— Прости меня, — сказал я. — Прости, пожалуйста. Ты не понимаешь. Ты действительно не понимаешь, с кем мы разговаривали той ночью в палатке. Он мог показаться тебе простым смертным, да еще без руки. Это не так. Поверь, я боюсь Бенедикта. Второго такого, как он, не существует ни на отражениях, ни в реальном мире. Бенедикт — Военный инструктор Эмбера. Ты способен представить себе, что такое тысячелетие? Несколько тысячелетий? Ты способен понять человека, который каждый день своей жизни в течение всех этих лет часть времени уделяет оружию, тактике, стратегии? Ты жестоко ошибаешься, если видишь в нем правителя крохотного государства, который стоит во главе небольшого гарнизона, а в свободное время подстригает деревья в саду. О военной науке Бенедикт знает все. Он часто путешествовал с отражения на отражение, наблюдая вариацию за вариацией одной и той же битвы только для того, чтобы проверить свои теории на практике. Он командовал армиями настолько грандиозными, что солдаты маршировали перед ним много дней подряд, и не было конца их колоннам. Потеря руки причинит ему некоторое неудобство, но лично я не хотел бы драться с ним ни на дуэли, ни врукопашную. Это просто счастье, что Бенедикт не претендует на власть, потому что в противном случае он сидел бы сейчас на троне Эмбера. И можешь мне поверить, я тут же оставил бы все свои планы и первый признал бы его законным монархом. Я боюсь Бенедикта и не стесняюсь в этом признаться.

В горле у меня пересохло, и я выпил виски. Ганелон молчал довольно долго, потом вздохнул.

— Всего этого я, конечно, не знал. Я буду счастлив, если ваш брат разрешит мне хотя бы вернуться на родину и прожить здесь остаток дней.

— Он не будет возражать. Я знаю.

— Дара сказала, что Бенедикт прислал письмо. Он пишет, что решил сократить пребывание в лагере и скорее всего приедет домой завтра.

— Проклятье! — воскликнул я, вскакивая со скамейки. — Надо спешить. Надеюсь, у Дойля все готово. Я не хочу встречаться с Бенедиктом!

— Камушки у вас?

— Да.

— Можно взглянуть?

Я протянул ему кошелек. Ганелон вынул несколько алмазов, положил на ладонь левой руки и принялся рассматривать.

— И вовсе они не такие красивые, — сказал он. — Может, света мало? Подождите-ка, что-то сверкнуло! Хотя нет…

— Они ведь не отшлифованы. У тебя в руках целое состояние…

— Удивительно. — Он бросил алмазы в кошелек. — Удивительно, как легко вам это досталось.

— Не так уж легко.

— Все равно несправедливо. Ведь вы разбогатели за один день.

Он протянул мне кошелек.

— Когда мы расстанемся, я оставлю тебе не меньшее состояние. И если Бенедикт откажется от твоих услуг, ты по крайней мере ни в чем не будешь нуждаться.

— После того как вы мне о нем рассказали, я больше чем когда-либо хочу служить под его началом.

— Посмотрим. Может, я что-нибудь придумаю.

— Спасибо, Корвин. Когда мы уезжаем?

— Завтра утром. День завтра будет тяжелый, так что ложись спать, а через несколько часов я тебя разбужу. Возьмем у Бенедикта телегу, впряжем в нее Чемпиона и Огнедышащего — несладко им придется, беднягам, — и отправимся в город. Затем навестим Дойля, заберем товар и незаметно исчезнем. Чем больше мы выиграем времени, тем труднее Бенедикту будет выследить нас на отражениях. Если мне удастся опередить его на полдня, голову даю на отсечение, что он нас не найдет.

— С чего вы взяли, что он станет нас выслеживать?

— Бенедикт мне не доверяет и правильно делает. Он прекрасно понимает, что я появился в Авалоне не случайно и что осуществление моих планов грозит благополучию Эмбера. Естественно, он должен узнать, что мне здесь нужно. Как только Бенедикт обнаружит, что мы уехали, — а значит, добились того, чего хотели, — он немедленно кинется в погоню.

Ганелон зевнул, потянулся, допил виски.

— Ладно, давайте спать. Вы мне столько наговорили о Бенедикте, что я уже ничему не удивляюсь. Даже тому неприятному происшествию, о котором я чуть было не забыл вам сообщить.

— Что ты имеешь в виду?

Ганелон встал и взял со скамейки бутылку.

— Эта тропинка, — он мотнул головой, — ведет через сад к забору. За забором начинается лес, а шагов через двести — слева в низинке — стоит небольшая роща. Среди молодых деревьев, закиданная землей, ветвями и листьями, находится свежевырытая могила. Я наткнулся на нее вечером, когда вышел прогуляться и остановился по нужде.

— С чего ты взял, что это могила?

— Когда в яме лежат трупы, ее принято называть могилой. Кстати, она неглубокая. Я немного поковырял землю палкой и увидел четырех покойников — троих мужчин и одну женщину.

— Давно они там лежат?

— Не очень. Думаю, несколько дней.

— Ты все оставил как есть? Ничего не трогал?

— Я не круглый дурак, Корвин.

— Прости. Твое известие меня встревожило. Ничего не понимаю.

— А по-моему, все ясно. Они недооценили Бенедикта.

— Может быть. А как они выглядят? И как их убили?

— Люди как люди, средних лет. Одного прикончили ударом ножа в живот, остальным перерезали горла.

— Странно. Только этого нам и не хватало. Хорошо, что мы завтра уезжаем.

— Согласен. Пойдемте спать.

— Ты иди, а я немного посижу.

— Лучше бы вы легли. Сами сказали, что день завтра будет тяжелый. И не волнуйтесь понапрасну.

— Ладно.

— Спокойной ночи.

— Я тебя разбужу.

Я смотрел, как Ганелон идет к дому по тропинке. Он, конечно, был прав, но я не последовал его совету. Тщательно обдумывая детали своего плана, я пытался найти какие-нибудь просчеты. Их не было. Я допил виски, поставил стакан на скамейку, встал и пошел к забору, оставляя за собой шлейф из табачного дыма. В спину мне светила луна, до рассвета оставалось несколько часов. Я твердо решил не возвращаться в дом Бенедикта и теперь хотел найти укромное место и немного вздремнуть.

Через двести шагов я, естественно, увидел слева в низинке невысокую рощу. Тщательный осмотр подтвердил, что тут недавно копали землю, но у меня не возникло желания вытаскивать тела и изучать их при лунном свете, — я предпочел поверить Ганелону на слово. Я и сам не знал, что меня сюда привело. Болезненное любопытство, должно быть, ведь спать рядом с трупами я не собирался.

Я вернулся в сад, свернул с тропинки и сразу же увидел небольшую полянку, окруженную густым кустарником. Я расстелил плащ на высокой мягкой траве, вдыхая ее аромат, уселся поудобнее, стащил сапоги, поставил босые ноги на землю и с облегчением вздохнул.

Недолго мне осталось ждать, подумал я. Отражения — алмазы — ружья — Эмбер. Я иду. Всего год назад я заживо гнил в подземелье, тысячи раз пересекая ту грань, которая отделяет безумие от отчаяния, а сумасшествие от здравого смысла. Теперь же я был свободен, крепок духом, имел четкие планы на будущее. Я стал силой, с которой нельзя было не считаться, силой, куда более грозной, чем пять лет назад. И на этот раз мне не с кем было делить ни успех, ни горечь поражения.

Эта мысль была мне приятна. Радуясь ощущению мягкой травы под ногами, теплоте, разливающейся по телу после нескольких добрых глотков виски, я выколотил трубку, почистил ее, положил в кисет, потянулся, зевнул и приготовился ко сну.

Внезапно я заметил какое-то движение вдалеке и, приподнявшись на локте, стал напряженно вглядываться в темноту. Мне не пришлось долго ждать. По тропинке, часто останавливаясь, медленно шел человек. Он исчез за деревом, под которым мы с Ганелоном сидели на скамейке, и довольно долго не появлялся, затем вышел из-за ствола, сделал несколько шагов, замер на месте и решительно направился в мою. сторону, продираясь сквозь кустарник. В лунном свете отчетливо были видны знакомые мне черты лица.

— Насколько я понимаю, твои апартаменты тебя не устраивают, милорд Корвин, — сказала Дара.

— Ошибаешься. На дворе стоит такая прекрасная ночь, что я не удержался от соблазна и решил поспать на природе.

— А что соблазнило тебя прошлой ночью? Помнится, дождь хлестал как из ведра. — Она села на краешек плаща. — Ты тоже здесь спал?