Тяжелая, чуть влажная шкура, постеленная на дно телеги, была полна колючих соринок и плохо пахла. Алиса даже касаться её не хотела – сидела на коленках, стискивая обеими руками Жорика, и дрожала всем телом. Легкое летнее платьице плохо спасало от сырости и ночной прохлады. А что там, снаружи – ночь, было понятно по проплывающим над головой кусочкам звездного неба, видимым сквозь прорехи в потрепанном пологе фургона.

Чтобы девочка могла согреться, её похитители подстелили эту вонючую шкуру и бросили одеяло – тоже грубое, колючее, пахнущее чем-то кисловатым. Видно, ожидали, что она завернётся в него, но Алиса, несмотря на холод, так и не смогла себя заставить. Всё вокруг казалось ей отвратительным и страшным. И сама повозка – скрипучая, раскачивающаяся во время езды, и тянущие её мохнатые животные, совсем не похожие на привычных лошадок. И тяжелый железный ошейник, который на неё надели, привязав её к борту телеги, как собаку.

Привычным предметом во всей окружающей обстановке был лишь Жорик. Но и он – всего лишь тряпичная акула.

Очень хотелось есть. Сейчас Алиса с радостью съела бы даже тарелку самого невкусного рыбного супа, которым кормили в детском саду. Или кашу. Даже холодную манную. Даже с комочками. Но то, что ей предлагали похитители, выглядело и пахло ещё ужаснее, и она так и не заставила себя проглотить ни кусочка. Только пила воду из тяжелой глиняной кружки.

Усталость и качка давали о себе знать, так что вскоре девочка все же опустилась на шкуру и натянула на себя сверху кусок мешковины. Жорик заменил ей подушку.

Плакать уже не хотелось – веки и так распухли от бесконечных слёз. Вокруг всё плыло, глаза слипались, но настоящий сон так и не шёл. Алиса даже думала, что после всего, что с ней случилось, она вообще больше никогда не сможет заснуть.

Сложно сказать, что было самым страшным.

Буря, несущая с собой светящиеся красные сполохи, быстро погрузившая город во тьму… Обезумевшая от паники толпа людей, мечущаяся вокруг них с мамой… Рычание совсем рядом, заглушаемое визгами ужаса…

Она вздрогнула и сжалась ещё сильнее, вспомнив момент, когда её ладошка выскользнула из маминой руки, и людской водоворот подхватил её, утаскивая куда-то в сторону…

А потом был серый мир.

Алиса пыталась вспомнить, как она очутилась в этом жутком месте без звуков, без цветов, без запахов. Предметы вокруг были словно облеплены слоем серого пепла, силуэты людей и вовсе проплывали мимо полупрозрачными призраками, сотканными из струек дыма. Они ускользали от неё, не обращая внимания ни на её крики, ни на слёзы, ни на попытки ухватить их за руку. А тем временем со всех сторон подступала тьма – жуткая, шевелящаяся сотнями щупальцев, разрываемая багровыми вспышками, похожим на молнии.

Сколько она проблуждала так, она и сама не знала. Следующее, что она помнила – это как какой-то огромный дядька в железной броне тащит её на плече, отбиваясь от жутких костлявых собак.

Она поначалу приняла его за рыцаря, который, наконец-то, пришёл, чтобы спасти её и маму. Но мамы рядом не было видно. Да и рыцарь был какой-то неправильный. Отбившись от чудовищ, он принёс её к странному треугольному дому, из крыши которого вверх тянулся луч света. Внутри дома тоже был такой яркий свет, что ей пришлось зажмуриться…

И снова провал в памяти. Алиса не помнила, как оказалась здесь, в этой повозке. Её, полусонную, плачущую, передавали из рук в руки и прятали в каких-то тёмных тесных местах. Однажды даже заперли в деревянной бочке, пропахшей рыбой. Пожалуй, по сравнению со всем этим в повозке было даже неплохо. Ехать было мягко, никто её не трогал, лишь временами заглядывал какой-то дядька и в очередной раз предлагал ей еду и воду.

Вот только менее страшно от этого не становилось.

Алиса была совсем взрослой девочкой – в сентябре уже должна была пойти в первый класс. И буквы все знала, и читать могла по слогам, а многие слова даже могла сама написать. Но сейчас она чувствовала себя крохотной и беззащитной. И всё, чего ей хотелось – чтобы вместо игрушечной акулы можно было обнять маму. И папу. Папа – большой и сильный, он бы их спас и увёз домой…

С каждой минутой она верила в это всё меньше. Мама потерялась. И папа тоже не придёт. Потому что он даже не знает, где она. Это какое-то совсем чужое место. Люди здесь говорят на незнакомом языке, и вообще всё вокруг незнакомое и пугающее. В те короткие моменты, когда ей удавалось оглядеть окрестности, она не видела ничего похожего на привычные городские кварталы. Поэтому она даже не пыталась бежать. Бежать было просто некуда.

Повозка вдруг резко дёрнулась и замедлила ход. Тянущие её огромные мохнатые животные встревоженно загудели, за пологом фургона заплясали размытые светящиеся пятна от факелов. Алиса встрепенулась, выглядывая из-под одеяла. Протерла глаза, поправила тяжелый ошейник – он свободно болтался на её тонкой шее и порой больно упирался в ключицу.

Раздался вопросительный возглас одного из людей, ехавших впереди. А потом – страшный крик, оборвавшийся натужным хриплым бульканьем.

Начался жуткий переполох. Топот ног, ругань на незнакомом языке, удары железа о железо. Ещё один крик – уже протяжный, истошный, от которого у Алисы в животе всё похолодело. За пологом, пересекая пятна света от факелов, с шелестом пронеслась странная тень…

Сначала Алиса накрылась с головой, вжавшись в шкуру и стискивая ещё сильнее свою игрушку. Но этого ей показалось мало, и она попыталась спрятаться под саму шкуру. Вот только та была большой и тяжелой, и края её толком не видно было в потёмках. Девочка, прикусив губу, чтобы не закричать от страха, ползала на четвереньках по дну телеги, стараясь не прислушиваться к доносящимся снаружи звукам жестокой драки.

Впрочем, те прекратились так же внезапно, как и начались, и вокруг фургона разлилась тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием растревоженных животных. От этого стало ещё страшнее, и Алиса замерла, широко распахнув глаза и вслушиваясь в темноту.

Сердце стучало быстро-быстро, тело била крупная дрожь, и кажется, вместе с ним дрожало всё вокруг. Воздух будто бы расходился вокруг неё кругами, как от камня, брошенного в воду – так, что очертания тряпичного полога искажались, расплывались. В груди все сжималось, как когда сильно раскачаешься на качелях, и чувство было такое, будто вот-вот с этих качелей слетишь и провалишься в какую-то пропасть.

Алиса крепко зажмурилась, вжимая голову в плечи и пытаясь успокоиться. Плакать и звать на помощь точно бесполезно – она это уже давно усвоила.

Кажется, отлегло. Но стоило ей приоткрыть глаза – как полог справа от неё затрещал, разрезаемый кривым, как птичий коготь, ножом.

Она не удержалась и вскрикнула. Но человек, просунувшийся в прореху в пологе, приложил палец к губам и тихонько зашипел – «тссс».

Девочка, замерев от страха, вытаращила глаза, сжимая обеими руками игрушечную акулу.

Незнакомец тем временем осторожно взобрался в повозку. Внутри стало светло – с левого его запястья на лямке свисал светящийся желтоватым светом кристалл размером с кулак, вставленный в оправу из тонкой проволоки.

Он сказал что-то – всё на том же незнакомом языке, но мягко, успокаивающе. И по голосу стало понятно, что это тётя. Кажется, даже молодая. Примерно как мама. Фигуру её было сложно разглядеть из-за накидки с капюшоном, а лицо и вовсе полностью скрывалось под вуалью из темной ткани, на которой был намалеван какой-то символ. Как она что-то видит сквозь эту маску?

Женщина, будто услышав её мысли, отбросила вуаль и немного сдвинула назад капюшон, так что из-под него выбились пряди волос – белых-белых, как молоко. Лицо у неё оказалось страшным. Поначалу Алисе показалось, что прямо на переносице у неё сидит огромный паук, охватывающий своими длинными лапами лоб и щеки. Но потом стало понятно, что это просто такое пятно. Но не нарисованное, а больше похожее на шрам – бугристый, красный.