Особенностью такого взгляда на соотношение между Моисеем, Христом и Мухаммедом как тремя законодателями [2327], было обвинение мусульман в том, будто Церковь изъяла из Евангелий ясные пророчества о Мухаммеде, среди которых якобы можно назвать и следующее речение Христа: "Я пошлю вам пророка, именуемого Мухаммедом" [2328]). Споры по поводу этого обвинения стали общим местом в антимусульманской литературе. Указывая на то, что Евангелия широко распространились на многих языках, христиане вполне резонно могли спросить, почему ни в одном из них нет такого речения [2329]. Кроме того, "евангельская истина и христианская верность являют себя в том, что в равной мере неповрежденно сохраняются как свойства (Христа), кои суть самые выдающиеся, так и самые уничижительные". Ведь если, согласно обвинению мусульман, христиане исказили текст Евангелий, то почему они не переиначили те отрывки, в которых говорится о Христовом уничижении? [2330] Кроме того, казалось, что, толкуя въезд Иисуса в Иерусалим в Вербное воскресенье как исполнение ветхозаветного пророчества, христиане оправдывают мусульманское толкование другого пророчества: "И увидел он двух всадников: всадника на осле и всадника на верблюде" (в русском синодальном переводе: "И увидел он едущих попарно всадников… на ослах, всадников на верблюдах" — прим. перев.) [2331]. Считалось, что первый символизировал въезд Христа в Иерусалим, а второй — восхождение Мухаммеда на гору Хира [2332]. Тем не менее согласно христианской экзегезе оба всадника представляли собой пророческое прообразование Христа. Стычки относительно подлинного новозаветного текста, а также по поводу адекватной экзегезы Ветхого Завета были составной частью спора о том, связывать ли библейское пророчество только со Христом или также с Мухаммедом. Хрмстиане расценивали Коран как доказательство того, что Мухаммед даже не читал Пятикнижия [2333]. Он и его последователи утверждали, что принимают Евангелие, однако, по сути дела, они его отвергали [2334]. Налицо была хула на Святого Духа [2335], "состоявшая в том, что на место Святого Духа приходит человек, совершенно не знающий Святых Писаний" [2336].

Подлинно библейскоем пророчество — то, в котором говорится о Христе и Церкви. По сути дела, обетование о грядущем пророке надо искать не в таких вставках, как, например, "Я пошлю вам пророка, именуемого Мухаммедом", а в подлинных словах Моисея сынам Израилевым: "Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой, — Его слушайте" [2337]. Использование этих слов в полемике с иудаизмом подготовило христианскую экзегезу к столкновению с исламом [2338]. Моисей пророчествовал о пришествии Христа, и, следуя за Ним, мы являем свою верность Моисею; в то же время о Мухаммеде ничего подобного возвещено не было, да и не могло быть, ибо все истинные пророки восстали из среды иудеев [2339]. После кончины Моисея было много других пророков, однако пророчество о подобном ему можно соотнести только с тем единым, "кто могущественнее прочих и кто возвещает о том, во что нелегко уверовать" [2340]. Глас пророчества единодушно приветствовал Христа как исполнение своих предсказаний и как "пророка", единственного в своем роде [2341]. Стремясь обосновать свое притязание на имя пророка, Мухаммед не мог привести такого свидетельства. Таким образом, спор о том, насколько правомочно по отношению к нему употребление этого именования, слился со спором о единобожии, дабы тем самым стать вторым из основных столкновений между православным христианством и теми, чье исповедание веры гласило: "Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его".

Согласно принятому определению "пророчествующий есть истинный пророк, доколе он именует Иисуса Господом" [2342]. Это не лишает его права пророчествовать об истории Израиля и других подобных вещах, однако все это, в конечном счете, относится ко Христу, если речь идет о настоящем пророчестве [2343]. Пророка отличают две особенности: он может предсказывать будущее и совершать чудеса [2344]. Подлинный Божий посланник — тот, о ком "возвещается издавна и кто вселяет доверие своими чудотворениями" [2345]. Кроме пророчествования и чудес его отличают благолепие святой жизни и высшее знание божественной истины [2346]. У Мухаммеда этих признаков нет. "Поскольку ты именуешь его пророком, покажи о чем он пророчествовал и какими словесами, и что повелевает, и каково знамение или чудо, хоть однажды им совершенное", — с вызовом спрашивает христианин мусульманина [2347]. Хотя Мухаммед "именовал себя пророком и апостолом Божиим" [2348], на самом деле он был "апостолом и пророком отца лжи" [2349]. Когда мусульманин заявлял, что знает Бога через Мухаммеда и что, следовательно, Мухаммед — пророк, христианин был вынужден говорить истину об этом "пророке" [2350]. Истина же заключалась в том, что Мухаммед был погонщиком верблюдов и, кроме того, занимался другими постыдными делами [2351]. Прожив жизнь, он умер, был погребен и посему, когда мусульмане молятся, они стоят на земле, в которой погребен его прах, и возносят молитву к небу, где живет и царствует Христос [2352]. Что касается самих христиан, то они — "наследники Царства Божия, посланники православной веры и сопутники подлинных пророков"; поэтому они не признают притязаний Мухаммеда на звание пророка и анафематствуют его как посягающего на это имя [2353].

Если звание пророка слишком величественно для Мухаммеда, то для Христа оно таковым не является [2354]. Он Сам указывал на это, говоря, что "закон и пророки до Иоанна (Предтечи); с сего времени Царствие Божие благовествуется" [2355]. Христос пришел во исполнение пророчеств Моисея и других пророков, и поэтому являет конец пророчества [2356]. Иоанн Креститель был последним из пророков: после него уже не будет никаких предсказателей, ибо пришел Тот, о Ком пророчествовали [2357]. Поскольку в истории иудейских пророков Иоанн занимал столь важное место, Мухаммед страшился, что люди скажут: "После Христа у нас нет никаких обетований какого-либо другого пророка. И как ты смеешь именовать себя апостолом Божиим и пророком?" [2358]. Образ Иоанна Крестителя стал излюбленной темой в спорах мусульман с христианами. Когда обе стороны сходились на том, что он действительно был великим пророком [2359], возникал вопрос: "О чем же он пророчествовал?" Ответ гласил: "Ни о чем, кроме Христа" [2360]. Это давало ему звание пророка, однако лишало такого звания Мухаммеда, и, кроме того, Христос обретал статус, превышавший пророческое достоинство, ибо был Тем, о Ком свидетельствовали все пророки от Авраама и Моисея до Иоанна Крестителя [2361].