Потом Лефтрин опустил руки и отступил на шаг. Ночь была теплой и душной, в воздухе звенели и жужжали насекомые, с берега доносился крик ночной мухоловки. Но все это теперь казалось Элис очень далеким и чужим. Прошлой ночью, как и сейчас, она ощутила себя робкой горожанкой Удачного, ученой серой мышкой, каковой, несомненно, и была. Она продала себя Гесту, получив благодаря своей способности родить дитя безопасность и высокое положение в обществе. Она заключила сделку и поставила свою подпись. Торговец должен держать свое слово. Она дала слово. И чего же оно стоило?

Даже если она возьмет это слово назад, даже если вероломно нарушит его, то все равно останется робкой ученой серой мышью из Удачного, а не той, какой хотела бы быть. Она едва могла думать о том, кем хотела бы стать, и не потому, что это было недостижимо, а потому, что казалось глупой детской мечтой. Спрятав лицо в ладони, Элис закрывала глаза и думала об Альтии, жене капитана «Совершенного». Она видела, как эта женщина бежит босиком по палубе, одетая, точно мужчина, в широкие штаны. Элис вспоминала, как Альтия стояла возле носового изваяния корабля, как ветер развевал ее волосы, как она с улыбкой говорила что-то молодому матросу. А затем на бак по короткому трапу поднялся капитан Трелл. Он и его жена, даже не глядя друг на друга, двигались так, словно между ними были протянуты незримые нити или словно они двое были половинками Са, вновь ставшего единым целым. И Элис казалось, что ее сердце разорвется от зависти.

Она гадала, каково это — быть с мужчиной, который обнимает тебя при каждой встрече, даже если вы всего несколько часов назад делили с ним ложе. Элис попыталась вообразить себя такой же свободной, как Альтия, попыталась представить, как бежит босиком по палубе «Смоляного». Сможет ли она когда-нибудь опереться на борт так, чтобы каждому стало ясно: она хозяйка на этом корабле и полностью ему доверяется?

Мысли Элис вернулись к Лефтрину, она и попыталась оценить его со всей беспристрастностью. Он неотесан и невоспитан. Любит шутить за столом, а однажды слова кого-то из матросов так рассмешили его, что капитан фыркнул в чай, только брызги во все стороны полетели. Он не каждый день бреется и не так уж часто моется. На локтях его рубашки и на коленях штанов ткань протерлась. Короткие ногти на его толстых пальцах обломаны и окружены заусенцами. Гест высок, строен и изящен; Лефтрин выше Элис разве что на дюйм, широкоплеч и коренаст. Ее подруги из Удачного отвернулись бы, если бы такой человек заговорил с ними на улице.

Затем Элис вспомнились серые глаза — серые, как река, которую капитан так любил, — и сердце ее растаяло. Она подумала о жесткой щетине на его небритых щеках, о том, насколько его искренняя улыбка привлекательнее любезного оскала Геста и как эта улыбка подходит к обветренным губам Лефтрина. Элис хотелось целовать эти губы и чувствовать, как ее обнимают сильные мозолистые руки. Она тосковала по ночевкам на капитанской койке, тосковала о запахе его тела и его табака, впитавшемся во всю обстановку каюты. Она желала его, как никого и ничего не желала прежде. И при мысли о нем ей становилось тепло, даже если на глазах выступали слезы.

Элис села прямо и смахнула с глаз бесполезную влагу.

— Получи то, что можешь получить, пусть и ненадолго, — строго сказала она себе.

И только тут она поняла, что корабль еще не отчалил от берега. Тщательно вытерев глаза, Элис поправила волосы и пошла к двери. Она не нарушит свое слово, данное Гесту. Они заключили договор быть верными друг другу. Следует блюсти эту договоренность.

После сумрака, царившего в каюте, от яркого солнца снаружи у Элис перед глазами все поплыло. Выйдя на палубу, она с удивлением увидела, что Седрик стоит у фальшборта рядом с Лефтрином. Оба смотрели в сторону берега.

— Пойду взгляну, что происходит, — заявил Лефтрин и направился на нос корабля.

Элис быстрым шагом подошла к Седрику.

— Что случилось? — спросила она.

— Не знаю. Хранители чего-то всполошились. Капитан пошел узнать, что там такое. Как ты себя чувствуешь, Элис?

— Спасибо, хорошо.

С берега донеслись встревоженные восклицания. Элис заметила, что подростки куда-то бегут. Драконы, просыпаясь, поднимали головы и смотрели в ту же сторону.

— Думаю, лучше будет и мне пойти поглядеть, в чем дело, — решила Элис и направилась следом за Лефтрином.

Капитан, не замечая, что она идет за ним, уже перелез через фальшборт на носу и по веревочной лестнице спустился на берег.

— Думаю, тебе не следует ходить туда, — настойчиво произнес Седрик.

Элис неохотно остановилась и повернулась к нему. Несколько мгновений она вглядывалась в его лицо.

— Что-то случилось? — спросила она наконец.

Он ответил ей пристальным взглядом.

— Не знаю точно. Надеюсь, что нет.

Седрик отвел глаза и несколько ударов сердца оба стояли в неловком молчании. Хранители на берегу собрались кружком возле маленького коричневого дракона. Элис знала, что в последние дни он был нездоров, и почувствовала неожиданный укол страха.

— Не бойся за мои чувства, Седрик. Если этот дракон умер, значит, умер. Я знаю, что другие драконы съедят его, и, веришь или нет, я думаю, что мне нужно это видеть. Некоторые обычаи драконов могут показаться людям отвратительными, но это не значит, что я должна отказываться от их изучения.

Она повернулась, чтобы уйти, но голос Седрика снова остановил ее:

— Я беспокоился вовсе не об этом. Полагаю, Элис, что мне придется сказать все прямо и наедине. Пожалуйста, вернемся туда, где мы можем поговорить.

Она вовсе этого не желала.

— О чем поговорить?

— О тебе, — тихо ответил Седрик. — О тебе и капитане Лефтрине.

На несколько мгновений Элис застыла. С берега донесся гул голосов. Она взглянула туда и увидела, что Лефтрин направляется к группе хранителей. Затем она, придав лицу спокойное выражение, повернулась в другую сторону и пошла к Седрику.

— Я не понимаю. — Она, как могла, изображала недоумение, пыталась сохранить ровное дыхание и не позволить себе покраснеть. Но его это не обмануло.

— Элис, ты все понимаешь. Мы знаем друг друга слишком хорошо и слишком долго, чтобы ты могла скрыть такое от меня. Ты увлеклась этим человеком, хотя я представить себе не могу почему. Я сравниваю его с Гестом, с тем, что у тебя уже есть, и…

— Заткнись.

Резкость собственного тона, как и грубость произнесенного слова, потрясли Элис. Она припомнить не могла, чтобы когда-либо с кем-нибудь так говорила. Неважно. Это заставило Седрика умолкнуть. Он смотрел на нее, слегка приоткрыв рот. Слова, срывавшиеся с губ Элис, были похожи на камни, несомые бурным потоком:

— То, что у меня уже есть, Седрик, — это ничто. Это обман, изобретенный Гестом, обман, на который я согласилась, потому что не могла представить, что у меня будет что-то лучшее. Наш брак — сплошное притворство. Но я сознаю, что согласилась на это притворство. Я заключила сделку, будь она проклята. Мы, как настоящие торговцы, скрепили ее рукопожатием и подписями, и я честно соблюдаю ее условия. Куда честнее, чем Гест, могу добавить. Я и впредь намерена держать свое слово. Но не смей, никогда не смей сравнивать Лефтрина с Гестом. Никогда!

Сила, которую она вкладывала в эти слова, словно обжигала ее горло изнутри. Элис хотела сказать что-то еще, но потрясенное выражение лица Седрика заставило ее растерять все заготовленные слова и даже мысли. Бессмысленность оспаривать свою судьбу перед кем бы то ни было неожиданно лишила ее сил.

— Извини, что говорила с тобой так грубо, Седрик. Ты этого не заслуживаешь.

Она повернулась и пошла прочь.

— Элис, нам все-таки нужно поговорить. Вернись.

Голос его дрожал, и оттого слова звучали не как приказ, а как мольба. Элис остановилась, не оборачиваясь к нему.

— Нам не о чем говорить. Седрик. Все сказано. Я связана узами брака с человеком, к которому не испытываю даже приязни, не говоря уж о любви. Я знаю, что это взаимно. Мне нравится капитан Лефтрин. Я наслаждаюсь вниманием человека, который считает меня прекрасной и желанной. Но и только. Я не поддамся этим чувствам и не сделаю того, на что они толкают меня. Что еще ты желаешь знать?