— Я сказала, что мы получили предложение для Тимары, Джеруп. Я не говорила: брачное предложение.

— Тогда что это за предложение? От кого? — требовательно спросил отец. В голосе прорывались гневные нотки, словно раскаты надвигающейся грозы.

Мать, сохраняя невозмутимый вид, даже не оторвалась от своего занятия.

— Ей предложили полезную работу и самостоятельную жизнь. Мы уже на склоне лет, и она сможет жить отдельно от нас. Предложил Совет торговцев Дождевых чащоб. Так что нечего хмуриться, Джеруп. Это превосходная возможность для Тимары.

Отец перевел взгляд на дочь, ожидая, пока та заговорит. В их маленьком семействе не было секретом, что мать постоянно тревожилась о своих «преклонных годах». Ей казалось, что если сложить с себя ответственность за содержание Тимары, то непременно появится возможность кое-что отложить на старость. Тимара не была в этом так уверена — ведь она ежедневно работала наравне с отцом. Большую часть приносимой домой пищи собирала именно она, срывая плоды с самых высоких, ярко освещенных солнцем ветвей, куда никто другой не осмеливался забираться. Станет ли жизнь матери лучше, если корзины, которые приносит отец, полегчают? А если Тимара уйдет, кто будет исполнять повседневную работу, когда родители совсем состарятся и одряхлеют?

Однако ни одну из этих мыслей Тимара не высказала вслух.

— И какую же полезную работу они предлагают? — тихо спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Тимара боялась ответа матери. В Трехоге существовали разного рода «полезные работы». Опаснее всего были раскопки погребенного города Старших. Там требовалось непрерывно трудиться, надрывая спину, орудуя лопатой и таская тяжелые тачки, зачастую почти в полной темноте, — и всегда был риск, что дверь или стена древнего города неожиданно рухнет, высвобождая грязевую лавину. Обычно на такие работы посылали парней, потому что они сильнее. «Неплодоносным» девушкам вроде Тимары чаще поручали поддерживать в порядке мостики в кроне, соединяющие самые высокие и тонкие ветви. Недавно было много разговоров о том, что надо бы расширить сеть пешеходных мостов, которые связывали поселения, находящиеся на разных берегах реки Дождевых чащоб. При этом жарко спорили, как далеко можно протянуть на цепях деревянный мост без риска, что он рухнет. У Тимары екнуло сердце, едва она подумала, что, должно быть, станет одной из тех, кому будет поручено это проверить. Да, наверное, так и есть. Вся округа знала, как ловко она лазает по ветвям. Тогда ей нужно будет оставить дом и жить поблизости от места работы. Придется расстаться с родителями, а в скором времени, быть может, и с самой жизнью. Мать наверняка будет этому рада.

Между тем мать начала рассказ, и в ее голосе слышалась фальшивая радость.

— Так вот, сегодня на стволовой рынок пришел торговец в роскошном вышитом наряде, и при нем был свиток от Совета Дождевых чащоб. Он сказал, что ищет сильных молодых людей, не обремененных супружеством или детьми, для исполнения особой работы на благо Трехога и всех Дождевых чащоб. Что оплата будет хорошей и задаток выплатят немедленно, еще до начала работ, а в конце, когда работники вернутся в Трехог, их щедро наградят. Еще он сказал, что многие люди наверняка пожелают войти в число избранных, однако для такой работы подойдут только самые сильные и выносливые.

Тимара едва сдерживалась. Мать никогда ничего не говорила прямо. Любую историю или новость она излагала, топчась вокруг да около. А задать вопрос означало лишь дать ей повод свернуть еще на одну окольную тропинку. Девушка сжала зубы, едва не прикусив язык.

Отец же не скрывал нетерпения:

— Значит, это не брачное предложение, это предложение работы. Но Тимара уже работает — помогает мне на сборе. И зачем ей вести самостоятельную жизнь, отдельно от нас? Мы не молодеем. Наступит время, когда нам потребуется, чтобы она всегда была рядом, и это как раз произойдет «на склоне лет», как ты выражаешься. Как ты считаешь, кто еще позаботится о нас? Совет Дождевых чащоб?

Мать состроила недовольную гримасу и нахмурилась.

— Ну что ж, хорошо, — заявила она, — тогда я больше ничего не скажу. Надо понимать, я сделала глупость, выслушав того человека и подумав, что Тимаре, возможно, захочется испытать в своей жизни что-то интересное.

Едва ли не дрожа от негодования, мать плотно сжала губы, всем видом показывая, что разозлилась и не скажет больше ни слова.

Общая комната их дома была крошечной, однако мать, раскладывая на обеденной циновке ужин, делала вид, что не замечает ни Тимару, ни отца. Те по-прежнему молчали. Просьба продолжить рассказ лишь доставила бы матери дополнительное удовольствие от того, что она дразнит их, держа в неведении. А вот явное отсутствие интереса могло сработать куда быстрее. Поэтому отец наполнил таз, умылся, выплеснул грязную воду за окно и вновь налил чистой, уже для Тимары. Передавая дочери посудину, он небрежным тоном спросил:

— Может быть, завтра поищем других растений? Встанем пораньше?

— Пожалуй, — осторожно отозвалась Тимара.

Мать не смогла вынести, что они разговаривают о таких обыденных вещах. И подала голос, обращаясь к орехам, которые растирала в муку:

— Выходит, я совсем не знаю свою дочь. Я думала, она будет в восторге, если ей представится возможность работать с драконами. Когда она была младше, драконы ее очень интересовали.

Отец сделал чуть заметный жест, предупреждая Тимару, что надо хранить молчание, раз уж мать разговорилась. Но девушка не удержалась.

— Драконы? Тот выводок, который я видела? Покинутые драконы? Мне предложили работать с ними?

Мать негромко хмыкнула. Она была довольна.

— Судя по всему, нет. Твой отец считает, что тебе лучше никуда не уходить и жить с нами, пока мы не одряхлеем и не умрем, а потом остаток жизни провести в одиночестве.

Она поставила миску с растертыми орехами дерева кура на обеденную циновку, рядом с тарелкой стеблей веддля. Еще до их возвращения мать испекла в общественной печи лепешки — всего шесть, по две на каждого. Такой ужин не назовешь ни обильным, ни изысканным, однако его вполне хватит, чтобы набить брюхо, как выразился бы отец. Всего лишь несколько секунд назад Тимара чувствовала ужасный голод, но сейчас она и смотреть не могла на еду.

Однако отец был прав. Своим вопросом Тимара не остудила злость матери, а еще больше разожгла ее, и сейчас женщина пылала праведным гневом. Улыбаясь, она вела за трапезой разговор о пустяках, как будто все в порядке, а она, как и полагается покорной жене, подчиняется требованиям мужа. Тимара, не в силах выплюнуть наживку, еще дважды спросила ее о предложении, и каждый раз мать отвечала, что дочь, конечно же, не захочет покинуть дом и семью, а значит, нечего и говорить о подобных глупостях.

Все, что оставалось Тимаре, — это сгорать от неутоленного любопытства.

Сразу после ужина Джеруп заявил, что у него дела, и вышел из дома. Тимара убрала остатки ужина, стараясь не встречаться взглядом с матерью, хранившей непроницаемое выражение, а потом поспешила оставить позади и дом, и коротенькие дорожки, ведущие к соседям, и вскарабкалась повыше в древесную крону. Ей нужно было подумать, а это лучше всего получалось в одиночестве. Драконы. Какое отношение могут иметь драконы к сделанному ей предложению?

Тимара видела драконов дважды в жизни. Впервые это случилось пять лет назад, когда ей почти исполнилось одиннадцать. Отец взял ее с собой, провел по Ожерельным мостам, а потом вниз, до самой земли. Тропинка вдоль илистого берега, которая вела к площадке с коконами, была утоптана множеством ног прошедших по ней людей. Это был первый раз, когда Тимара попала в Кассарик.

Воспоминание о зрелище, которое представляли собой выходящие из коконов драконы, было до сих пор свежо. Крылья у них оказались слабыми, а плоть едва прикрывала кости. Тинталья прилетала и улетала, принося им свежее мясо. Отец тогда очень сочувствовал этим несчастным, брошенным существам. Девушка озорно улыбнулась, вспомнив, как он улепетывал от одного из только что вылупившихся драконов.