Он говорил шутливо, рассчитывая на ответную улыбку, но вместо этого Ольга вскинулась, словно ее ударили, гордо выпрямилась и на прямых ногах отошла обратно к столику, оставив Дмитрия недоуменно чесать в затылке.

– Необычный эффект, – прокомментировал незаметно подошедший Михаил. Разговаривал капитан почти трезво, с волос и воротника капала вода: видимо, сунулся в волны, чтобы протрезветь и умыться. – Кавалер из тебя, Дима, что из дерьма пуля.

– Сам удивился, – признал Дмитрий. – Ладно. Раз уж ты здесь – работать в состоянии? Польза от тебя будет?

– А я уже с ними поговорил, под запись. – Михаил махнул рукой в сторону свидетелей, которым кто-то догадался выделить шерстяное одеяло. – Ничего интересного. Искали место, чтобы потрахаться на красоте, увидели вот это. Девочка училась на медсестру, так что попыталась сделать искусственное дыхание…

– Что, прости?

Дмитрий посмотрел на выпотрошенную женщину, слепо глядящую в небо. Представить, что кто-то сочтет ее еще живой, было… трудно.

Михаил пожал плечами.

– Шок. Метались вокруг, потом кое-как сообразили, что надо ехать к городу, где есть пост. Ничего не видели, ничего не слышали. Подписку я взял.

Дмитрий хмыкнул. Подписка или нет, а слухи разойдутся в любом случае. Но так, может, хотя бы не сразу.

– Отправь людей проверить наверху. Еще надо проверить пристани. Я займусь потеряшками. Сутки-двое – дело еще не завели, но родственники уже могли заявить. Психбольницы – там вечный некомплект. Если псих не выглядит слишком опасным, могут и отпустить, но на карандаше подержат. Потеряшки… а, я это уже говорил?

Михаил кивнул и внезапно широко зевнул, прикрыв рот ладонью. Дмитрий тут же зевнул за компанию и махнул рукой.

– Сначала сон. А то так и будем по кругу ходить. Вы там заканчиваете?

Фотограф, который уже бережно убирал камеру в футляр, кивнул. Шабалин, водивший носом над самым телом, словно хотел вынюхать убийцу, выпрямился.

– Еще минут десять, и можно увозить. Если не возражаете, мы бы еще соскобы из-под ногтей взяли. В биолого-почвенном начали делать эти новые реакции, чтоб ДНК определять. Вдруг она поцарапала кого-то?

– Хорошо. Заканчивайте, отправляйте в морг с пометкой, чтобы занялись побыстрее. Я – в управление.

Дмитрий устало побрел к лестнице – все те же пятьдесят три ступени, только уже вверх. Михаил шагал рядом, сунув руки в карманы.

– А представляешь, как просто было бы, окажись ты прав? – вдруг спросил он.

– Что?

– Я про твою Оленьку-культистку. Р-раз, и дело раскрыли, не отходя от трупа. Поставили бы рекорд по скорости раскрытия дела.

– Она не моя.

«Пока».

И все же мысли о совпадении засели в голове. Привязать их пока что ни к чему не получалось, но – пока. Пусть Дмитрий и не доучился на психфаке, перешел в органы еще до ординатуры, но взгляд с точки зрения обеих профессий, и первой, и второй, сходился в одном: все совпадения и странности следовало учитывать, заносить в картотеку и ждать, пока они сложатся в цельную картину.

Проснувшись от стука в дверь, Дмитрий несколько секунд просто лежал, пытаясь понять, почему вместо привычных кремовых обоев стена покрыта белой краской, а в бок упирается острая пружина. Потом вспомнил: чтобы не тащиться на другой конец города, остался спать в управлении, на старом продавленном диванчике. Рядом с изголовьем на стуле тикали наручные часы. Восемь двадцать. Значит, спать пришлось от силы четыре часа.

В дверь заколотили снова. Пришлось подняться и открыть. Игорь Деревянченко выглядел помятым, словно и ему не пришлось спать, но довольным.

– Отчеты, товарищ майор. Патологоанатом, судмедэксперты, список известных потеряшек.

Дмитрий кивнул, принимая папки. Работы предстояло много, но, дойди он до конца на психфаке, стань врачом-психиатром, бумажек было б не меньше. А в остальном? Белый халат вместо серой формы, стетоскоп на шее, ученая степень в медицине, и – Олюшка, восторженно глядящая на светило психиатрии.

«Приворожила она меня, что ли? Сектантка мелкая».

Желудок забурчал, возмущаясь приему вчера водки с бутербродиками.

«А вот обедают психиатры регулярнее».

Игорь понимающе кивнул:

– Я попросил в столовой оставить что-нибудь. Так что там, товарищ майор, секта, получается? Ребята такого нарассказывали, жуть.

– А вот это, лейтенант, нам и предстоит выяснить. – Дмитрий бросил отчеты в сейф. – Расскажи лучше, как твоя Илона. Судя по довольному лицу, сложилось?

– Что? А, нет. – Лейтенант махнул рукой. – Тот сержант все настроение сбил. Просто гуляли, разговаривали, знаешь. О! – оживился он. – Она так-то счетоводом на складе работает, но каждый отпуск в горы ходит, представляешь? По виду девчонка девчонкой, а мышцы – каменные. И так рассказывала – дух захватывает. Даже самому захотелось полазить по горам.

– «Музыка ва-а-ас связала…» – фальшиво пропел Дмитрий, – не навернись там, в горах.

– Да ну тебя, – обиделся Игорь. – Она меня, между прочим, на Пидан летом звала вместе подняться. Хорошая девчонка, а ты – му-узыка.

Гора Пидан, чуть выше километра высотой, для альпиниста – все равно что для велогонщика поездка вокруг дома. То, что Илона из «Северного» готова была вести туда туриста, возиться с ним, говорило о том, что все и правда могло оказаться серьезно.

«Сколько же девочек по шалманам плакать будут, если лейтенант наконец остепенится!»

Дмитрий миролюбиво вскинул руки.

– Ну, раз на Пидан – тогда конечно. И что хорошая – замечательно. Только ты это, своди ее куда-нибудь до лета? Хоть в театр, хоть в кино.

Впрочем, по-настоящему, всерьез о любовной жизни лейтенанта не думалось. Думалось о другом. Театр. Дмитрий даже прищелкнул пальцами. Вот что ему напоминала поза той женщины. Вот почему убийца не стал просто скидывать ее с обрыва или через борт лодки. Ее разложили специально, напоказ. Для кого? Уголовное представление с фонариками, протоколом, осмотрами, фотографированием сбоку, сверху, крупным планом.

Убийца словно включал их всех в свое преступление, подмигивал. Дмитрий передернул плечами, пытаясь стряхнуть мерзкое ощущение. Хотелось вымыть руки ядреным хозяйственным мылом. Обычный преступник или вовсе не думал о жертвах, или старался их скрыть. Этот же… псих. Или психи. Работают ли психи группами?

Данных было мало, так мало, что хотелось забыть про поздний завтрак и метнуться обратно в кабинет, изучать содержимое папок, пока не найдется хоть какая-то зацепка. Что-то всегда находится. Всегда. Надо только хорошенько поискать.

Желудок снова заворчал, напоминая о том, что не зацепками едиными.

– Что, говоришь, в столовой оставили? Только… – Он дыхнул в ладонь и поморщился. – Только сначала умоюсь.

После контрастного душа, побрившись, Дмитрий снова почувствовал себя человеком, и котлеты из ведомственной столовой замечательно шли под картотеку пропавших. Ольга Москальчук, двадцать пять лет, глаза серые, волосы русые. Анна Ревун, тридцать лет, особая примета – родинка над глазом. Елена Игнатьева, сорока пяти, волосы крашеные, рыжие… Дмитрий бегло проглядывал папки, откладывая их на стул. Владивосток – большой город, и стопка все росла и росла, грозя съехать на пол.

Спустя час папки закончились, но незнакомки с пляжа среди потеряшек не нашлось. Для кого-то она еще оставалась живой, где-то ее ждали родители или муж с детьми. И эти родные даже не подозревали, что патологоанатом Сергей Радиевич уже провел вскрытие, составив отчет.

«Отчет. Точно».

Из отчета следовало, что жертва была истощена, а на теле присутствовало два типа повреждений – прижизненные и посмертные. Убийца сначала истыкал ее тонким лезвием, похожим на ланцет, затем убил одним точным ударом в сердце, после чего изнасиловал и снова изрезал. Вся оккультистская символика была нанесена посмертно. Распотрошили женщину уже после, чтобы забрать матку. Дмитрий подумал и решительно отодвинул от себя тарелку с винегретом. Тарелка стукнулась о телефон, который в этот момент зазвонил так внезапно, что Дмитрий вздрогнул.