С бьющимся сердцем он подошел к пленнику. Тот был огромным детиной, к тому же от него дурно пахло. Вместо шлема, как показалось Хуме, на нем была шляпа.

— Не шуми! — прошептал Хума.

Он почувствовал, что тело пленника напряглось. Хума увидел: руки пленника скованы цепью, а ноги связаны веревкой. Он нащупал на поясе кинжал и вынул его. В это время ушедшие из лагеря гоблины громко закричали. Они нашли тело убитого.

— Режь путы и беги! Я сделаю все возможное, чтобы задержать их.

Хума сам не мог понять, что побудило его так поступить — смелость или безрассудство. Он только знал, как рыцарь, что это был его долг — рисковать своей жизнью ради других.

Он встал во весь рост как раз в тот момент, когда Весельчак, услышав крик, вернулся к пленнику. Вначале гоблин принял Хуму за одного из своих товарищей, но тут же понял свою ошибку и замахнулся на рыцаря секирой. Хума легко увернулся и с силой ударил его в плечо. Весельчак закричал, призывая на помощь.

Гоблин не отличался ловкостью, однако был сильным. Хума легко увертывался от каждого взмаха секиры, но эта драка с Весельчаком могла дорого ему стоить. Уже было слышно, как остальные гоблины несутся назад в лагерь.

Один из гоблинов, явно их командир, удивленно завопил:

— Бык на свободе!

Кто-то оказался на свободе, но Хума не знал наверняка, относился ли этот вопль именно к их пленнику. От очередного удара Хумы гоблин выронил секиру и рухнул на землю.

Безоружный, со скованными цепью руками, пленник не смог бы победить трех человек. Но когда Хума повернулся, чтобы поспешить тому на помощь, его глазам предстала огромная фигура — рядом с ней гоблины казались маленькими детьми. Один из них, беспомощный, уже извивался, как червяк, над головой бывшего пленника. Двое других убегали в панике. Хума вдруг остановился, не зная, стоит ли подходить ближе.

Освобожденный пленник бросил несчастного гоблина в одного из его убегавших товарищей, тот, увертываясь от живого снаряда, запищал и помчался еще быстрее. Два гоблина столкнулись лбами так, что послышался хруст сломанных костей. Они упали и уже не поднялись.

Единственный уцелевший гоблин тоже не успел скрыться. Высокая, мускулистая фигура вытянула вперед обе руки, скованные цепью, и накинула цепь на шею охваченного ужасом гоблина. Одним рывком, свидетельствующем об огромной силе, пленник цепью размозжил гоблину голову. Безжизненное тело упало на землю, как мешок.

Хума остановился примерно в двадцати футах от освобожденного им пленника. Кем бы он ни был, ростом он, по крайней мере на фут, превосходил Хуму — человека не маленького — и был почти вдвое шире его. Руки были по толщине такими Же, как ноги Хумы, а ноги казались такими сильными, что могли пронести их обладателя двадцать миль без устали.

Хума с любопытством смотрел на бывшего пленника, а тот, казалось, в свою очередь разглядывал рыцаря.

Голос пленника был низкий и гулкий:

— Примите мою благодарность, рыцарь Соламнии. Я обязан вам жизнью, это долг, который я никогда не смогу достойно оплатить, но я буду вам верным товарищем до конца своих дней.

Хума все еще не остыл после драки, но уже не волновался ни за себя, ни за пленника.

— Меня не за что благодарить. Любой на моем месте сделал бы то же самое. Великан зло усмехнулся:

— И они сделали бы?

Он повернулся к рыцарю лицом, и даже в тусклом свете было видно, что существо, которое Хума освободил, — не человек и не эльф. На голове у него росли рога, а верхняя часть тела и почти вся спина были покрыты густой шерстью. Гоблины неправильно назвали его быком. Да, это был бык, но с телом человека.

Минотавр!

А минотавр, выказывая свою доброжелательность, медленно приблизился к Хуме. Хотя Хума знал, что это враги один из самых для рыцарей свирепых, — он был заворожен этим существом. Мало кто здесь видел когда-либо минотавра. Родина минотавров была далеко отсюда — на восточном побережье Ансалона. Но хотя и завороженный, Хума на всякий случай крепко сжал свой меч.

Даже для столь крупного существа, как минотавр, голова его казалась чрезмерно большой. Темный густой мех покрывал макушку и часть спины, остальная часть тела бы покрыта тонким пушком. Глаза были очень похожи на глаза настоящего быка, но в них светился человеческий ум. Морда была короткой и широкой, а зубы выглядели более пригодными для того, чтобы рвать мясо, нежели жевать траву. Хума вспомнил некоторые рассказы об этих существах и невольно попятился назад.

Минотавр поднял свои длинные и ширококостные руки, как бы показывая цепь, связывающую их. Пальцы были намного более толстыми, чем у человека, но заканчивались острыми ногтями, а все таки не когтями. В сравнении с лапищами минотавра руки самого Хумы выглядели руками годовалого младенца.

— В отличие от гоблинов, которым нужно раз в шесть превосходить противника по численности — иначе они и не рискнут напасть, — вы, как мне кажется, очень храбры, и вы умеете сражаться лучше, чем я. Уверен, что вы прекрасно владеете оружием.

— Пожалуй. — Хума старался не говорить лишнего. — Но что вы делаете здесь? Почему вы оказались пленником гоблинов? Я много раз слышал, что минотавры — союзники людоедов.

В темно-красном свете луны глаза бывшего узника, казалось, налились кровью.

— Вернее назвать нас их солдатами-невольниками, рыцарь Соламнии. Мы для наших сообщников не более чем рабы. Они удерживают наши земли и держат наших родственников как заложников, хотя называют это защитой наших семей. Поэтому мы служим им. Но наступит день, когда минотавры сами будут править своей страной! Мы ждем этого дня.

— Но все таки почему вы оказались пленником? — Хума изо всех сил старался говорить без дрожи в голосе и придать своему лицу мужественное выражение.

Ведь минотавру ничего не стоит сломать рыцарю шею. Хума уже видел его в бою.

Человекобык опустил закованные в кандалы руки и рассмеялся:

— Я убил капитана людоедов. Ударом кулака. Хороший был удар. Череп капитана треснул, как пустой орех.

Даже не убить своего командира, просто ударить — одна только мысль об этом ужаснула Хуму. Он поднял забрало своего шлема и подошел к минотавру ближе.

— Вы убили своего командира?!

— А вы сочувствуете людоедам? Теперь уже ни одна жизнь не будет загублена этим капитаном. А он, надо отдать ему должное, преуспевал в этом. Многие погибли от его секиры, особенно беспомощные и слабые. Я увидел его над телом старой женщины и телами двух детей, может быть ее внуков. И сделал то, что считал правильным. Бесчестно убивать старых, немощных или совсем юных — так, по крайней мере, все в моем роду думают. Никто из наших не простил бы меня. Я думал, что таких же правил придерживаются рыцари Соламнии. Но возможно, я заблуждался.

Минотавр снова поднял вверх скованные цепью руки, а Хума быстро, на всякий случай, отбежал назад.

— Или убейте, или освободите меня от этих цепей. Скорее. В пищу, которую гоблины давали мне, был подмешан яд. Они отравили меня. На свободе я, наверное, найду траву, которая меня вылечит.

Действительно, минотавр слабел с каждой минутой. Хума колебался. Он никак не мог решить, что ему делать. Мог ли он полностью доверять этому странному существу? Минотавры, возможно, были благородной расой, но они служили богам зла. Так его всегда учили.

Меч в вытянутой руке Хумы дрожал. Человекобык терпеливо ждал, готовый умереть или получить свободу. Спокойствие и преданность, с которыми бывший пленник смотрел в лицо своего спасителя, заставили наконец Хуму решиться. Он медленно вложил меч в ножны.

— У кого из них ключи от цепей? Минотавр опустился на колени. Его грудь вздымалась, как у быка перед атакой.

— Если ключи вообще существуют, то они у того, которого я швырнул, как червяка. Я никогда не видел ключей. В них ведь не было надобности. Если они меня заковали, то зачем им было меня освобождать?

Уставший минотавр отдыхал, а Хума подошел к гоблину и осмотрел многочисленные карманы на его поясе. В них было много всякой всячины, в основном военные трофеи — они невольно вызывали отвращение, поскольку были сняты гоблином скорее всего с убитых. Были еще какие-то непонятные безделушки. Наконец в одном из карманов он нашел ключи. Глаза минотавра были закрыты, и Хума вдруг забеспокоился: не нанес ли ему во время боя один из гоблинов смертельную рану. Но, услышав звон ключей возле своего лица, великан открыл глаза.