— Вот, готово, — произнесла Элис и услышала, как тихо прошелестел ее голос в этом огромном зале.
— Сделано, — согласилась торговец Полек и щедро сыпанула песком на бумагу.
Потом песок стряхнули, и Элис увидела свою подпись — отчетливую и черную на белом фоне. Что же она наделала!..
Капитан Лефтрин оказался рядом. Он от души рассмеялся, взял Элис под руку и повел ее прочь.
— Это замечательная сделка для нас обоих. Признаюсь, я действительно буду рад твоему обществу в этом плавании. Совет настаивает, чтобы к вечеру «Смоляной» был загружен и готов к отплытию. Между нами говоря, это будет не так уж сложно. Я знал, что получу эту работу, и уже сделал распоряжения доставить все, что мне нужно. Так вот, до первой остановки в пути идти не так уж далеко. От городской пристани до драконьих угодий плыть примерно час. Но сейчас у нас есть немного времени, которое мы можем потратить так, как хотим. Я послал гонца, чтобы он передал новость Хеннесси. У меня славный старпом, он сам присмотрит за погрузкой, беспокоиться нечего. Так что, может, немного прогуляемся по Кассарику перед отбытием? Ведь тебе так и не удалось посмотреть Трехог.
Следовало сказать «нет». Следовало настоять на немедленном возвращении на корабль. Но почему-то после утренней авантюры Элис не хотелось возвращаться к прежнему благоразумию. Еще меньше ей хотелось думать о том, как она посмотрит в глаза Седрику и признается ему в содеянном. Седрик! О, Са помилуй! Нет. Она пока что не в состоянии об этом думать.
Элис храбро положила ладонь на руку Лефтрина и сказала:
— Думаю, я буду рада посмотреть Кассарик.
И капитан показал ей город — хотя Кассарик вряд ли можно было назвать городом. Скорее многолюдный поселок, все еще молодой и растущий. Сейчас Элис была уверена, что Лефтрин намеренно выбрал для нее самый необычный из возможных маршрутов. Путь начинался с головокружительного подъема в большой плетеной корзине. Войдя, они плотно закрыли хлипкую дверь. Потом Лефтрин дернул за шнур, и откуда-то сверху донеслось звяканье колокольчика.
— Теперь подождем, пока они загрузят противовес, — сказал капитан, и Элис ждала с колотящимся от волнения сердцем.
Через некоторое время корзина дернулась и медленно и плавно поднялась в воздух. Подъемник был сооружен из легких, но прочных материалов, и двоим в нем было так тесно, что приходилось стоять почти вплотную друг к другу. Элис смотрела по сторонам, но не могла отделаться от мысли о близком присутствии Лефтрина, стоящего позади. На половине пути они повстречались с рабочим подъемника, опускающимся вниз в такой же корзине. Он стоял на груде камней-противовесов и каким-то образом — каким, Элис не заметила — остановил обе корзины рядом, чтобы взять с Лефтрина плату за подъем. Получив деньги, подъемщик продолжил спуск, а их корзина пошла вверх. Вид оттуда открывался потрясающий. Мимо проплывали толстые ветви с проложенными по ним тропинками, ряды домиков, свисающих с веток, точно украшения, подвесные мосты и маленькие корзинки, скользящие по канатам, протянутым тут и там, словно веревки для сушки белья. Когда корзина поднялась до самого верха и помощник подъемщика остановил ее, пассажиры оказались так высоко, что увидели даже ярко-желтые лучи солнца, пробивающиеся сквозь густую листву. Служитель открыл дверцу, и Элис ступила на узкий балкончик, прикрепленный к мощной ветви дерева. Взглянув через край вниз, она ахнула и едва не закричала, когда капитан вдруг крепко схватил ее за руку.
— Это верный способ заработать головокружение, если ты впервые на такой высоте, — предупредил он и повел Элис по узкой дорожке, идущей по ветви дерева к стволу.
Элис пыталась не выдавать своих чувств, прижимая обе ладони к грубой коре ствола. Она хотела бы вообще обхватить дерево, но это было так же невозможно, как обхватить стену. Растительность здесь, в Дождевых чащобах, достигала таких огромных размеров, что казалась частью земного рельефа. К чести Лефтрина, он не сказал ни слова, пока Элис переводила дыхание и собиралась с духом. Когда она обернулась к капитану, он дружелюбно, без тени насмешки улыбнулся и произнес:
— Кажется, вон там есть очень милая маленькая чайная.
Капитан повел Элис вокруг ствола по прочному прогулочному помосту. Город уже пробудился, и хотя на дорожках было гораздо меньше народу, чем в Удачном в базарный день, все же стало ясно, что жителей здесь хватает. Наблюдая, как люди идут по своим делам, Элис постепенно начала воспринимать их иначе, чем поначалу. И к тому времени, когда они с капитаном дошли до чайной, она почти привыкла к покрытым чешуей лицам и странным одеяниям. Они заказали себе небольшой обед, разговаривали, смеялись и ели, и на какое-то время Элис забыла, кто она и где находится.
Капитан Лефтрин был человеком резким, чтобы не сказать грубым. Не отличался ни красотой, ни ухоженностью и даже не получил образования. Он не замечал, что проливает чай из чашки на блюдце. Когда смеялся, запрокидывал голову и хохотал во всю глотку, так что все посетители чайной оглядывались на него. Элис было неловко. И все же в его обществе она чувствовала себя женщиной — сильнее, чем за все последние годы, а может быть, и за всю жизнь. Мысль об этом тут же заставила ее осознать, что она ведет себя так, как будто не только одинока, но и не обязана держать отчет ни перед кем, кроме себя самой. От потрясения у нее перехватило дыхание, и она вспомнила, что именно на такой случай Гест послал Седрика присматривать за ней и охранять ее доброе имя. То есть его, Геста, доброе имя, с запозданием подумала она. Именно об этом пытался предупредить ее Седрик. Элис поспешно допила свой чай и потом едва ли не с тревогой ждала, пока Лефтрин неспешно наслаждался напитком.
— Посмотрим что-нибудь еще? — предложил он, когда они вышли из чайной, и в улыбке его читалась уверенность в согласии Элис.
— Боюсь, мне нужно вернуться к Седрику и предупредить его, что мои планы изменились. Не думаю, что он этому обрадуется, — ответила Элис, и ее настигло внезапное понимание, что так оно и будет.
Седрик страдал, проведя на «Смоляном» всего пару дней. Как же он воспримет новость о том, что Элис добровольно вызвалась отправиться с драконами в путешествие, которое, несомненно, растянется на много дней, а то и недель? Не воспротивится ли он?
Эта мысль заставила ее застыть на месте, но следующая была еще хуже. А если Седрик запретит ей? Должна ли она повиноваться, если он скажет, что ей следует отказаться от своей глупой затеи? И что будет тогда? Она ведь подписалась под договором.
Ни один торговец не допускал даже мысли, чтобы нарушить договор при таких обстоятельствах. Но если Седрик оспорит ее право поступать по-своему? Может ли она не подчиниться ему в таких делах? В конце концов, он просто сопровождает ее ради приличия. Он ей не опекун и не отец. А Гест совершенно ясно сказал, что Элис вольна распоряжаться Седриком по своему усмотрению. Так что при необходимости она может настоять на своем. Разве не за это Гест платит ему — чтобы он делал то, что ему сказано? Седрик — слуга Геста.
И ее друг.
От этой раздвоенности Элис чувствовала себя неуютно. В последнее время она все чаще думала о Седрике именно так. Ее друг. Ей нравилось, что он внимателен и почтителен к ней. Сегодня она ушла чуть свет и даже не сказала Седрику, куда направляется, ускользнув из-под его опеки. Как друг, он поймет. Но что он будет делать как подчиненный Геста и официальный сопровождающий его жены? Неужели она так бездумно поставила его в неловкое положение?
Чтобы не поддаться соблазну побродить по Кассарику в сопровождении капитана, Элис быстро заговорила:
— Боюсь, мне нужно немедленно возвращаться. Я должна сказать Седрику, что я…
Она неожиданно умолкла, не находя слов. Должна сказать Седрику о своем решении? А можно ли говорить сейчас о решении, если через несколько часов Седрик унизит ее, это решение отменив? Сию же минуту Элис вдруг уверилась, что он попытается это сделать.
— Да, пожалуй, ты права, госпожа, — неохотно согласился Лефтрин. — Тебе ведь нужно еще составить список вещей, необходимых в пути. У меня здесь хорошие поставщики. Я закуплю тебе все нужное, а расплатимся по возвращении в Трехог.