Насколько это было важно в христианской полемике против ислама, можно судить хотя бы по тому, какое место в различных антимусульманских трактатах занимает апология тринитарного учения, — тех трактатах, где "исламское отрицание Троицы было, по-видимому, основной точкой расхождения между двумя религиями" [2267]. "Почему вы исповедуете многобожие, привносите "рождение" в Божество и вдобавок говорите об Отце, Сыне и Святом Духе?" — спрашивает собеседник-мусульманин в самом начале одного из трактатов [2268]. В других сочинениях ответы на критику мусульман тоже начинаются с утверждения догмата троичности, даже если не это было первопричиной их недовольства [2269]. В начале своего первого ответа к учению о Троице обращается и Никита Византийский, который затем кладет его в основу второго ответа [2270]. Свою первою апологию Иоанн 6-й Кантакузен тоже начинает с изложения этого учения [2271], возвращается к нему в третьем слове [2272] и затем опять — уже в заключении ко всему своему антимусульманскому своду [2273]. Почти половина "Бесед с персиянином", принадлежащих перу Мануила 2-го Палеолога, посвящена его защите и выводам из него [2274]. Неофит, перешедший из ислама в христианство, должен был возвестить: "Анафематствую… все мною утверждавшееся, равно как и самого Мухаммеда… И верую во Отца, Сына и Святого Духа" [2275]. Недатированное "Исповедание веры против сарацин" начинается с утверждения Троицы как "единого Всевышнего Бога-Творца" [2276]. Один из своих трактатов, написанных на арабском, Феодор Абукирский посвящает опровержению того, что учение о Троице якобы компрометирует веру в единого Бога [2277], а в своих греческих сочинениях, стремясь доказать, что Отец, Сын и Святой Дух — одно и то же, обращается к оппоненту-мусульманину с таким вопросом: "Если Коран сошел с небес и есть Писание, станешь ли отрицать, что другая книга, содержащая (Коран) также есть (то же самое) Писание [2278]?".

Чтобы доказать, что идея троичности не предполагает трех богов, надо было прояснить различные моменты христианского вероучения. "Вы обвиняете нас в том, что мы признаем трех богов", — говорили христиане мусульманам и затем отвергали это обвинение, возглашая "анафему на всякого, допускающего истечение двух или трех божеств из различных источников. Что до нас, то мы знаем лишь одного Бога" [2279]. Утверждая наличие трех ипостасей — Отца, Сына и Святого Духа — они не считали, что привносят трех богов в Божество, так как все три ипостаси имеют одно естество и одну усию [2280]. Заявляя, что такое учение причисляет единому Богу "сотоварищей", мусульмане прибегают к клевете [2281]. С другой стороны, православное христианство не благоволило попыткам "спасти" монотеизм, соотнеся Отца, Сына и Святого Духа с каким-то первичным источником [2282]; в соответствии с пришедшийся на этот же период [2283] полемикой греческого Востока против латинского Запада Отец мыслится как единое начало Сына и Святого Духа внутри Божества. Учение Корана, согласно которому Христа надо именовать "Словом" и "Духом", давало христианским апологетам возможность задать такой вопрос: "Вы мните, что прежде чем Бог сотворил Слово и Дух, у Него не было ни Духа, ни Слова?" После такого вопроса мусульманам ничего не остается, как "отворотиться от вас, не зная, что ответить" [2284], а учение о Троице получает свое оправдание. Три ипостаси — не три бога, ибо общим для всех трех является "единый Бог", хотя в то же время отличительной особенностью каждой соответственно являются Отцовство, Сыновство и Духновенность [2285]. Непрестанный вопрос, задаваемый мусульманами ("Как Бог может родить Сына без женщины?"), основывался на неправомерно физическом осмыслении "рождения" по отношению к Божеству [2286].

Тот же вопрос лежал в основе еще одного превратного понимания Троицы. Мусульманам казалось, что христианское почитание Богородицы Марии (и далее — почитание святых и икон вообще) является еще одним искажением монотеистической веры. "Они говорят", — писали христиане, что Церковь "поклоняется троим: Отцу, Матери и Сыну" [2287]. В именовании Марии Богородицей мусульманские полемисты усматривали доказательство того, что христианская вера именно таковой и является [2288]. "Слушайте и внимайте тому, — возражали христиане, — что мы, христиане, поклоняемся единому Богу… и Его Сыну и Слову — Христу". Что же касается Марии, то согласно христианскому учению она была "Божией тварью и слугой" [2289], но совсем особого рода, ибо "мы также веруем и исповедуем, что никогда от мужей и жен не восставал и до скончания века не восстанет человек, ей подобный" [2290]. Она поистине Богородица, однако столь же несомненно и то, что она не является одним из Лиц Троицы. Ее почитание — не идолопоклонство, равно как таковым не является почитание святых и их изображений. "Почему, — спрашивали мусульмане, — вы поклоняетесь деревянным доскам и чтите иконы так, как должно чтить одного лишь Бога?" [2291]. Отстаивая иконы, христиане стремились построить свою защиту не столько на христологических доводах, использовавшихся ими в борьбе с иконоборцами, сколько на усмотрении дидактической значимости икон [2292]. Если допустить, что антимусульманское послание, приписываемое иконоборческому императору Льву 3-му, действительно ему принадлежит (или, по крайней мере, основывается на ныне утраченном оригинале), то в таком случае оно свидетельствует, что даже иконоборцы верно чтили крест, хотя сомневались, надо ли оказывать такое же почтение изображениям [2293]. В то же время Лев выступал в защиту реликвий, "которые Бог избрал Своим жилищем" [2294]. Независимо от того, способствовали ли такие связи с исламом и иудаизмом [2295] начатому императором походу против икон (о чем, собственно, и заявляли его противники), однако наличие изображений не было обойдено стороной, когда христиане вступили в спор с мусульманами (а также иудеями) по поводу заповеди, повелевавшей чтить одного лишь Бога.