Но, как это обычно и бывает, в этом году снега выпало даже больше нормы. О пушках не вспоминал никто, кроме энтузиаста Юрика Серянова, который с яростью новообращенного стал внедрять в сознание всех и каждого необходимость такого милого, такого занятного механизма. По собственной инициативе он подправлял уже существующие спуски, и, нужно сказать, у него это получалось вполне профессионально:

Юрик чувствовал снег.

Вот и теперь он объяснял какой-то фифе, как устроена пушка. Звягинцев даже представил себе их возможный диалог: «Вот видите, милая, система максимально проста. Алюминиевые трубки (кладет руку на плечо). В них — воздух под давлением и при температуре минус пятьдесят (рука спускается вниз по позвоночнику, на секунду задерживаясь между лопатками). И вода. Все это соединяется (также, возможно, как и мы в самую ближайшую ночь, недвусмысленно намекает рука Юрика, добираясь до вожделенной дамской попки). И выплевывается на поверхность уже в виде искусственного снега. Так что ни забот, ни хлопот».

После этого фифа должна либо стукнуть ему по роже в качестве утешительного приза за сексуальные домогательства, либо ласково потрепать по холке, что будет означать начало очередного куцего романчика с пересыпом в виде «Гран-при».

Звягинцев даже замедлил шаг, чтобы позволить Юрику закончить операцию по охмурению. Он лишь издали помахал ему рукой: готовься, Юрик, берсальеры <Берсальеры — моторизованные части итальянской пехоты.> идут!

Фифа отчалила от Юрика, так и не дав ему по морде. Но и по холке тоже не потрепала. Это может означать только одно: первый бой между ними завершился вничью и понадобится еще серия товарищеских встреч. Звягинцев почесал брюхо и вздохнул: в свое время он снимал женщин точно так же, ничего не изменилось. Ничего, кроме его собственного живого веса. А ведь когда-то он был таким же поджарым кобелем, как и Юрик. И даже стригся точно так же — бритый затылок и баки на полщеки.

Для того, чтобы пробиться к Юрику, пришлось преодолеть несколько десятков метров глубокого рыхлого снега, и Звягинцев совершенно выдохся.

— Привет бабникам! — сказал он, тяжело дыша.

— Привет, — сказал Юрик и осторожно пожал протянутую Звягинцевым руку.

— Ну как, есть шансы? — Звягинцев повернул голову и проводил глазами быстро удаляющуюся фифу.

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Я так и думал. Я вот о чем хочу спросить, Юрик. — Пал Палыч решил, что лучше не тянуть с расспросами. — Ты Ваську не видел?

— А что случилось?

— Да ничего. Просто он мне нужен. С утра его ищу.

— Так он же уехал. Еще вчера.

— Куда?

— Ну, куда отсюда можно уехать… В город, наверное. Рукопись повез, писатель.

— Странно, что он мне ничего не сказал. И даже не попрощался.

— А ты что ему, кормилица, Палыч? Или крестная мать?

Если не попрощался, значит, уехал ненадолго. Соображать надо.

— Так-то оно так, — прикинулся простачком Звягинцев. — Просто он обещал мне в городе табак посмотреть… А сам взял уехал, даже носа не показал.

— Так он никому не показал, Палыч. Писульку оставил — и все.

— Значит, как он уезжал, ты не видел?

— Нет.

— Ну ладно.

— Ты насчет табака не переживай. Я, может, тоже скоро в город смотаюсь. Привезу тебе какой-нибудь ароматический.

— Ладно. А что с пропавшим гражданином Поздняковым?

— Гиблое дело, — Юрик сплюнул. — Никаких следов.

— Хреново.

— Да уж, ничего хорошего нет. О, а вот и Влад идет!.. Сейчас он тебе все подробно изложит.

Звягинцев приложил руку козырьком ко лбу и увидел вдали крошечный силуэт.

— Ну у тебя и зрение, Юрик! Как у орла.

— При чем здесь зрение?

Но Звягинцев уже и сам понял, по каким признакам Юрик так точно определил появление Влада: к ним навстречу уже неслись собаки. Проигнорировав Пал Палыча, они окружили Юрика и завиляли хвостами. Особенно усердствовал Джек: он даже встал на задние лапы и положил передние на грудь Юрику.

— Ты, я смотрю, не только баб можешь охмурять, — сказал Звягинцев, наблюдая за проявлениями собачьего экстаза.

— С бабами проще, — меланхолично заметил Юрик. — А этих еще и кормить нужно.

Лихо подкативший Влад хмуро посмотрел на Звягинцева.

У него с Пал Палычем всегда были напряженные отношения.

Впрочем, ничего особенного в этом не было: такие напряженные отношения складывались у него со всеми, не задействованными в разного рода чрезвычайных происшествиях.

Только к жертвам гор Влад проявлял известную долю снисходительности — Ты когда Ваську последний раз видел? — вместо приветствия сразу же спросил Юрик.

— Вчера вечером, а что?

— Вот, служба безопасности интересуется. Наш резидент в странах капитала.

— Случилось что-нибудь? — сразу оживился Влад. Даже на его бледных, пергаментных щеках заиграл нежный румянец.

— Пока нет, — сдержанно сказал Звягинцев.

— Во всяком случае, вчера он был в полном порядке.

Из последующего разговора с вечно хмурым Владом выяснилось, что он не видел, как Васька писал записку, да и саму записку прочел позже всех. Вечером он все-таки видел Ваську. И именно в том месте, которое посетил незадолго до этого сам Звягинцев, — в «Каменном мешке». К тому же Васька был не один, а с Ионой.

Опять «Каменный мешок»! Но это уже кое-что.

Звягинцев приободрился.

— Интересно, что они там делали? — неожиданно спросил Юрик.

— Откуда я знаю? Я-то видел их только издали.

— Они туда заходили? Или наоборот — выходили? — Звягинцев внимательно посмотрел на Влада.

— Да нет. Просто шли в ту сторону, вот и все.

— Так Иона вместе с Васькой уехал? — равнодушно спросил Звягинцев.

Влад и Юрик переглянулись.

— Да нет, — осторожно сказал Юрик. — А из-за чего вообще паника?

Старый ты козел, читал Звягинцев в их молодых наглых выпуклых глазах. Ну что же ты всех донимаешь проблемой, высосанной из пальца? Или заняться тебе, старому козлу, нечем?..

— Нет никакой паники. Просто интересуюсь, и все.

— Ну-ну, — процедил Влад.

Это было похоже на сговор. Видимо, чертов дятел Васька так достал их своим графоманством и ежедневной долбежкой на машинке, что в голову Звягинцеву пришла совершенно крамольная мысль: а если они специально отправили Ваську куда подальше, чтобы не мешал им спать?

Сообразив, что большего из спасателей не вытянет, Звягинцев скоренько попрощался и направился на поиски Ионы.

…Он нашел молодого человека в баре, где тот в полном одиночестве цедил жалкие сто грамм коньяка. Сто грамм коньяка для Ионы — высший пилотаж: бочка, штопор, мертвая петля. Он всегда был нудным трезвенником, что настораживало Звягинцева. Сильно пьющий Пал Палыч был верным и преданным сторонником учения, главным постулатом которого было: «Если человек не пьет, значит — либо больной, либо скотина».

Больным Иона не выглядел.

Вот и теперь он сидел за стойкой, абсолютно здоровый и погруженный в свои мысли. Пал Палыч, кряхтя и проклиная все на свете, влез на высокий стул, который сразу же предательски заскрипел под ним.

— Рискуете, шеф, — меланхолично" сказал Иона, не поворачивая головы. — Мебель здесь ненадежная, может не выдержать.

— Ничего. Как-нибудь, — проблеял Звягинцев, ненавидя себя за извинительный тон.

Он заказал себе водки, салат «Эльбрус» — фирменное блюдо «Ричарда Баха» — и креветок. К креветкам, сваренным в укропной воде, Звягинцев относился с нежностью С гораздо большей нежностью, чем к секси-девочкам из горничных и парням из охраны. Не говоря уже о сытеньких курортниках, которые доставляли одну головную боль. Только одно общество он ценил выше креветочного: общество Васи Сикачинского.

Но Васи нигде не было. Он пропал, как будто сквозь землю провалился. о Звягинцев запустил толстые пальцы в теплые" тельца беспозвоночных ракообразных и с хрустом оторвал первую, ни в чем не повинную креветочную голову, о — Выпьешь со мной? — спросил он у Ионы. —, — Уже выпил. — Другого и ожидать не приходится. Этот надменный щенок-далматинец никогда его и в грош не ставил.