— Я видела пророчество. Если убьешь меня, никогда не узнаешь.

— Лжеш-ш-шь…

Генералы переглянулись, Дареш зашагал было ко мне, но я выставила перед собой ладонь.

— Возможно, я поторопился с выводами, говори, вейра Бельх, — глаза императора мрачно блеснули, но когти втянулись, а голос сделался вкрадчивым и мягким.

Наверное, решил, что я то ли идиотка, то ли размякла от пережитого стресса, и нужно брать меня тепленькой. Игра в доброго полицейского, один из самых действенных способов на психику оппонента, вот только я сама в нее играла. И, разумеется, выигрывала.

Нужно было решаться. Сейчас или уже никогда.

— Просто так не скажу, — ответила твердо.

Нервная дрожь прошла по телу. Если сдамся сейчас, то потеряю свое единственное, с трудом полученное преимущество.

Несколько секунд стояла оглушительная тишина, в которой, казалось, даже сверчки онемели от ужаса, а солнце покатилось на запад быстрее.

— Вот как ты заговорила… — Император коротко и зло расхохотался, а после бросил короткое: — В темницу ее. Не давать вейре ни воды, ни еды, ни света.

Сказал он это негромко, но стража, укрывавшаяся от огня за краем наскального плато, услышала и тут же бросилась выполнять приказ. Меня скрутили сразу трое, хотя я не то что сопротивляться, даже двигаться толком не могла.

— Вейра, с пророчествами не шутят, — мой недавний защитник, поколебавшись отошел чуть в сторону. — Вы должны рассказать. Пророчество дается всей стране, а не тому, кто его увидел.

— Как ваше имя? — меня уже собрались уводить, но я с трудом извернулась, чтобы видеть лицо генерала, который помог мне.

— Лиоль Фарха, — поколебавшись, ответил он.

Меня подтолкнули в спину, понукая идти вперед, но я упрямо удерживала взгляд генерала:

— Если это пророчество дается всей стране, Лиоль Фарха, то войди в пещеру вместо меня и прочти его. Потому что я не скажу ни слова.

Меня толкнули сильнее, и я вынужденно двинулась за стражей. Сердце подскочило куда-то к горлу, и колотилось, как свихнувшийся метроном. Я сделала самую крупную в своей жизни ставку, и сейчас от ее успеха зависела моя судьба.

— Не слушай ее, Лил, — буркнул Дареш. — Она изворотлива, как лесная кошка, а язык ядовит, как у двухвостой змеи.

Его слова поймала уже краем слуха. Рядом поднялся ветер. Стражники проявили крылья, и без особых нежностей схватили меня поперек туловища, поднимая в воздух. Земля резко отдалилась, тело накрыло холодом и ветром, и я впервые в жизни потеряла сознание.

А очнулась в какой-то черной дыре, лежа прямо на сыром каменном полу и уставившись в темноту. Было холодно и сыро, и темно, как в бочке, голова раскалывалась от нудной мелкой боли, а что чувствовала моя спина от крестца до атланта, не может пересказать ни один учебник анатомии. Потому что нелитературно.

Так вот какие темницы у драконов. Страшные.

— Паучок, — позвала я тихо.

В горле пересохло так, что, кажется, даже слюны не осталось. Решив не тратить голос впустую, тут же замолчала. Паучок был тут, лежал у меня на груди, мягко пульсируя и словно отдаваясь вибрацией в теле. С ним было теплее. И не так страшно.

Я закрыла глаза, проваливаясь в очередной то ли сон, то ли обморок. Под веками текли воды странной чудесной реки, на который клонились серебристые ивы, в траве вспыхивали изумрудные огоньки, звучали веселые голоса птиц…

В следующий раз открыла глаза, среагировав на лязг в темном углу камеры, повернула голову и тут же зажмурилась. Даже свечной огонек вызывал болезненную резь в веках.

— Покайся, дочь моя, — ласково донеслось из полутьмы.

Храмовник…

— Принес теплого молока и свежего хлеба. Когда поведаешь пророчество Арахны, то напьешься вдоволь, и выспишься на мягкой перине.

Малодушно зажмурилась. Я сделала самую страшную ставку на своем веку, поставив на кон свою жизнь, и, похоже, проиграла. Она сгнобят меня здесь. У этого тела не хватит ресурса дожать императора.

Несколько секунд смотрела из темноты на манящий стакан молока, согреваясь одним только запахом хлеба и сливок, а потом отвернулась. Меня мучила совесть. Лиоль был прав. Пророчество важно для страны. Чьи-то жизни были в моих руках, и я не имела права забирать их с собой в могилу. А то, похоже, эти жизни для императора дешевле возможности меня прикончить.

Я снова повернулась к храмовнику, когда кто-то совершенно отчетливо приказал мне:

«Жди».

Голос звучал прямо у меня в голове, и я с недоумением уставилась в темноту, словно пытаясь обнаружить своего собеседника. Всматривалась так долго, что ушли и храмовник, и стакан молока, и хлебный запах. Поочередно перебрав все версии, я остановилась на той, в которой у меня начались галлюцинации от голода. В очередной обморок я отправилась почти с облегчением.

Сны снились путанные и тревожные. Меня тормошили, звали, рычали, угрожали какой-то феерической фигней вроде уничтожения моего любимого монастыря. Да я отродясь в монастыре не бывала! Хотя нет, бывала. Тоже в рамках одной из конференций. Весь наш совет, сияющий акульими улыбками, засняли на телевидении в платочках и со свечками под тоскливыми монастырскими стенами.

В себя я пришла от боли и… рычания над ухом.

— Да замолчите, наконец, — вырвалось у меня.

Голос звучал хрипло и простужено, но он звучал, хотя еще миг назад я была уверена, что даже шепот мне не по силам. Перед глазами вспылили несколько озабоченных лиц, среди которых я узнала Дареша и Лиоля.

— Ифритова ж ты дева, Виве, — с ужасом пополам с восхищением выдохнул Дареш. — Уж думал, вдовцом стал.

Не ответила, обвела глазами убогую комнатушку с маленьким окном, в которую едва пробивался серый рассвет. Взгляд отметил нескольких незнакомых мужиков, разряженных, словно девицы, в цветные шелковые одежды, а у стены кресло, в котором восседал император. Хмуро и исподлобья он разглядывал меня.

— Твоя взяла, кошка, — его взгляд ощущался тяжелым, как могильный камень. — Говори, чего хочешь в обмен на пророчество?

Лиоль не удержался и одобрительно кивнул, а у меня едва хватило сил подавить победную усмешку. В груди разливалось желчное удовлетворение.

Прав был мой галлюциногенный голос. Переупрямила я императора.

С помощью незнакомого вейра, забралась спиной на подушки и несколько секунд отдыхала, озирая триумфальный финал своего личного маленького боя.

Боли не было, но даже для простейших действий приходилось прикладывать немыслимые усилия. Всего-то приподнялась, а чувство, будто мешки с цементом грузила. Да и судя по брошенным на меня украдкой взглядам, выглядела я откровенно плохо.