Вот только один из этих измученных, оголодавших людей сливал информацию императору. На границе Леяш пасется целая армия, чтобы отбить у коварной меня душку генерала. Страх облажаться гнал меня вперед, заставляя работать ночами.

Мне нужна эта чертова волшебная ткань, и я буду безжалостна к предателям.

Ко мне один за другим тянулись рабочие, повторяя слова кровной клятвы. Теперь, став драконом, я видела, как алые руны опоясывали мое запястье. Мерцали и впитывались в кожу, как невидимые чернила впитываются в бумагу. И их также просто можно было вызвать вновь, чтобы рассмотреть подробности каждого договора.

У меня этих рунных колец-клятв было штук сто уже. Я поискала среди них договор с императором и… не нашла. Но сверху текли новые клятвы, мерцая и перевиваясь друг с другом, мешая рассмотреть поподробнее. Хотя мысль все равно зацепилась в голове. Надо потом отыскать наш договорчик и освежить память в преддверии новой встречи.

К моменту окончания потока клятв рука у меня отяжелела, словно на нее навесили амбарный замок. Последнее колечко-клятва на миг стиснула запястье и растаяла невидимой тяжестью.

— Эйвери, — тихо позвал меня Милош.

Я словно очнулась. Обвела залу заторможенным взглядом, анализируя собственные ощущения.

Рука мелко подрагивала, виски кололо болью, тело сковало знакомой слабостью.

— Надо продержаться.

— Да, — отозвалась шепотом.

Милош ласково взял меня за плечи. Или этот я к нему привалилась? В волосах осел его теплый шепот:

— Я буду рядом, Эйвери.

Зала опустела. Первым вышел Гирп, после Левеш, который оказывается все это время был тут и ревниво ловил каждое сказанное слово, следом потянулись рабочие и швейки. Очень скоро кроме меня и Милоша остались только семь человек.

С усилием выпрямилась и прохладно напомнила:

— С момента принесения клятвы наши жизни будут связаны. Погибну я, погибнете и вы.

Я, конечно, стерва, тут и говорить не о чем, но лучше напомнить об ответственности.

— Клянусь драконьей каплей, белым потоком, силой когтя, силой пламени, силой кости, — ко мне подошел один из веев и не отводя взгляда, полоснул себя по ладони клинком. —Я вверяю свою жизнь белому цветку с яблонь Леяш.

Кровь упала мне под ноги, и я только чудом не отшатнулась. Милош не дал бы мне. Он держал меня за плечи стальными руками, одновременно утешая и принуждая смотреть дальше.

Вей отошел только когда крови натекла целая лужа. Следом шагнула та худощавая замученная вея, не желавшая приносить клятву, и так же бестрепетно резанула руку. На этот раз кровь попала на платье, а лужа на полу обняла красным кончики туфель.

— Уж не подведи нас, Хозяйка, — сказала она после клятвы, чуть пошатываясь от кровопотери. — Нас шибко помотало.

— Не подведу, — сказалась выучка. Голос звучал холодно и строго.

Следующая клятва омыла кровью подол платья.

Я стояла, окаменев. Теперь я знала, зачем держит меня Милош. От железного запаха кружилась голова, тошнота затопила горло. От каждого шага подходящих ко мне веев мягко чавкала пролитая кровь.

Эта клятва звучала иначе, чем в доме Бельх. Страшнее. Кровавее. Там и клятвы-то было: пара слов, да укол стилетом в пальчик. Но то, что происходило сейчас… было ожившим кошмаром.

Такое солнечное утро, за окном мечется игривая, облитая солнцем листва, бегает детвора с веселым визгом. А здесь, в темной зале пол залит кровью, мрачно горят глаза, звучат слова, которыми не разбрасываются. Люди, и без того истощенные бесплодной войной с ифритами, отдают мне последнее, что у них есть — драконью кровь.

— Скоро все закончится, — шепнул чей-то голос. — Надо потерпеть еще немного.

В какой-то момент губ коснулось холодное горлышко бутылька, и я автоматически хлебнула какой-то горькой настойки. В голове сразу прояснилось. Я перевела застывший взгляд на Милоша, поднесшего мне лекарство, и поблагодарила легким кивком. Без него было бы сложно.

Клятва длилась и длилась.

В груди металось пламя. Прямо сейчас я была таким же неполноценным драконом, как Милош, но уже могла ощутить, как гуляет запертая в теле сила. Клятва будила дремавший в моем теле белый поток. Поток исконной драконьей магии.

Когда прозвучали последние слова, я, движимая каким-то древним инстинктом, с усилием положила ладонь на голову последнего коленопреклоненного вея:

— Принимаю клятву.

А когда вей поднял голову, с ужасом узнала Окли.

В глаза у меня заплясали темные пятна, а горло словно льдом сковало. Я не могла выдавить ни слова.

— Не прерывай клятву, — шепнул одними губами Окли, но я услышала. — Нельзя!

Руку сковало холодом, а после омыло огнем. Боль была настолько сильной, что из глаз едва не хлынули слезы, а в горле замер крик. Зато теперь я поняла, зачем Милош дал мне лекарство. Тело горело от боли, но на лице ни единый мускул не двинулся и голос звучал торжественно и прохладно, как подобает главе рода.

К тому моменту, как из залы вышел последний вей, я чувствовала себя, как человек, продавший душу дьяволу. Рука горела от боли, голова кружилась, голоса смешались в кашу.

Невидимая сила подхватила меня на руки.

Голова бессильно качнулась, придавшем к прохладному шелку рубахи, близко-близко я увидела лицо Милоша. Затхлый железный запах залы сменился ароматом выпечки и грога, а после свежим запахом сада.

Милош расправил крылья и вместе со мной поднялся в небо. В голове мелькнула мысль, что он стыдится своей второй формы, и если бы не обморочная хозяйка, он бы оседлал кайрана, а не тащил меня на руках. В лицо бил ветер, солнечный свет слепил, соленый запах моря ощущался особенно остро.

Тело отяжелело и тянуло весом вниз, к земле, как средневековую ведьму, которой привязали на шею камень. Только в груди горело незнакомое пламя.

На несколько секунд я провалилась в темноту, а когда открыла глаза, то обнаружила себя щекой на подушке, закутанная по уши в покрывало. На краешке кровати тихо играла Лиле, а рядом суетилась Рене.

Она вдруг заметила мой взгляд и вспыхнула, как свечка, от радости, даже руками всплеснула:

— Вы пришли в себя, вейра! А я уж перепугалась! Лиле, беги к вейру Тальфу, скажи, что Хозяйка очнулась! Матери не говори, не отвлекай ее.

Лиле — на редкость замкнутый ребенок — без единого слова обхватила меня тонкими ручками, а после сцапала свою куклу и умчалась. У меня по лицу расползлась глупая счастливая улыбка. Ах, все-таки дети огромная радость.

Ага. И одного ребенка я недавно собственными руками перевела в разряд смертников. Улыбка тут же померкла. Хмуро поднялась с кровати, чувствуя себя усталой, но на удивление здоровой.