Старушка немедленно помешала самому Роману. Помешала спокойно выдворить ее вон, на что собственно и надеялся дорогой шеф.

- Вы меня совершенно не слушаете, молодой человек! Да это же самое обыкновенное хамство!

Роман внимательно посмотрел в серо-выцветшие, но решительные глаза под седыми кудряшками и в очередной раз смирился с судьбой. Было ясно, что уж ему-то придется выслушать все и даже больше.

От громадных, во всю стену окон, сделанных некогда по так называемому «южному» проекту, тянуло влажно-ледяными струйками сквозняков. Старушенция запахнула пальтишко, такое же белоснежное, как и остальные ее вещи.

- Вы позволите, я закурю? - поинтересовался Роман.

- Что вы курите? - бесцеремонно поинтересовалась старушенция, мельком глянула на мятую пачку в кулаке у Романа, поморщилась, но тут же цепко выхватила сигарету и ввинтила ее в белоснежный мундштук. Внутренне усмехаясь, Роман церемонно подал ей огня - бабка начинала его забавлять.

- Так чем же я могу быть вам полезен?

- Я уже объяснила вашему начальнику, молодой человек! - вскинулась старушка, но Роман лишь вопросительно улыбнулся и она гневно фыркнула, - Хорошо, повторяю в последний раз. Мне нужно знать, сколько стоит личный автограф Александра Сергеевича Пушкина.

Роман подавился дымом и судорожно закашлялся.

- Что, простите? - сквозь кашель выдавил он.

- Автограф. Личный. Александра Пушкина. Вот такая маленькая бумажечка, - на сухонькой ладошке старушенция отмерила насколько маленькая.

- Размеры тут большого значения не имеют, - Роман с сомнением уставился на бабульку. Неужели она хочет сказать, что в ее руках подлинные записи Пушкина? Быть того не может! Впрочем, почему не может? Ездил же когда-то екатеринославский чиновник Андрей Фадеев к начальству в Кишенев и жил там в доме генерала Инзова - в одной комнате со своим молодым собратом Александром Пушкиным. И привез оттуда в подарок любимой жене Елене первые рукописи «Бахчисарайского фонтана» и «Кавказского пленника». И читали их в по сей день сохранившемся особняке на нынешней улице Ленинградской нынешнего города Днепропетровска. Так почему же не могло уцелеть что-то еще? Вот хотя бы клочок бумажки со старушечью ладонь. Завалялся по шкатулкам и старым семейным альбомам и только теперь всплыл? Шеф поторопился от бабки избавиться, так на то он и шеф. Для него сообщения о сенсационных открытиях появляются только на страницах солидных научных журналов. А что сперва эти открытия были пожелтевшими бумажонками на позабытых чердаках, так это ему, ученому козлу, слабо доступно.

- Так сколько же? - старушка нетерпеливо притопнула ногой.

- Ну-у... - неопределенно протянул Роман. Не спугнуть бабку, пока он точно не выяснит, чего тут больше - старушечьего бреда или подлинного открытия, от которого аж кончики пальцев немеют, а пересыхающие губы приходится непрестанно мусолить языком, - Я, конечно, не специалист по оценкам... Дело в том, что наши музеи вряд ли смогут у вас что-то купить, у них на это нет средств. Они бы приняли в дар...

- Дурной тон, делать такие дорогие подарки, - отрезала бабка, а Роман почувствовал, как в душе нарастает радостное предвкушение - кажется, бабка вполне уверена, что обладает чем-то ценным.

- Я сомневаюсь, что и российские музеи смогут...

- Бог с ней, с Россией, - нетерпеливо перебила старушка, - А если заграницей?

- Продажа заграницей - тоже вещь непростая, - Роман откинулся на спинку стула, ощущая себя многоопытным метром, просвещающим трепетно внимавшую аудиторию. Но из спинки торчал гвоздь и ему пришлось выпрямиться. Вот всегда так - стоит почувствовать себя величиной и тут же тебе гвоздь в зад! - Дело в том, что заграницей, - он понизил голос и даже опасливо покосился на дверь, так как собирался сказать вещь для их кафедры совершенно еретическую, - Заграницей Пушкин не считается звездой первой величины. Многие даже широко образованные люди о нем слыхом не слыхивали. Так что если вы хотите получить настоящую цену, надо искать любителя из старых русских эмигрантов. Ну и конечно, многое будет зависеть от того, действительно ли у вас подлинный автограф. Какое там стихотворение?

Со старушки словно слетел весь напор. Она не сдвинулась с места, но казалось, что женщина заметалась, раздираемая на части страхом и желанием узнать, наконец, что за сокровище у нее в руках.

- Это стихотворение... оно... - старушка замялась и решившись, выпалила, - Неизвестное!

«Тьфу, пропасть!». Вот и опять, считай, гвоздем в зад. А шеф-то оказался умнее.

Старушка тут же заметила разочарование, отразившееся у него на лице, и ее страх исчез, сменившись желанием убедить недоверчивого собеседника в бесценности своей находки.

- Поверьте, молодой человек, это Пушкин, самый настоящий Пушкин! Что ж я, пушкинского стиля не отличу! Мой внук, чудный юноша, на филологическом учился, но бросил, знаете ли, все у него дела какие-то, друзья... Он несколько дней назад принес мне конвертик и говорит: «Сохрани, бабушка, пока я не приду!». И нет его, и нет, пропал. Вот я и не выдержала - полюбопытствовала. А там еще конвертик, только старинный совсем. В нем пыль такая, знаете, будто цветок засушенный лежал. И листочек. Я сразу поняла - Пушкин! Подлинный Пушкин! Рука его: что я, пушкинских автографов не видела? И ножка дамская в уголке нарисована. А стихотворение - неизвестное. Я все собрание заново перечитала - нет такого! Может, из черновиков? Так сколько же это стоит?

            Роман иронически поглядел на бабку. Да-а, вот вам примета времени. Внучок оставил любящей бабушке имущество на сохранение, а она его тут же в авоську - и на базар, продавать. А еще на молодежь бочку катят. Нынче и безобидная бабка так на бабки выставит - охнуть не успеешь. М-да, каламбур, однако.

Роман чувствовал как в душе его поднимается не ликование, а так - намек, предощущение удачи. Ему очень хотелось, чтобы все-таки - удачи! Вот оно, единственно возможное спасение! Найти неизвестное стихотворение, написанное рукой Пушкина! Если там подлинник, то... То это же чудо! Он даже зажмурился. Подержать в руках настоящий, «живой» клочок бумаги, на котором поэт некогда небрежно чиркнул стихотворный пустячок, да и позабыл. А теперь этот пустячок спасет Роману жизнь! Он не сможет создать лондонскую и парижскую пушкиниану, но находка утерянного стихотворения удовлетворит американцев полностью. Он вырвет свою карьеру из пропасти, которую вырыл ему родной университете! Он не побывает ни в Париже, ни в Лондоне? Побывает! Лучшие конференции, приглашения от старых эмигрантов - все будет доступно! Он наконец почувствует себя человеком. А университетские придурки во главе с шефом пусть подавятся! И пусть попробуют не дать ему защититься! Лишь бы все оказалось правдой! Лишь бы судьба не отвернулась в очередной раз.

            - Вы хоть понимаете, насколько невероятно в наши дни найти утерянное стихотворение Пушкина? - сухо обронил Роман, глядя в полные надежды глаза старушки.

- Ну что ж невероятного, почему невероятно, - забормотала бабка, теребя подол белого шерстяного платья, - Малюсенькое стихотвореньице. Внук принес...

- Прежде чем делать оценку, мне нужно хотя бы взглянуть. Быть может, там не о чем и говорить.

- Но не понесу же я такую бесценную вещь в сумочке через весь город!

- Так что же нам прикажете делать? - Роман глядел равнодушно. Пусть бабка сама догадается пригласить его к себе.

Она и догадалась, хотя видно было, что необходимость пускать в дом чужака не доставляет ей ни малейшей радости.

- Хорошо, завтра к вечеру приходите ко мне, я покажу вам, - процедила старушенция, - Я живу в сером доме на углу Клары Цеткин. Там еще раньше гастроном был, а теперь что ни день - все новое. То меха, то телефоны.

- Напротив пятого корпуса университета, - кивнул Роман. Что-то неприятное было связано с этой улицей, но вспоминать он не стал.

Старушка поднялась, оправила щегольскую беленькую шляпку, тщательно застегнула белоснежное пальто. Потом с сомнением оглядела Романа.