Вертолетик Бакстера метнулся к поврежденному двигателю. Внутри сломалось несколько шатунов — поршни прошли сквозь крышки цилиндров.

Бакстер пришел в смятение. Что это еще такое? Он этого не заказывал. Шторми встретилась с тем, кто предназначен ей судьбой. Она села в Реддинге и познакомилась со Строубом, с которым иначе разминулась бы навсегда. И на этом ее испытания на сегодняшнюю ночь должны были закончиться.

Шторми плавно дала правый крен, ложась на курс захода на посадку. Она выбросила из головы все, кроме одной-единственной мысли: сейчас ей предстоит совершить идеальную посадку по приборам.

Дождавшись, пока указатель отклонения от пеленга приблизится к центру навигационного экрана, она зафиксировалась на центральной линии. Вскоре на панели зажглась голубая лампочка: внешний маркер салинасского аэропорта. Шторми установила на «Старт» таймер захода на посадку, сверила показания альтиметра с цифрой, указанной в инструкции, потянула на себя рукоять управления закрылками и, наконец, опустила рычаг шасси.

Ничего не произошло: выключатель щелкнул вхолостую.

«Разумеется», — проворчала про себя Шторми.

Гидронасос управлялся четвертым двигателем. А двигатель вышел из строя. Придется накачивать колеса самостоятельно — через резервную систему.

«Хорошо бы все удалось с первого захода», — подумала летчица. Когда садишься на аварийной системе, убрать колеса уже невозможно.

Шторми переключилась на резервную систему управления насосом, выдвинула рукоять и торопливо принялась накачивать колеса правой лапой, левой удерживая курс и высоту.

На семидесятом толчке насоса запоры открылись, и шасси начало опускаться. Под фюзеляжем зарокотало — в распахнувшийся люк шасси врывался воздух, колеса выдвигались медленно и трудно, одно за другим. Но наконец последнее колесо с глухим щелчком встало на место.

— Вышка Салинаса? — пропыхтела Шторми в микрофон. — «Авиахорек три-пять» прибывает по маркеру, посадка по приборам.

Справа на панели вспыхнуло три зеленых огонька. «Шасси опущено и встало на замок», — подумала она. Сказать это вслух уже не было сил.

Капитан Шторми понимала, что следовало бы еще раньше объявить аварийную ситуацию. Тогда с диспетчерской вышки направили бы пожарную команду. Спасатели тут же примчались бы прямо на ВПП и позаботились бы о самолете «Авиахорьков» как следует.

Правда, Шторми всегда говорила, что хорькам особая забота не нужна. Хорьки сами могут о себе позаботиться. И все же зря она не предупредила диспетчеров о неполадках. Если ей не удастся сесть с первого захода, если она потерпит крушение, то окажется один на один в темноте с настоящей бедой.

С полным грузом на борту, на трех моторах, с выпущенными шасси и закрылками «ХЛи-4» не сможет набрать высоту. Надо, чтобы все удалось с первого же захода. Судьба этого рейса висела на последнем тоненьком звене цепочки.

— «Авиахорек три-пять»? Вышка Салинаса на связи. Маршрут захода на посадку свободен. Видимость упала до тысячи лап.

Тысяча лап — это был официально дозволенный минимум видимости для хоречьих самолетов.

Шторми подтвердила прием и увеличила нагрузку на все три двигателя, чтобы скорость снижения не превысила пятисот лап в минуту. И все же земля приближалась слишком быстро. Шторми подумала о неровной местности, скрытой внизу за пеленой тумана, о горах, сдавивших клещами узкий посадочный коридор… «Держись траектории снижения, Шторми, — напомнила она себе. — Держись центральной линии!» Она оттянула на себя дроссели — резче, чем полагалось бы при вышедшем из строя двигателе, — и «ХЛи-4» снова лег на курс. Так… а теперь увеличить мощность, чтобы не сбиться…

Бакстер ничем не мог ей помочь — разве что укутать ее поплотнее теплым одеялом уверенности:

— Ты — прекрасный пилот, Шторми. Ты делала это уже не одну тысячу раз. У тебя огромный опыт. Ты даже не заметишь, как сядешь! Это же пара пустяков!

— На самом деле до минимума еще лап пятьсот. А шасси опущено и стоит на замке, — вслух объявила Шторми. Неожиданно — непонятно почему — у нее стало легче на душе.

Ее жизнь — в ее собственных лапах. Все теперь зависит только от ее мастерства. Даже если не будет видно полосы, придется садиться вслепую. Да-а, в такую переделку она еще не попадала!

Посадочные огни включены, но туман висит сплошной белой простыней и видимость — всего на несколько сот лап выше минимума.

Точнее, на полсотни.

— Отлично, Шторми, — подбодрил ее Бакстер. — Ты прекрасно справляешься. Ты сама выбрала такую жизнь. Ты долго училась. И стала классным пилотом.

«Отлично, Шторми», — сказала она себе, удерживая указатель почти точь-в-точь в центре креста… Почти на центральной линии, только чуточку выше траектории снижения… Она затаила дыхание: только бы не сдвинуть штурвал! Точка указателя реагировала на малейший нажим. И хотя сердце Шторми бешено стучало, дух ее был слит воедино с самолетом. Они вместе скользили по глиссаде, плавно приближаясь к земле.

Бакстер мгновенно понял, что происходит. Он почувствовал это. Салинасский аэропорт погрузился в туман: видимость нулевая, базис облаков нулевой. Нужно каким-то образом открыть проход в облаках, иначе Шторми не увидит земли!

Он был еще совсем новичок, но старался, как только мог. В школе воздушных эльфов он твердо усвоил, что мир смертных — это мир воображения и что изменять его следует мыслью. И он вообразил посадочную полосу, залитую ярким лунным светом. Вообразил, что никакого тумана нет.

Шторми бросила взгляд на альтиметр. Блим-блим-блим… на приборной доске мигала белая лампочка — средний маркер, допустимый минимум высоты, 279 лап над землей. В правилах сказано: если посадочной полосы не видно, следует либо выйти на второй круг, либо взять курс на другой аэропорт. На мгновение Шторми оторвала взгляд от приборов и выглянула в окно. Сплошной туман. Никакой полосы. Вообще ничего, кроме тумана.

«Угу, — подумала Шторми. — Летим тихонько. Тихо-тихо…»

Центральная линия, чуть-чуть выше траектории снижения… Летчица повела дроссели вперед, воображая, как колеса мягко касаются бетона…

Сотня лап до земли… Внезапно сквозь туман вспыхнули зеленым входные огни полосы, на мгновение показалась черная лента рулежки, а над ней — гигантские белые цифры «31». И снова все поглотила тьма — только тускло горели посадочные огни «ХЛи-4».

— Лунный свет, лунный свет, — бормотал Бакстер. — А тумана не надо. Яркий свет, ясное небо…

Ничего не вышло.

Хорьчиха плавно повела назад три дросселя, неотрывно глядя вперед, сквозь стекло: может, полоса вынырнет из тумана еще хоть раз? «ХЛи-4» приподнял нос, шины неслись уже в нескольких лапах от того места, где полагалось быть бетонному покрытию дорожки. «Как хорошо, что я не вызвала спасателей, — подумала Шторми. — В таком тумане запросто можно было наткнуться на пожарную машину». Стекло как будто снова затянуло льдом, и Шторми со вздохом перевела глаза на приборную доску.

«Курс-курс-курс, — укоризненно забормотала она себе под нос. — Что бы там ни стряслось, капитан, твое дело — держать курс. Курс, курс!»

Резина зашуршала по бетону. Самолет корчился в непроглядном тумане, полосы по-прежнему видно не было. Наконец, полосы коснулось и носовое колесо. Все так же бдительно следя за указателем курса, летчица реверсировала второй и третий винты и с силой выжала тормозные педали.

Самолет мчался по полосе. До боли напрягшись всем телом, Шторми ждала столкновения с таящейся во тьме неведомой преградой.

Но ничего не случилось. Ни грохота, ни толчка. Еще одно мгновение, растянувшееся в бесконечность, — и «ХЛи-4» замер где-то посреди салинасского аэродрома. Переключив двигатели на холостой ход, Шторми отодвинула стекло кабины и выглянула наружу, но даже и теперь не увидела земли.

Зависнув на своем вертолетике в нескольких лапах от ее кабины, Бакстер прикрыл глаза и сосредоточился изо всех сил.