Седрик произнес свою речь и отвернулся от Лефтрина, словно давая ему время на раздумья. Два дракона уже проснулись и теперь ковыляли к воде. Седрик с интересом уставился на них, словно забыв о капитане.

Ярость в груди Лефтрина мешалась со страхом. Сперва кровь бросилась ему в лицо, потом резко отхлынула. Его сердце было таким же сильным, как и все его тело, но слова Седрика причинили ему боль. А если Седрик прав? Есть ли способ предотвратить катастрофу? Лефтрин взял себя в руки и произнес:

— Вряд ли кого-нибудь из тех, кто у нас на борту, когда-нибудь занесет в Удачный, а уж распускать слухи они и подавно не станут. Единственный, у кого будет такая возможность, — это ты. А ты зовешь себя ее другом, так что не будешь распространять о ней грязную ложь. Я не имею ни малейшего намерения бесчестить эту женщину. И по-моему, ты совершенно напрасно подозреваешь, что она может изменить мужу.

Последнее было правдой, но как же Лефтрину хотелось, чтобы Элис хотя бы на миг склонилась к иному!

— Я друг Элис. В противном случае я сдержал бы свое слово и оставил ее на этом корабле, а сам вернулся бы в Удачный. Но я знал, что тогда ей точно придет конец. Единственная причина, по которой я остаюсь здесь, — сохранение ее репутации. Неужели ты мог подумать, что я отправился в это злосчастное путешествие, дабы развеяться? Нет. Я здесь исключительно ради Элис. Я хочу защитить ее. Ее муж — мой близкий друг и человек, на которого я работаю. Так что, прошу, хотя бы на миг задумайся о том, в какое неловкое положение ты меня ставишь. Должен ли я пощадить гордость Элис и удержаться от упреков в ее адрес? Или мне следует ради защиты репутации своего нанимателя бросить тебе вызов?

— Бросить вызов мне? — изумился Лефтрин.

Седрик быстро добавил:

— Конечно, я не намереваюсь это делать и не думаю, что это нужно. Уверен, ты сам придешь к единственно правильному решению, обдумав все, что я тебе сказал.

Он замолчал, как будто ожидая, что Лефтрин заполнит эту паузу. И капитан попытался.

— Ты хочешь, чтобы я перестал с ней разговаривать? — Несмотря на все усилия, он так и не сумел скрыть гнев и горечь в голосе.

Седрик вскинул голову и широко открыл глаза, удивленный тем, что Лефтрин не понимает очевидного.

— Разве это возможно в такой-то тесноте? Просто прикажи одному из охотников взять у хранителей лодку и доставить меня и Элис обратно в Трехог.

— Мы в трех днях пути от Кассарика, — напомнил Лефтрин. — И ни одна из этих маленьких лодок не вместит и половины вашего багажа, не говоря уж о тебе и Элис.

— Я прекрасно сознаю и то и другое, — отрывисто заявил Седрик.

Лефтрин взглянул на него и заметил, что уголок губ у собеседника дергается, словно тот пытается сдержать кривую улыбку.

— Путешествие по течению реки будет куда более быстрым, особенно на маленькой лодке. Я слышал, как охотники говорили об этом вчера. Полагаю, до Кассарика нам с Элис придется не более одного раза останавливаться на ночевку. Оттуда мы сможем попасть в Трехог, а затем домой. Что касается нашего имущества, то пока что нам придется оставить его у тебя на борту. Мы отправимся налегке, а наш багаж ты отправишь в Удачный, когда наконец вернешься в Трехог. Уверен, в этом тебе можно доверять.

Лефтрин молча смотрел на него.

— Ты ведь сам понимаешь, что тебе придется так поступить, — гнул свое Седрик. И добавил, словно проворачивая нож в ране: — Ради Элис.

Долгий горестный крик раздался на берегу, нарушив утреннее спокойствие.

— Вчера вечером ему было лучше! — твердила Сильве.

Слезы, текущие по ее щекам, были красноватыми. Тимара вздрогнула, увидев их: она хорошо знала, какую боль причиняют такие слезы. Если бы не страх перед этой болью, она, наверное, и сама бы разревелась. Тимара опустилась на колени рядом с маленьким медным драконом. Накануне вечером он поел — впервые по-настоящему хорошо с тех пор, как пару дней назад они накормили его лосятиной. Но если остальные драконы за время пути прибавили в весе и нарастили мышцы, этот медный оставался тощим. Его живот все еще был круглым после вчерашнего ужина, но Тимара вполне могла пересчитать все его ребра. Чешуйки у него на плечах и вдоль хребта выглядели так, словно готовы были отслоиться от шкуры.

Татс перестал ощупывать драконью морду и успокаивающе положил руку на плечи Сильве.

— Он жив, — сказал он и тут же добавил, отобрав у девочки только что дарованную надежду: — Но вряд ли протянет до вечера. Ты не виновата! — поспешно сказал Татс, когда Сильве всхлипнула. — Наверное, мы просто слишком поздно появились в его жизни. Сильве, у него с самого начала почти не было шансов. Смотри, какие у него короткие лапы в сравнении с остальным телом! А вчера ночью я заметил, что он ест камни и грязь. Думаю, у него глисты — вон, брюхо раздутое, а сам он тощий. Такое как раз от паразитов бывает.

Сильве подавилась рыданиями, стряхнула с плеч руку Татса и пошла прочь. Подошли другие хранители, стали кружком возле лежащего дракона. Тимара закусила губу, чтобы не заговорить. Черствая часть ее существа желала узнать у Татса, где была Джерд: в конце концов, та сама вызвалась помочь им с этим драконом. Сильве обещала помогать с серебряным, но по своему добросердечию возилась с обоими бедолагами. И если медный умрет, это причинит ей огромное горе.

— Что с ним стряслось? — спросил, подбегая, Лектер.

— Глисты, — с видом знатока отозвался Рапскаль. — Едят его изнутри, так что, сколько ни корми, толку не будет.

Тимара не ждала от него таких разумных речей и слегка удивилась. Рапскаль заметил, что она смотрит на него и подошел к ней поближе.

— Что будем делать? — спросил он, словно Тимара могла это знать.

— Не знаю, — тихо ответила она. — А что мы можем?

— Думаю, нужно сделать лучшее, что можно, а потом идти дальше, — сказал Грефт.

Говорил он негромко, но его слова услышали все. Тимара бросила на него косой взгляд. Она все еще не простила ему того лося. Тогда она не стала поднимать шум при всех, однако с тех пор избегала разговоров с ним, Кейзом и Бокстером. Тимара наблюдала за ними, видя, как Грефт пытается установить свое главенство и поставить остальных хранителей в подчиненное положение, но ничего не говорила. А сейчас она расправила плечи и вскинула голову, приготовившись к стычке.

Сильве неожиданно обернулась и посмотрела на всех собравшихся. Она уже не плакала, но слезы оставили на щеках красные дорожки.

— Лучшее? — сиплым голосом спросила она. — Что это значит? Что тут, по-твоему, лучшее?

Плотное, словно одеяло, молчание окутало собравшихся. Сильве стояла, чуть подавшись вперед и сжав пальцы в кулачки. Все ждали, что скажет Грефт. Впервые со дня знакомства с ним Тимара видела его в замешательстве. Молодой человек обвел взглядом присутствующих. Было странно видеть, как он облизывает розовым человеческим языком чешуйчатые края своего безгубого рта.

«Что он высматривает? — гадала Тимара. — Принятие своего главенства? Желание следовать за ним и жить по его новым правилам?»

— Этот дракон умрет, — тихо сказал Грефт. Тимара заметила, как исказилось лицо Сильве — та едва удержалась, чтобы не закричать. — А когда он умрет, его тело не должно пропасть понапрасну.

— Конечно нет, — отозвался Рапскаль, нарушив молчание, которое остальные хранили так упорно, словно сговорились. Его ломающийся мальчишеский голос резанул ухо после речи Грефта, такой взрослой и рассудительной, и от этого слова Рапскаля прозвучали глупо, хотя он высказал вслух то, что думали все. — Драконы съедят его, чтобы получить его воспоминания. И чтобы насытиться. Все это знают. — Рапскаль оглядел хранителей, улыбаясь и кивая, но улыбка вскоре сошла с его лица — казалось, их молчание и неподвижность удивили его.

Тимара снова сосредоточила внимание на Грефте: его лицо приняло терпеливо-усталое выражение, как будто Рапскаль сморозил явную чушь. Но когда Грефт заговорил, слова его звучали неуверенно, словно он надеялся, что кто-то выскажет все это вместо него.