в двенадцать. – Под вечер привели и втолкнули в номер гостиницы девушку… ну, абсолютно голую…

Марк хихикнул. Луиза негодующе посмотрела на меня.

– Ей хорошо заплатили! – только и сказал я в свое оправдание. – Профессиональная блудница, очень опытная, с церковной лицензией! Так вот, утром, когда я проснулся, она красилась у окна.

Я считал эту тему законченной, но теперь вмешалась Хелен.

– Подожди, но… я могу предположить… она Слово знала?

– Нет, откуда ей.

– Тогда… раз ты с ней спал…

Луиза укоризненно покачала головой.

– Заранее спрятала в номере, когда заказ получила, – вынужден был объясниться я. – Не одежду, ее потом принесли, а косметичку! Все, хватит болтовни. Сестра Луиза, простите подобные разговоры… и раздевайтесь.

Марк веселился от души.

– До белья. Ничего страшного. Компаньонки не ходят в монашеском балахоне.

– А в чем мне тогда ходить? – возмутилась Луиза. – В белье? Я компаньонка или эта… блудница с лицензией!

– Компаньонка, – успокоил я. – Но в трауре по почившему мужу. Сестра, речь идет о спасении… вы сами понимаете, кого и чего!

Все. Луиза сдалась. Только предварительно велела Марку отойти шагов на двадцать – большего ей не позволял страх за него, меньшего – стыдливость. Мальчику, похоже, карнавал доставлял искреннее удовольствие – он отошел, громко считая шаги и растягивая ноги, будто хотел сесть в шпагат.

Можно было поблагодарить тех церковных чинов, что придумывали подобное облачение для монашек. Когда Луиза избавилась от верхней накидки с капюшоном и платка, из четырех юбок оставила одну, самую короткую – почему-то она оказалась благородного серого цвета, длинную блузу заправила в юбку…

– Одиннадцать раскаявшихся! – в восторге воскликнул я. – Хелен, погляди!

Летунья моего восторга не разделяла. А зря. Я любовался не Луизой, а делом своих рук – ее новым обликом. Весьма обольстительная, хоть и в возрасте, дама. И все при ней. Многие от таких вмиг соображение теряют.

– Луиза, тебе придется отбиваться от мужчин, – с напускной озабоченностью сказал я.

Настоятельница скривилась, но вышло это фальшиво. С жадностью схватив зеркальце, она стала оглядывать себя.

– Юбку повыше стоит поднять, – сказал я. – Почти до колен. И подкраситься – скромно и неброско, но ярко и вызывающе.

Монахиня – или правильно теперь говорить «бывшая монахиня»? – приняла это противоречивое приказание без вопросов. Лишь вздохнула:

– Я совершенно забыла, как это делается…

Можно подумать, косметику она с собой носила из ностальгических воспоминаний!

– Теперь ты, Хелен. – Я подошел к летунье. И сразу понял, она не слишком довольна всем тем, что я проделывал с Луизой. Пришлось улыбнуться, всем видом демонстрируя, как смешны потуги монахини выглядеть соблазнительно.

Летунья подозрительно посмотрела на меня, но чуть расслабилась.

– Во-первых, рука, – сказал я. – Снимай повязку. Или давай я…

– Подожди. – Хелен вздохнула. Провела рукой по повязке – и лубок легко разлетелся на куски. Зато в руках летуньи блеснула сталь.

– Господь карающий… ты с этим ходила все время? – Я был в ужасе. Сразу вспомнились самые неподходящие моменты, когда лубок мог разлететься, а тонкий как шило клинок – пронзить что-нибудь ценное.

– Повязка не так просто снималась, как тебе кажется. Тут нужен навык.

Да, в предусмотрительности Хелен не откажешь. Достать такое оружие куда быстрее, чем тянуться в Холод, а убить им – одно мгновение. Мне стало нехорошо. Почему-то я враз понял, кому предназначалось это оружие.

– Ильмар, давай не думать о старом, – тихо сказала Хелен.

– Ладно. Нож!

Летунья покорно протянула мне оружие. Это оказался стилет. Трехгранное лезвие было из отличной стали, но, конечно, резать им было нельзя. Пришлось достать свой кинжал.

– Ильмар, что мне делать с прической? – требовательно спросила Луиза. Я оглянулся на монахиню… на бывшую монахиню. Да, волосы были скручены каким-то некрасивым пучком, который только под платком и скрывать.

– Уложи помоднее… нет, по старой моде. Вот, как в мирской жизни носила, так и уложи.

Луиза глянула на Марка, уныло ковыряющего ногой землю. В нашу сторону мальчик старательно не смотрел. Позвала:

– Маркус! Поможешь мне!

Да, пожалуй, столь высокородного пажа еще не было ни у одной, самой светской, дамы. Оставив обрадованного окончанием ссылки Марка помогать Луизе, я вновь обернулся к Хелен. Скорчил злодейскую ухмылку, поднял кинжал… Потом вздохнул и спросил:

– Хелен, ты позволяешь мне…

– Делай, что считаешь нужным, – твердо, хоть и с тревогой, ответила летунья.

Я крепко взял ее за летунские нашивки на коротком рукаве пиджака – парящий орел с мечом в когтях…

И спорол начисто.

Хелен вскрикнула, будто я отрезал кусок ее тела, даже Марк и Луиза обернулись. Спороть с офицера знаки различия – это позор. Только трибунал военный такое может совершить. В глазах летуньи вспыхнула ярость.

– Только не убей меня своим запалом, – неуклюже скаламбурил я. – Хелен, ты должна выглядеть не летуньей… пойми.

– А кем? Разжалованной летуньей?

– Женщиной, одетой в костюм летуньи! В одежду похожего кроя! Так ходят, полувоенные костюмчики всегда в моде! Особенно на увеселениях!

Говоря, я отступал от Хелен, и впрямь ожидая, что та выхватит из Холода пулевик или свой электрический запал. Как хорошо, что вначале я попросил снять повязку, а то стилет был бы не в моей руке, а в моем боку…

Летунья остановилась. Тоскливо покосилась на плечо.

– Валяй…

– Точно? Позволяешь? – осторожно уточнил я.

– Да. Все равно я уже натворила дел на двадцать трибуналов. Ты лишь приводишь приговор в исполнение. Работай, вор! Времени у нас нет!