— Угу, — выдохнула, поднимаясь. — Я рыцаря графского на него насылала, а тот бумаги ему якобы на мои деревни тыкнул. А я тайник баронский со своими грамотами на земли найти не могу…
Хлопает в ладоши.
— Я это дело люблю, — произнес певучим голосом. — Признаться, и так почти весь баронский дом обыскал до пленения. Тайник с грамотами, говоришь. Давай поищем.
— Давай сперва тебя в порядок приведем. Гостем в доме искать проще. Там ведь днем спокойно ищи — не хочу. А ночью, оно не то.
— Раздери меня владыки, — гогочет. — Да ты точно из наших!
— Да хватит уже, — фыркаю. — Пришлю Миру, пусть тебя побреет, из обезьяны человека сделает.
— Чего?!
Процесс создания рыцаря начался! Гордон придумал себе имя эпической наклонности — Асприн!
Проблема номер один. Доспехи покойного барона оказались велики!
— Давай я поздно ночью приду под дом, — предлагает. — Никто и не заметит фарса. А потом переоденусь в камзол, его — то швея твоя ушьет.
Гордон без бороды и постриженный, оказался привлекательным молодым человеком. Черноглазым, как и я. Брови в стиле «Песика», внешность милого авантюриста.
Проблема номер два. Нет коня.
Решили ночью деревню взбаламутить. Гордон шума наделал прилично.
— Я рыцарь Асприн прямиков от герцога! Конь мой издох по дороге, загнал в спешке! — Кричит, доспехи скрипят, гремят при каждом шаге, словно детская погремушка, очень большая погремушка…
— Асприн! — подыгрываю. — В дом скорее!
— Через неделю войско мое подоспеет! — Переигрывает. — Герцог за хозяйство посмотреть хочет, как дела у вас! Прислан проконтролировать! Ежели все в упадке, на Поляну миров красный ирис добывать всех погонит!
Сама выбежала, за ним. Под светом факела доспехи красные блеснули. Мира с Полей их наскоро хорошо отполировали, заметила, что им это в удовольствие было. Тащу за собой это пугало огородное, из — под забрала смеющееся.
В домах свечи зажглись, зеваки смотрят. Умиляясь подумала, завтра сороки разнесут весь на все деревни.
Так и вышло. Но нам сейчас было не до этого. Прошлась по деревне, всех активировала, зашевелились. Тем временем Гордон переворачивал весь дом в поисках документов. Мира с Полей ему в этом помогали с особым удовольствием.
Тайник нашли! Он оказался на чердаке под кирпичиком, из которых дымовая труба состоит.
Завернутый в ткань рулон и оказался грамотой. А еще мешочек камней разноцветных Гордон передо мной поставил на трельяж.
— Честь по чести, — говорит. — Каменья ценные, казна баронская небось. Вот и решение твоих проблем.
— В грамоте что написано? Скажи, миленький, что читать умеешь! — Встрепенулась, мешочек в сторону откладывая. Мне все это стекляшки, на сокровища не падкая.
— Что ж, не уметь, у графа писарем был, грамоту знаю, — важно отвечает.
Из-за плеча Мира выглядывает.
— Мать зови сюда, — рычу на нее. — Уши развесила.
Выскочила с обиженным видом. Гордон прочел рулон ветхий заинтересованно.
— Все верно, — произнес заключением. И я снова задышала…
— Давай к Шоберту собираться, — поднялась, ладоши потираю деловито.
Посмотрел на меня скептически.
— Знаешь, почему барон грамоту прятал? — Говорит с укором. — Чтобы никто ее не увидел из спорщиков. Потому что ее только графу предъявить можно, или герцогу при споре. Увидела правоту на бумаге, убери, за свое стой словами. А не бумагой. Пойдем туда вдвоем. Шоберт грамоту отберет, сил у него много. И сожжет, считай все. А архивы графа в упадке. За это знаю, нет у него документов дубликатов. И Шоберт в курсе сего.
— Как все сложно…
— Барон твой глуп, — продолжает поклеп. — Особняк сгорит и бумаги туда же. Зря в доме хранил. Я на глупость и рассчитывал, все знатные так хоронят. Умные, да горя знавшие — в земле тайник держат, в самом непримечательном месте.
— И что теперь делать? — Плакать хочется.
Гордон на меня жалостливо посмотрел.
— Не унывай баронесса. Давай твой мост чинить. Торговый путь будет, деньги польются рекой.
— Поможешь? — Вскочила радостная.
Кивнул. Серафима пришла.
Вытащила горсть каменей из мешочка, все разноцветные, размером с горошину. У обоих глаза горят.
— Мы сможем за это лошадей купить? — Уточняю.
Разбойник берет один из моей ладошки. На свет поставил, смотрит. Затем на зуб пробует.
— Табун, — смеется Гордон. — На лошадь изумруда хватит, самого мелкого.
Серафима на него посмотрела ехидно. Недолюбливает его из-за Миры. Чует материнское сердце неладное.
— Бери помощниц любых, — инструктирую. — Пару камней. Чешите в село пригородное, или что есть поблизости, где лошадей можно купить и скот?
— Полдня пути пешком до селения с рынком, там кур продавали и поросят, — говорит Серафима. — За лошадей не знаю.
— Дашь два камня зеленых за двух лошадей, у местных выкупишь, — предложил Гордон. — Все продается и покупается, можно по дворам поспрашивать. Старых не бери, по зубам смотри и копытам. И чтобы подкованы нормально…
— Да знаю я, — обрывает Серафима. — Если лошадей, то и телегу?
— И телегу, — соглашаюсь и еще пару камней даю. — Сдачу вернешь.
— Пусть на золотые и серебряные монеты часть разменяет, — подхватил Гордон. — Однако страшно посылать баб одних с таким состоянием.
— Я с тобой не пойду, разбойник, — фыркает Серафима.
— Вариантов нет, — пожимаю плечами. — Идите уверенно просто, камни в обувь спрячьте. А на обратном пути на лошадях вас уже не перехватят.
— Ну это не факт, — выдал Гордон. — Но маловероятно. Так, может я с ней?
— Нет, — настаиваю. — Во — первых, ты рыцарь, увидят деревенские, что посылаю за покупками, расслабятся. Лучше мы с тобой мост начнем колотить. Во — вторых, моюсь тебя могут узнать.
— Там могут, — согласился Гордон. — Серафима, я тебе покажу куда лучше камни спрятать. И не смотри на меня так!
Собрались на мост.
Обмолвилась я о материале. Пилу нашли, топор тоже.
Варлам себя по лбу бьет. У меняв груди холодеет.
— Только не говори, что где-то кто-то еще скопытился, дедуля, — рычу.
— Забыл старый, совсем забыл. В чаще барон покойный пилораму организовал, чтобы мост чинить. Дело давно было, но бревна там есть.
Взяли женщин крепкий. Те на «рыцаря» посматривают, глазками стреляют. А мне смешно. Гордон грудь выпятил, улыбается курочкам моим.
Дошли до пилорамы, Варлам еле плелся. Пилорамой обозвать три сваленных деревца — это уже слишком. Но плюс был в том, что валить их уже не надо. Кое — где подсохли, но выбраны были со знанием дела.
Вытащить смогли лишь общими усилиями и волоком. Хоть и тонкие, но тяжелые. Гордон предложил часть забора разобрать, я с радостью согласилась.
Поздней ночью прибыла Серафима с двумя лошадьми, на телеге, с курами, гулями, цыплятами, картошки несколько мешков на посадку, других овощей. Еще и зерна набрала умница моя.
Дело пошло в гору. Лошадей запрягли на бревна большие и приволокли оставшиеся. Мост колотили неделю еще. Одновременно шли работы по вспахиванию земли. Плуг ржавый нашелся! Вот что главное.
Люди заработали с особым рвением. Деревня ожила, закукарекала, загоготала. Еще бы захрюкала, но, к сожалению, поросят Серафима не купила.
— Гордон, ты ж писарем работал, — говорю на торжественном открытии моста. — Надо плакат нарисовать с надписью, тьфу, со значком поворота, стрелки…
— Да лучше гонца отправить по плантациям, — предложил Гордон. — Он оповестит, что мост исправен.
— Я туда девочку не пошлю, там и пауки, и белозубки всякие, — фыркнула.
— Если плакат делать, тогда надо понятный знак рисовать. А письмо, его никто не прочитает, грамотных мало.
Стали рисовать плакат. Художественные принадлежности имелись, холстов немерено. Парочку запороли. Но вышел вылитый дорожный указатель. Второй плакат Гордон посоветовал нарисовать и поместить у моста с монетой и обозначением ее достоинства, чтобы вопросов не было, сколько за проезд платить. Тариф установили три медяка. У Шоберта десять, птички шпионские с соседних деревень напели.