— Опустить гранатомёты, это ни к чему! — негромко приказал он, когда окончательно уверился, что слух его не подвёл: в сторону ручья по узкому горлышку небольшой балки, со всех сторон поросшей молодым лесом, неспешно катил агрегат с бензиновым двигателем.

— Пильщики… — невольно подумал Лечо и улыбнулся, когда представил едущих на стареньком ЗИЛе местных лесорубов. — Что ж, хорошо, можно будет попытаться узнать что-нибудь полезное. Да и так… — Лечо не закончил свою мысль, так как не мог признаться даже самому себе, что ему просто хочется побряцать оружием, покрасоваться перед этими «бабами», прячущимися под паранджой собственных жён.

Того, что среди добропорядочных чеченцев может оказаться пособник русских оккупантов, Лечо не боялся. Даже если и так? Что с того? Пока предатель или предатели смогут передать сведения о его отряде русским, пройдёт много времени. Не кинутся же они сразу на глазах у всех докладывать своим хозяевам? Конечно, нет, побоятся. И кого побоятся? Его, Лечо. Его и таких же, как он, борцов за веру и свободу Ичкерии.

Меж тем грузовик, выкатив в каменистое русло ручья, сбавил скорость, запрыгал по камням, подбираясь всё ближе к текущей посредине сухого русла наполненной водой протоке. Чтобы видеть происходящее, Лечо подобрался поближе к берегу, раздвинув куст, осторожно выглянул и тут же отпрянул назад: по руслу, почти не выбирая дороги, ползла армейская водовозка.

— Тихо! — Лечо повернулся лицом к своим моджахедам и накрыл рот ладонью. Почти в тот же момент грузовик скрипнул тормозами и остановился. Всё ещё не понимая, что здесь может делать русская машина, Лечо махнул рукой: — Занять позиции! — и сам, распластавшись на земле, пополз к краю речного берега.

А русские, теперь Лечо уже видел, что их всего двое, беззаботно вышли из автомашины и подошли к урезу воды. Правда, у одного в руке был автомат, но что он значил против отряда Бакриева и внезапности нападения? Ничего, пшик. Лечо улыбнулся, а тот, который с автоматом, нагнулся и попробовал рукой холодную, слегка мутноватую воду. Второй же без раздумья скинул ремень и начал расстёгивать стягивающий брюки ремень.

— Да эти твари приехали сюда купаться! — внезапно осенило всё ещё ждавшего какого-то подвоха главаря рассыпавшейся по речному берегу банды. — Так чего же мы медлим?

Брючный ремень бойца ещё не был окончательно расстёгнут, когда безмятежную тишину леса прорезала отрывистая автоматная очередь. Следом за ней ударили ещё несколько коротких и длинных очередей. Склонившийся к воде офицер дёрнулся, взмахнул руками, начиная подниматься, но, так и не успев распрямиться, качнулся вперёд и ткнулся окровавленным лицом в сразу же заржавевшую речную гладь. Поскольку почти все моджахеды целили в державшего оружие лейтенанта, у водителя машины ещё оставался хоть какой-то шанс. Он бросился к машине, где лежал его ствол, споткнулся, оказался за небольшим гребнем, снова вскочил, и наконец-то получив в спину сразу три пули, повалился под переднее колесо своего автомобиля.

— Прекратить огонь! — не видя цели, потребовал Лечо. Цекнула последняя очередь, щёлкнул одинокий выстрел, и наступила тишина.

— Махамед, видео! Вы двое за мной! — воодушевившись лёгкой победой, Лечо поспешно отдавал приказы. — Сосламбек, Дага, наблюдать! Остальные в лес. Не стоять! — всем своим видом выражая мужественную решительность, Лечо широко зашагал в сторону уничтоженных иноверцев. Но идти широким, мужественным шагом по выворачивающимся из-под ног камням оказалось не так-то просто. В конце концов, чтобы не семенить, Лечо был вынужден перейти на лёгкий бег. Упавшего офицера он не опасался. Вокруг него было столько оранжево-розовой мути, что можно было не сомневаться, что он мёртв, а вот второй пока оказывался вне поля зрения Бакриева. И хотя он был совершенно уверен, что до кабины с оружием тот не добрался, всё же искорки страха заставляли нервно сжимать и отпускать касающийся спускового крючка палец. Вдруг у русского в карманах куртки нашлась случайным образом оказавшаяся там граната?

Но опасения, терзавшие Лечо, оказались напрасны. Светло-русый парень лежал под колесом машины, не сдвинувшись после своего падения ни на сантиметр. Он был совершенно мёртв.

— Готов! — с уверенностью заключил Лечо, и сам, не дожидаясь помощи от бежавших сзади и тревожно озирающихся по сторонам подчинённых, потащил убитого назад к реке.

— Снимай! — приказал он стоявшему с видеокамерой наготове Махамеду. Тот шагнул чуть в сторону, выбирая лучший ракурс, и включил видеосъёмку.

— Готово! — радостно возвестил Махамед. — Заснял.

— А так, — весело предложил всё сильнее и сильнее входящий в кровавый раж Лечо. Он подбежал к телу убитого солдата, подхватил его подмышки, приподнял, удерживая навису, прижал к груди, вытащил из разгрузки нож, опустил на лицо маску.

— Снимай! — крик-приказ, и острое лезвие заскользило по безвольно откинутой шее. Лечо засмеялся, отбросил от себя труп с располосованным окровавленным горлом, продолжая смеяться, встал на грудь убитого ногой, нагнулся, точным уверенным движением вогнал остриё клинка между позвонками, сильно нажал, слыша и чувствуя, как потрескивают расползающиеся хрящи, чуть повернул лезвие, таким образом раздвигая и до конца отделяя позвонки друг от друга, потом повёл ножом на себя, дорезая правую половину мышц шеи, и сразу же бросил остриё в обратную сторону, теперь уже перерезая шею до конца.

— Футбол? — схватив голову за короткие волосы и едва удерживая её в руках, Лечо расхохотался. Затем, видимо, устав держать и боясь, что просто уронит, кинул её себе под ноги и смачно приложился носком ботинка. Голова крутнулась и, отлетев на каких-то полтора метра, застыла в неподвижности.

— Уходим! — Лечо сплюнул себе под ноги. Кайф схлынул, и в душу невольно стал заползать запоздалый холодок страха — до ближайшего блокпоста было совсем недалеко, там не могли не слышать выстрелы. И кто знает, возможно, сюда уже едет бронегруппа. Собственно, самой бронегруппы Лечо не слишком — то и боялся — подъезд к реке пролегал по заросшей лесом балке, и у его воинов было чем её — бронегруппу — встретить. Но ведь русские, напоровшись на засаду, могли успеть вызвать артиллерию или, того хуже, авиацию. И тогда отход становился проблематичным. А в этой жизни Лечо больше всего боялся именно авиации. Однажды он видел, как обрабатывали склон Су-25, слышал разрывы, видел взлетающие вверх перекрытия подземных убежищ. И оказаться под огнём вражеских бомб и снарядов ему не хотелось ни в коей мере.

— Уходим! — поторопил он своих людей, чувствуя, как судорожно начинают дрожать его колени. Всё, на базу! В лагерь, на отдых! Никаких больше действий! Уходим!

Дальнейшее продвижение группы больше напоминало драп… Лечо гнал и гнал своих боевиков, стремясь как можно быстрее уйти от места только что совершённого «деяния».

Привычка фешника выдавливать из себя сведения буквально по каплям меня бесила. Мы уже вышли на финишную прямую, когда он, остановив группу, сообщил мне точные координаты базы. Оказалось, что изначально указанная им точка находится значительно восточнее от только что сообщённой — ошибся или сделал специально? Я спрашивать не стал. Он, похоже, тоже не горел желанием вести продолжительные беседы и потому поспешил вернуться на своё место в боевом порядке, а я шагнул к присевшему за кустом Тушину.

— Чи, — он повернулся ко мне лицом, — старшего тройки ко мне.

Пулемётчик кивнул и поспешил передать команду дальше.

— Саша, смотри! — я расстелил перед присевшим на корточки Прищепой карту. — Нам вот сюда.

— А разве… — его рука потянулась к точке на карте, определённой ему ранее.

— Нет, — отрицательное покачивание головой, — нам сюда. «Клиент» передумал. Мы сейчас здесь. Берёшь азимут двести девяносто градусов и топаешь. Только, Саш, смотри, идёшь медленно. Понял? Очень медленно. Услышишь, увидишь, заподозришь, сразу останавливай группу. Сомневаешься — зови меня. Всё ясно?