— А я-то думал, — с самоуничижительным смешком произнес он, — я-то думал, что из нас двоих эти чувства она испытывает ко мне.

Стипок положил ему на плечо руку. Дыхание маленькой Бессы горячо обдало ладонь.

— Они любят тебя, — сказал он. Но было бы безумством думать, что эти слова как-то успокоят Хума.

Однако, к превеликому удивлению Стипока, Хум улыбнулся, как будто его и не надо было успокаивать.

— Я знал об этом еще тогда, когда мы жили в городе Стипока. Это началось вскоре после того, как мы поженились. Еще до того, как был зачат Кэммар.

— Я думал… что это началось здесь.

— Мне кажется, они бессильны перед влечением друг к другу. Здесь они просто перестали скрываться. Им бы это и не удалось. — Хум крепко прижал к себе Бессу. — Мне не важно, чье семя взошло. Я боронил, я же буду собирать урожай. Эти дети мои.

— В тебе больше доброты, чем во мне. Хум отрицательно покачал головой:

— Когда с нами был Язон, до того как он привел нас сюда, еще когда я винил себя в смерти отца, он сказал мне: «Ты прощен — так же, как простил Викса и Дильну». И таешь, это действительно так. Это не ложь. Я простил их до того, как Язон сказал мне это. А поскольку я знал, что не виню их и не питаю к ним злобы, то поверил Язону, что и меня никто не винит. Может, ты им это скажешь? Если я вдруг умру и не доживу до конца пути, скажи им, что я их простил, хорошо?

— Ты не умрешь, Хум, ты самый сильный из нас… — Но ЕСЛИ.

— Хорошо, скажу.

— Скажи, что это действительно так. Что я говорил серьезно. Скажи, пускай спросят Язона, если сомневаются.

— Хорошо.

После этого они обогнули холм. Вике и Дильна уже играли с Кэммаром, изо всех сил делая вид, будто бы они всего лишь хорошие друзья, измученные долгой дорогой.

Но худшие испытания были еще впереди. От устья реки до ведущего на север перешейка простиралась самая ужасная пустыня, что они когда-либо видели. Стипок предупредил их об опасности, они доверху наполнили кувшины и бурдюки и целых два дня только и делали, что пили из реки, пока не отяжелели так, что едва могли идти.

— Пописай мы сейчас, по нашим потокам вполне можно было бы вплавь добраться до дома, — сказал Вике, и все рассмеялись.

Потом стало не до смеха. Пустыня оказалась намного больше, чем предполагал Стипок. Из мелких песчаных дюн то и дело вставали утесы и громадные камни. Приходилось то идти по прямой, то огибать препятствие, то взбираться куда-то, и каждый день Стипок настаивал, чтобы пили все меньше и меньше. Воды все равно не хватило, лишь на донышках кувшинов плескались последние капли, оставленные детям.

— Еще немного, — приговаривал Стипок. — На перешейке много ручьев, уже недалеко.

И с вершины песчаных дюн они действительно видели маячащий на горизонте перешеек, побережье, которое вело к землям чистой воды.

Однако путь был бесконечен. Однажды рано утром им пришлось хоронить Бессу. Ее трупик завалили камнями. В тот день они шли медленнее обычного, хотя ее исхудавшее тельце уже не тяготило их. Ночью они набрели на небольшой оазис, где напились горькой воды из озерца и снова наполнили бурдюки и кувшины. Они уж было подумали, что их мучения подошли к концу. Часом спустя их начало страшно рвать, и умер Даллат. Они похоронили его у отравленного пруда и на дрожащих ногах двинулись дальше, разливая воду по песку. Они даже не плакали. У них не было воды для слез.

На следующий день они нашли чистый родник, бьющий из скалы. Вода в нем была хорошей, и они напились от души. Они жили у источника несколько дней, восстанавливая силы. И когда уже стала заканчиваться еда, они снова пустились в путь.

Два дня спустя они достигли вершины огромной скалы и остановились там передохнуть. Скала вскоре обрывалась, склон почти вертикально уходил вниз, до дна было не меньше километра. К западу виднелось море, а на востоке — еще одно, вода блестела невероятной голубизной в солнечных лучах раннего утра. Внизу, между двумя морями, проходил узенький перешеек, весь зеленый от травы.

— Видишь вон там зеленый цвет, Кэммар? — спросил Хум. Мальчик мрачно кивнул. — Это трава, и это значит, что там мы найдем воду и, может быть, какую-нибудь еду.

Кэммар с некоторым раздражением посмотрел на отца:

— Раз мы шли в место, где много еды, то почему вы не взяли с собой Бессу и Даллата? Я же знаю, им очень хотелось кушать.

Никто не знал, что ответить.

— Мне очень жаль, Кэммар, — наконец пробормотал Хум.

Кэммар рос добрым и милосердным мальчиком:

— Ничего, папа. Можно я попью?

Еще до полудня они отыскали ведущую вниз трону. Той ночью они спали на траве, а утром — впервые за долгие годы — они проснулись в мире, в котором выпадала роса. Кэммар начал резвиться, бросаясь во взрослых мокрой травой, и только тогда они смогли оплакать своих умерших.

Лэрд встряхнулся и оглянулся по сторонам. Лошади уперлись в бурелом. Позади тихо стонал отец. Был уже полдень. Лэрд не помнил, как они добрались сюда. Где он? Он обернулся назад и увидел след, оставленный дровнями. Извиваясь, он уходил в лес. Управлял ли он лошадьми? Или спал? Он помнил только пустыню, Хума, Викса, Дыльну и умирающих детей, помнил, как в конце концов иссохшаяся земля ожила. Отец продолжал стонать. Лэрд спешился и, еле шевеля затекшими ногами, зашагал к нему.

— Рука… — прошептал отец, увидев Лэрда. — Что с моей рукой?

— Ее пронзила ветка, папа. Ты приказал мне отрубить ее.

— О Боже! — расплакался отец. — Лучше б я умер.

Лэрду надо было определить, куда же они все-таки забрались. Он двинулся назад и, выйдя на поляну, увидел высящиеся на юге горы. Он ехал в правильном направлении. Однако он что-то не припоминал, как это место выглядело летом. Он не узнавал его. А значит, он, наверное, отклонился далеко на юг, куда не забредал раньше. Или вообще проехал Плоский Залив.

Вдруг в его голове как будто что-то щелкнуло, и он понял, куда его занесло. Поляна, на которой он стоял, была прудом, вот почему все вокруг выглядело так непривычно. Он стоял по колено в снегу на льду замерзшего пруда. Где-то здесь должна находиться низенькая плотника, построенная поселившимися тут бобрами. Каким-то образом, во сне, погруженный в сновидения, он продолжал следовать верным курсом. Лошадей остановил бурелом; Лэрд развернул их и некоторое время двигался по замерзшему ручью, таща за собой лошадей и разминая ноги.

— Лэрд, — позвал отец, — Лэрд, я умираю.

Лэрд не ответил. На это нечего было сказать. Может, он действительно умирал, но это не остановило Лэрда, он упорно продолжал двигаться вперед. Вскоре деревья расступились, и дровни выехали на огромный луг. Тогда он снова залез в седло. И снова снег, шуршание и мерное покачивание усыпили его. Юстиция тем временем послала ему очередной сон.

Стипок смертельно устал. Целую неделю они карабкались все выше и выше, поднимаясь на самые высокие горы в мире. Конечно, они старались выбирать тропу полегче, но все равно то был путь сквозь неведомую, невероятную страну. Это были древние горы, вершин и пиков было немного, но то, что с расстояния казалось легкопреодолимым холмом, на деле оказывалось настоящей кручей. Им приходилось ползти буквально на коленях — еще чуть-чуть, и холм превратился бы в самую настоящую скалу.

Сейчас они перевалили через очередной поросший травой холм. По бокам угрожающе высились неприступные утесы. К их громадному облегчению, выяснилось, что это была последняя круча — далее следовали низкие, покатые холмы, а за ними виднелось бесконечное море темно-густой зелени.

Остальные достигли вершины раньше него. Кэммар возбужденно носился кругами — у этого ребенка энергии хватило бы на всех, — пока Хум, Вике и Дильна обозревали окрестности.

— Мне кажется, будто я падаю, — промолвила Дильна. — Мы столько времени лезли вверх, что непривычно видеть что-то, расположенное под нами. Мы почти добрались?

— Прошли где-то половину пути, зато самую худшую. Больше пустынь не будет. Вскоре мы доберемся до большой реки, а там останется всего лишь следовать ее течению. Мы можем построить плот и спускаться вниз по ней, пока она не встретится с такой же громадной рекой, только текущей с юга. Затем мы должны направляться на север, прямо на север. Там мы перевалим через невысокие горы и почти сразу уткнемся в Звездную реку, которая сама принесет нас домой.