Поначалу ходы неиспользуемой отопительной системы и в самом деле служили для меня убежищем, секретным местом, где я мог скрыться и найти уединение. Но вскоре мне начало доставлять необычайное удовольствие изучать грандиозную систему Мрака, пропахшие землей пространства под дворцовыми полами.

В былые времена дворец деда являлся большим сельским поместьем, принадлежавшим какому-то римскому аристократу, который владел землями, растянувшимися вдоль реки на несколько миль. Сохранилась основная часть замка, сильно потрепанная временем и войной. Один разрушительный пожар уничтожил часть главного здания. Старые жилища рабов, расположенные вокруг внутреннего двора, остались нетронутыми. Там жили повара и прислуга. Стояли и бани, перелатанные и отштукатуренные. Крышу в провалившихся местах наскоро заделали соломой. Я не помню, чтобы топили печи. Воду грели во дворе над костром.

Вход в мой секретный лабиринт лежал через топку в котельной. Он представлял собой отверстие в стене под потрескавшимся и заржавевшим паровым котлом на уровне колена взрослого человека. Вход скрывали заросли щавеля и крапивы, а прикрыт он был загнутым куском металла, отвалившимся от котла.

Внутри можно было пробраться под банные помещения, давно не использовавшиеся. Заваленный ход вызывал отвращение даже у меня. Я направлялся в другую сторону, под главное здание дворца. Систему отопления с горячим воздухом строили и содержали здесь на совесть. Полуметровое пространство под полом даже сейчас оставалось сухим и проветренным. Штукатурка по-прежнему лежала на кирпичных колоннах, державших полы. Конечно, некоторые колонны местами развалились, но отверстия, которые вели от комнаты к комнате, по-прежнему имели крепкие и безопасные своды. Я, неслышный и невидимый, мог свободно ползти до королевских покоев.

Если бы меня обнаружили, то, думаю, мне досталось бы наказание похлеще порки. Довольно невинным образом я становился свидетелем десятков секретных разговоров и совершенно частных сцен. Но я даже не подозревал об этом. Естественно, что в те времена никто не задумывался о том, что их могут подслушать. Дымоходы чистили дети-рабы, так как никому из взрослых не удавалось пробраться через них. Были места, где даже мне, чтобы пролезть, приходилось буквально извиваться. Лишь один раз мне угрожало разоблачение. Однажды днем, когда Моравик думала, что я играю с ребятами, а они, в свою очередь, решили, что я прячусь у нее в юбках, рыжий Диниас, мой главный мучитель, отвесил какому-то малышу такого пинка, что тот упал с крыши, где они играли, и сломал ногу, всполошив всех своим ревом. Моравик, прибежавшая на крики, обнаружила мое отсутствие и не замедлила поднять на ноги весь дворец. Я услышал шум и поспешил наружу, возникнув из-под котла весь в грязи и запыхавшись. Как раз в это время Моравик возглавляла поиски в том крыле, где находилась баня. Мне удалось отговориться и отделаться надранными ушами и нахлобучкой. Но урок был извлечен. Больше я никогда не спускался в ход днем. Только по ночам, перед тем как Моравик ложилась спать или же когда она уже храпела. Большинство людей во дворце обычно уже спали. Иногда я заползал прямо под спальню матери, слушая ее разговоры с женщинами. Однажды ночью я услышал, как она, оставшись в одиночестве, громко молилась вслух. Произнеся мое имя, «Эмрис», она заплакала. Я пополз дальше, к покоям королевы. Почти каждый вечер Олуэн, молодая королева, в окружении своих леди пела под аккомпанемент лиры. Потом в коридоре раздавалась тяжелая поступь короля и музыка смолкала.

Но я путешествовал совсем не ради того, чтобы слушать. Что для меня имело значение на самом деле — сегодня я хорошо понимаю это — остаться одному в неведомой темноте, где человек сам себе хозяин, не считая смерти.

Обычно мой путь лежал в «пещеру», как я называл свое убежище. Это была часть основного дымохода, верхушка которого обвалилась и через него виднелось небо. Место это околдовало меня с того дня, как однажды в полдень я выглянул наверх и увидел слабо мерцавшую звезду. По ночам я устраивался там на постели из наворованной соломы и наблюдал за звездами, медленно прокладывавшими свой путь по небосводу. Заключая с небом спор, я каждый раз загадывал, появится ли в отверстии над дымоходом луна. Увижу луну — на следующий день исполнится мое желание.

Сегодня ночью луна пришла. Полная и сияющая, она светила мне прямо в лицо, и казалось, что я пью ее свет, как воду. Я не двигался, пока луна не исчезла вместе со звездой, следовавшей за ней по пятам.

На обратном пути я проползал под комнатой, которая прежде пустовала, но теперь там слышались голоса. Это была комната Камлака, который разговаривал с другим человеком, чьего имени я не знал. По акценту он напоминал одного из приехавших сегодня. Они прибыли из Корнуолла. У него был сочный, грохочущий голос, и разбирал я лишь отдельные слова. Я старался проползти быстро и извивался между столбами как червяк, думая лишь о том, чтобы меня не услышали.

Я уже добрался до конца стены и на ощупь приближался к перекрытию под следующей комнатой, когда плечом задел обломок трубы, и на пол с шуршанием посыпалась глина.

Корниец резко прервал разговор.

— Что это?

Совсем рядом, будто над ухом, раздался голос дяди:

— Ничего. Крыса под полом. Дворец разваливается на глазах.

Послышался скрип отодвигаемого стула и удаляющиеся шаги. Голос стал глуше. Мне показалось, что раздался звон посуды и бульканье. Я как уж медленно скользил вдоль стены к проходу. Шаги вернулись.

— И даже если она откажет ему, это практически не имеет значения. В любом случае она не останется здесь. В конце концов отец уступит епископу и перестанет удерживать ее. Уверяю, она только и думает о суде всевышнего, поэтому мне нечего бояться, даже если он явится сюда собственной персоной.

— Ты пока веришь ей!

— О да, я верю ей. Я узнавал в разных местах, и все говорят одно и то же, — он рассмеялся. — Кто знает, может, нам еще придется благодарить небо за то, что будет кому заступиться за нас на том свете, пока игра не дошла до развязки. Мне говорили, что она достаточно набожна, чтобы спасти наши души, если только она будет постоянно молиться за нас.

— Она может еще пригодиться тебе, — сказал корниец.

— Может.

— А мальчишка?

— Мальчишка? — переспросил дядя, остановившись. Снова раздались мягкие шаги. Я напряг слух. Почему мне хотелось услышать ответ, я не отдавал себе отчета. Я привык, что меня называют ублюдком, трусом или дьявольским отродьем. Но сегодня ночью я видел полную луну.

Слова прозвучали отчетливо, беззаботно и даже снисходительно.

— Ах да, мальчишка. Смышленый ребенок. Достоин большего. Честно говоря, приятный малыш. Он будет со мной. Запомни, Алан, мне нравится мальчишка.

Он позвал слугу наполнить кувшин водой. Использовав момент, я уполз.

Вот так все начиналось. Днями напролет я бродил за ним как привязанный, и он терпел, даже поощрял меня. Мне никогда не приходило в голову, что в двадцать один год человеку не всегда удобно иметь рядом шестилетнего несмышленыша, неотвязно следовавшего по пятам. Моравик бранилась всякий раз, отлавливая меня, но мама, судя по всему, была довольна и приказывала отпускать меня.

Стояло жаркое лето. В этом году установился мир. Поэтому по возвращении домой первые несколько дней Камлак провел в безделье, отдыхая или выезжая с отцом в поля, на природу. С яблонь начинали уже падать спелые плоды.

Южный Уэльс — чудесная страна с зеленеющими горами и глубокими долинами. На ровных заливных лугах, желтых от цветов, пасется откормленный скот. Скрывающиеся в синеве нагорья дубовые рощи полны оленей. По весне там кричит кукушка, а зимой бродят волки. Там же я видел зимой грозу со снегом.

Маридунум лежит в устье реки, впадающей в море. На военных картах река именуется Тобиус, но уэльсцы называют ее Тайви. Долина в этом месте расширяется, и река течет по топям и заливным лугам, окруженным невысокими холмами. Город расположен на возвышенном северном берегу. Земля здесь сухая и имеет сток. С внутренними областями Маридунум соединяет военная дорога на Карлеон, а с юга через реку перекинут мост в три пролета, от которого на холм к королевскому дворцу и на площадь ведет мощеная дорога. Помимо дома моего деда и убогих крепостных построек, возведенных еще римлянами, где сейчас размещались королевские воины, самым красивым зданием в Маридунуме был христианский монастырь, стоявший на берегу рядом с дворцом. Там жили несколько монашек, именовавших свой монастырь общиной Святого Петра. Большинство же горожан называли место Тир-Мирдин, по имени божества, чье святилище с незапамятных времен находилось под дубом, что недалеко от ворот общины. Еще будучи ребенком, я помню, как весь город называли Кар-Мирддин ["дд" произносится как межзубное д; на месте Кар-Мирддина находится современный Кармартен]. Неправда, что город назвали в мою честь, как это утверждают сейчас. Дело в том, что и город, и холм за городом, на котором находится святой источник, назвали в честь бога, почитаемого в королевском окружении. После событий, о которых я вам попозже расскажу, название города принародно изменили в мою честь. Но первенство принадлежит богу, и если холм и стал моим, то только потому, что он поделил его со мной.