И тут Боня вырубился…

Сознание возвращалось постепенно и как-то фрагментарно. Наконец Боня начал хоть что-то соображать и приоткрыл глаза. Болело все. Он все еще лежал в ванне, но из «томографа» ее уже выдвинули. Инопланетяне встревоженно склонились над своим «подопытным кроликом», а затем отступили на один шаг. Боню снова подняло в воздух и понесло в уже знакомый ящик. Затем объект экспериментов был перемещен в еще один ящик и задержался там на более долгий срок. Что-то гудело, волны накатывали одна за другой, и боль постепенно отступала, а сознание прояснялось. Ящик вокруг Бони наполнился каким-то легким сиянием, и крышка открылась.

Возникла физиономия Хаурбана, который, увидев сияние, с диким воплем подпрыгнул, а затем исполнил что-то вроде танца и арии профессора Хиггинса из «Моей прекрасной леди» на тему «Я сделал это!».

На сердце у Бони резко полегчало. Заодно он обнаружил, что тело вновь его слушается, так что из ящика он вылез самостоятельно. Особых изменений он не ощутил, но теперь вокруг него возникла, постепенно расширяясь, легкая, почти незаметная золотистая дымка.

«Неужели это и есть мана?» – подумал Боня, но вслух говорить не стал. Вместо этого он спросил, не найдется ли в хозяйстве инопланетян зеркала, а то ему интересно посмотреть, что с ним стало.

Когда до Хаурбана дошло, что Боня его о чем-то спрашивает, он прервал свой концертный номер, подошел к дорогому гостю танцующей походкой, поднялся в воздух и сам надел Боне на шею кулон-переводчик. Глава экспедиции сделал небрежный жест, и одна из стен преобразовалась в огромное зеркало. Затем Хаурбан разродился новой лекцией на тему произошедших с Боней изменений. Говорил он, как и вчера, вполне толково, но впечатление от рассказа было испорчено излишним самолюбованием и беспрестанной похвалой самому себе. Боне тоже досталось немало комплиментов, но исключительно как гениальному творению гениального мастера.

Боня внимательно разглядывал себя в зеркале. Наиболее заметным было то, что немного увеличилась голова. Конечно, таким же большеголовым, как инопланетяне, он не стал, но все же череп немного вытянулся вверх. Визуально лоб стал лишь на пару-тройку сантиметров выше, чем был. Учитывая отсутствие волос и бровей – почти незаметно.

На теле не осталось ни родинок, ни других пигментных нарушений. Зубы и ногти, к счастью, уцелели.

А Хаурбан продолжал вещать о том, что Бонин организм теперь может самостоятельно восстанавливаться. Например, царапина исчезнет без следа за несколько секунд, сломанный ноготь отрастет за полминуты, новый зуб – за пару часов. Кстати, зубы и вправду восстановились, никакого намека на кариес, да и те, которые были когда-то удалены, сейчас выросли заново. Вот здорово!

Усталости он теперь тоже не должен ощущать, организм возвращается в первоначальное состояние с такой скоростью, что накапливаться она просто не успеет. В том числе и в сексе (при этих словах Боня несколько смутился, но нельзя сказать, что огорчился).

Но некоторые вещи Боню все-таки не обрадовали. Отсутствие волос, например.

– Для разумного волосы – атавизм, – возмутился Хаурбан.

Отметим, что и сами инопланетяне были абсолютно лысыми.

Внешность у Бони меняться не будет. Так что теперь ему веками предстоит ходить лысым дистрофиком с мордой большелобого юнца. Зато ко всем болезням у него теперь иммунитет. Точнее, никакая зараза или яд к нему в организм просто не смогут проникнуть.

Все вышеперечисленное поддержание организма в боевой форме осуществляется за счет маны, которой у Бони всегда будет в избытке (сам производит). А вот есть, пить и даже дышать для него теперь необязательно, разве что по привычке и ради получения удовольствия. Равно как и мыться…

Отношение Бони к последним пунктам было двойственным. С одной стороны – удобно. С другой – он остро осознал, что человеком больше не является. А кем же тогда?

В заключение Хаурбан предложил Боне пройти к маноприемнику корабля (оказывается, здесь и такой прибор имелся) и проверить, как много маны он выделяет.

– Ты ее не видишь, но клубится она вокруг тебя довольно интенсивно, возможно, ты стал одним из сильнейших богов нашего времени, в этом надо убедиться, – обосновал Хаурбан свое предложение.

– И почему это я ее не вижу? – поинтересовался Боня, который вполне отчетливо видел золотистое облако вокруг себя.

Инопланетянин не уловил в его словах иронии:

– Боги никогда не видят маны. Наверное, они ее просто не замечают. Зачем замечать то, что всегда вокруг тебя и от чего нельзя избавиться? – Судя по довольному виду Хаурбана, это была шутка.

Спорить Боня не стал. Может, боги и впрямь на эту тему говорить не любят? И кто он такой, чтобы менять традицию? Но внутренне немного напрягся и решил быть поаккуратнее. Собственно, обо всех плюсах ему уже сообщили. Трудно предположить, что минусов не будет совсем. И, видимо, очень скоро ему предстоит обо всем узнать…

Тем временем они перешли в еще одну комнату, заставленную оборудованием. Посередине располагалось кресло с мощными подлокотниками. Примерно в двух метрах над ним была приделана воронка, напоминающая кухонную вытяжку.

– Садись сюда, – Хаурбан указал на кресло, – располагайся поудобнее. Над тобой маноприемник. Сейчас я его включу, и он начнет собирать вырабатываемую тобой энергию. Вокруг тебя останется только минимально необходимое облако, а все излишки будут втянуты туда. После уплотнения мана поступит в тот накопитель. – Он махнул рукой в сторону шкафа в углу комнаты. – Если приглядишься, то заметишь за прозрачной дверцей золотистый шарик размером с половину моего кулака. Как я уже говорил, в твердой форме мана приобретает многие свойства обычного предмета, ее могут видеть и даже брать в руки не только маги. Этот шарик – весь запас энергии нашего корабля, от него она расходится по артефактам жизнеобеспечения и двигателям. Было бы очень хорошо, если бы с твоей помощью этот шарик стал увеличиваться. Правда, он прекрасен? – неожиданно заключил инопланетянин.

Боня без возражений уселся в предложенное кресло. Во-первых, он чувствовал себя обязанным Хаурбану, а во-вторых, ему самому было интересно. Сначала он не заметил никаких изменений, так как вся комната была заполнена маной. Но через некоторое время облако энергии осталось только вокруг него, причем со всех сторон оно простиралось примерно на метр, а вот в сторону «вытяжки» тянулся длинный столб. Боня понял, что может управлять этим потоком. Он попробовал немного его увеличить, а затем вернул к прежнему уровню. Боня чувствовал, что увеличить поток он может во много раз, но не стал этого делать. Хаурбан и так выглядел страшно довольным, а хвастаться новоиспеченному богу не хотелось. Тем более по земному опыту он помнил: если показать начальнику, что можешь делать больше, то премия отнюдь не гарантирована, а спрос с тебя точно вырастет. Сначала лучше самому изучить свои возможности, не стоит спешить делиться своими знаниями. Все-таки цель инопланетного эксперимента пока что до конца не прояснилась.

– Ты производишь маны в три с половиной раза больше, чем надо этому кораблю даже во время полета. Это очень хороший результат. Ты мог бы обеспечить маной даже большой военный корабль. Это уже высшая лига! Замечательно! Я имею право гордиться тем, что сделал! Ну и тобой тоже горжусь, конечно… Я надеюсь, ты не будешь возражать, – неожиданно поинтересовался Хаурбан, – если это кресло станет твоим постоянным местом проживания? Его можно отрегулировать так, чтобы тебе было максимально комфортно.

– Что, и спать тоже тут? – удивился Боня.

– Мой дорогой, – снова перешел на менторский тон инопланетянин, – во-первых, как я уже говорил, спать тебе теперь необязательно. А во-вторых, если привычки и рефлексы все-таки потребуют от тебя сна, помни, что энергию ты вырабатываешь и во сне. Было бы глупо терять ее просто так – она слишком ценна для нашего мира. Тем более теперь ты, как бог, несешь за этот мир ответственность.