– Смотри, – сдавленным голосом сказал он, указывая в небо.

Каким-то образом руна, изображенная на башне, отразилась в облаках над морем. Огненное колесо пылало на сером фоне секунд тридцать, а потом исчезло.

– Карина летит в капище Третьего Лика, – сказала Ваниэль. – Но где это, я не знаю. И никто из эльфов не знает, я думаю.

Шенвэль недоверчиво посмотрел на эльфку.

– Именно капище Третьего Лика? – переспросил он.

Ваниэль кивнула.

– Лакгаэр знает, где оно находится, – сказал эльф.

– Лакгаэр ушел на заседание Нолдокора, – пробормотала Ваниэль.

– Ни одно заседание не длится вечно, – сказал Шенвэль. – Эта ночь, судя по всему, будет не только последней в моей жизни, но и самой бурной. Самое лучшее, что я сейчас могу сделать, это лечь и поспать. Набраться сил.

Он посмотрел на Ваниэль.

– Но я не могу, – сказал эльф. – Когда я погружаюсь в глубокий сон, моя Дверь открывается. Я знаю, что прошу слишком много, но я хотел бы, чтобы ты побыла со мной, Ваниэль. Посторожила мой сон и будила меня, едва покои начнут наполняться темным светом Подземного мира.

Ваниэль молча протянула ему руку. Шенвэль оперся на нее, поднялся на ноги, и эльфы пошли вверх по тропинке.

Везде, где живут люди, кто-нибудь сидит и смотрит на небо. От нечего делать, с тревогой или надеждой. Зарина знала об этом и шла на такой высоте, чтобы их двойной силуэт с земли казался не больше обычной птицы. Ведьма держалась блестящей ленты Нудая. Через три часа они миновали Шуму. Метла, несмотря на перегрузку, шла с хорошей скоростью. Вскоре леса Нудайдола сменила сочная зелень Гниловранской трясины. Внизу промелькнули широко разбросанные постройки – капище Ящера и воспитательный лагерь. Зарина задумалась об уютном местечке, где можно было бы передохнуть до заката. Использование сил Синергистов было дорогим удовольствием, за которое приходилось расплачиваться обоим. Обычно в таких случаях рекомендовалось обильное питье и отдых. Гёса и ведьма же покинули Кулу в чем были, у них не было с собой даже воды. Похожие размышления посетили экена. Гёса поднял руку, показывая чуть юго-западнее их пути, и предложил:

– Может, передохнем? Вот там, на островке?

Учение Барраха запрещало создавать изображения бога. Мандречены же любили изготовлять идолов и ставить их где попало, и этот языческий обычай сыграл на руку правоверным. Огромная фигура сияла в лучах солнца расплавленным золотом. Именно это яркое пятно посреди безжизненной трясины привлекло внимание наемника. Скорее всего, где-нибудь рядом с идолом находился и храм, в котором вполне можно было соснуть часок-другой.

– Это ведь мандреченское капище, – сказала ведьма неуверенно. – Нас там не примут.

– Оно брошено – там огонь не горит, – возразил экен.

Зарина перестроилась, заходя на посадку и целясь прямо на светлое пятно перед идолом. Где-то аршин со ста стало ясно, что это жертвенник странной формы, приземлиться на который не рискнула бы даже самая опытная ведьма. Зарина чуть сменила угол наклона метлы. Прочертив черный след по площадке, метла остановилась. Теплый, как парное молоко, прогретый воздух у самой земли после пронизывающего холода высоты был особенно приятен. Окунувшись в него, ведьма сразу почувствовала, что не улетит отсюда, пока не выспится. И даже черепа, насаженные на колья забора вокруг капища, не могли изменить решения Зарины.

У северной стены капища обнаружилась небольшая контина. Храм был очень, очень старым. На крыше седой бородой нарос мох и пестрели какие-то цветочки. Глина, которой когда-то обмазали стены, потрескалась, и были видны могучие бревна. Здание то ли просело от старости, то ли изначально было очень невысоким – даже экену с экенкой пришлось наклониться, входя. У противоположной стены контины стоял идол из светлого металла. Ведьма остановилась, рассматривая статую. Это оказалась женщина с коровьими рогами на непропорционально большой голове. В левой руке богиня держала пиршественный кубок. Глаза идола, сделанные из лунного камня, тихонько мерцали во мраке. На шее висело ожерелье, сплетенное в две нитки. Черные иглы верхнего ряда были оправлены в светлый и темный металл, на второй нити висели необработанные камни. На стене за статуей тремя светлыми пятнами белели ритуальные маски. Зарина подошла поближе. Маска, прикрепленная к стене справа от идола, изображала гримасу плача. Гипсовое лицо слева от богини уродовала боль, а маска над головой идола улыбалась пустой трещиной рта.

– Мне кажется, не стоит нам здесь оставаться, – совсем оробев, сказала Зарина.

– Да перестань, – улыбнулся зубами Гёса. – Правоверным не страшны ложные боги.

Пока ведьма разглядывала идола, экен прошелся по контине и у левой стены обнаружил нары. Гёса постелил на них плащ Зарины и поманил ведьму к себе. Зарина подошла к своему Синергисту, мысленно умоляя неизвестную богиню не гневаться на них. «Нам некуда больше идти», думала ведьма. – «Нам так нужен отдых. Прости нас, если мы нарушили какие-то правила. Мы немного побудем здесь и совсем не обеспокоим тебя, о великая».

Зарина легла рядом с Гёсой. Они обнялись и мгновенно заснули.

Ветер свистел в ушах Карины. Назад уносились изломанные кряжи и ошеломленные птицы. На то, чтобы пролететь вдоль всех Черных гор, ведьме потребовалось всего четыре часа, своеобразный рекорд. Карина должна была добраться в капище до заката, а еще надо было успеть в Пламенную, прихватить все необходимое для жертвоприношения.

Ей не удалось попасть в Кулу. Сначала телепортация шла как обычно, но в какой-то момент Карина ощутила себя так, словно кто-то затягивает на ее горле тонкую петлю. Ведьма решила, что эльфка все-таки солгала им и заманила в какую-то ловушку. Карина пыталась призвать свою Чи, вырваться из магического пространства, в котором перемещались объекты при телепортации, и ей это удалось. Ведьма сильно ударилась коленом обо что-то твердое и ощутила аромат роз. Телепорт выбросил Карину обратно на террасу Лакгаэра.

– Говорила я ведь, – сказала Ваниэль, протягивая руку ведьме. – Что мы еще встретимся.

Карина вскочила, схватила эльфку за руку и крутанула так, что спина Ваниэль оказалась прижатой к груди ведьмы. Эльфка даже не могла толком вдохнуть в кольце рук Карины. Ваниэль скосила глаза на кинжал, который ведьма прижала к ее горлу.

– Это мы с тобой уже проходили, – сказала эльфка спокойно. – Убери.

– Где Светлана? – задыхаясь от гнева, спросила Карина. – Что ты с ней сделала?

– Твоя подруга в Куле, в том месте, которое представила, – сказала Ваниэль терпеливо. Карина на миг ослабила хватку. Эльфка ударила ее локтем в солнечное сплетение. Ведьма ойкнула и согнулась пополам, а Ваниэль выскользнула из ее рук и проворно отбежала шага на три.

– Чем докажешь? – спросила Карина, пытаясь восстановить дыхание.

Эльфка пожала плечами.

– Тебе придется положиться на мое слово.

– А почему я снова здесь? – спросила ведьма.

– Эрустим держит тебя на длинной привязи. Но и эта веревка конечна, – сказала Ваниэль.

Губы Карины дрогнули.

– Значит, я… – прошептала ведьма. – Я не смогу уйти от Шенвэля, даже если захочу?

– Сможешь, почему же, – сказала Ваниэль. – Но не слишком далеко. Так далеко, чтобы он потерял над тобой власть, так далеко, чтобы он не смог тебя найти, тебе не убежать.

Карина провела рукой по лицу.

– Пойдем, выпьем, – сказала она.

Ведьма и эльфка вошли в покои. Ваниэль снова устроилась в кресле. Карина позвонила в колокольчик.

– Ты знала, что я хочу прыгнуть дальше длины моей веревки, – медленно произнесла Карина. – Откуда?

– После того, как Балеорн поднял Бьонгард из руин, они всей семьей уехали в Фейре. Но Разрушительница Пчела появилась в Бьонгарде еще один раз. После того, как ударила Эрустимом своего мужа, – ответила Ваниэль. – Все думали, что Пчела уже давно перебросила себя через всю Мандру. Куда-нибудь сюда, в Черные горы, чтобы Балеорн ее не достал. Но Пчела путешествовала пешком. Она пришла к моей матери, которая была одной из самых могущественных волшебниц Лихого Леса. Пчела попросила составить самый сильный обезболивающий декокт, какой только могла моя мать. На вопрос зачем, Пчела ответила: «Телепорты выплевывают меня, но идти я могу. Однако чем дальше, тем сильнее ошейник сжимает мое горло. Я не хочу чувствовать этого. Тогда я смогу идти».