Какая-то из моих мыслей достигла матери. Она обернулась и поглядела на меня, сделав движение плечом, будто ее кто-то коснулся. Мы встретились глазами, и я понял, что дело здесь не в силе. Она пыталась по-женски, глазами, что-то сказать. Они несли любовь и заверения, но это оставалось мне непонятным.
Она повернулась к Вортигерну.
— Для подобных вопросов, король, вы нашли странное место. Неужели в самом деле думаете, что я публично расскажу обо всем?
С минуту, нахмурив брови, он предавался размышлениям. На его лице выступил пот, и он ухватился за подлокотники. Напряжение почти ощутимо передалось залу. Мурашки побежали по коже, и я почувствовал на себе холодную волчью лапу страха. Один из жрецов нагнулся и что-то сказал королю. Тот кивнул.
— Оставьте нас. Жрецы и волшебники пусть останутся.
Не спеша люди начали выходить из зала. Остались жрецы — около двенадцати человек в длинных робах, стоявшие за королевским троном. Один, говоривший с королем, теребил свою седую бороду грязной рукой в кольцах. Он улыбался. Судя по одежде, этот был главным. Я попытался найти на его лице признаки могущества. Однако, несмотря на жреческие одеяния, на их лицах была написана смерть. Она читалась в их глазах. Больше я ничего не видел. Холод снова коснулся моих костей. Я покорно стоял, удерживаемый воином.
— Освободите его, — сказал Вортигерн. — У меня нет намерения причинить зло сыну леди Нинианы. Но если снова ты двинешься или заговоришь без разрешения, Мерлин, тебя выведут из зала.
Меч убрали, но держали наготове. Стража на полшага отошла назад. Я не двигался и молчал. Никогда прежде я не ощущал такой беспомощности, отсутствия мыслей, силы, такого разъединения с богом. С горечью подумал тогда, что, будь я в хрустальном гроте, где зажжен костер и на меня смотрит учитель, не увидел бы ничего. Неожиданно вспомнил, что Галапас мертв. Возможно, силы я получал от него. С ним они и ушли.
Король обратил взгляд своих запавших глаз на мать. Он наклонился вперед, его взор стал вдруг жестоким.
— Ответите ли вы теперь на мой вопрос, мадам?
— Охотно. Отчего же нет?
Ее слова прозвучали настолько спокойно, что король очень удивился. Она снова откинула капюшон и прямо встретила его взгляд.
— Отчего же нет? Я не вижу в нем злого умысла. Я ответила бы вам раньше, если бы вы спрашивали по-другому и в другом месте. Теперь я не боюсь, что узнают люди. Я больше не принадлежу миру. Мой сын тоже ушел от мирских дел. Уверена, ему все равно, что скажут люди. Поэтому я расскажу вам. Потом, позже, вы поймете, почему я никогда не говорила об этом ни отцу, ни собственному сыну.
Ее лицо больше не выражало страха. Она даже улыбалась и больше не смотрела на меня. Я тоже постарался отвести глаза и придать себе отрешенный вид. Я не представлял, что она собирается сказать, но знал, что это отведет от меня любую опасность. Она наверняка ничего не скажет об Амброзиусе. Снаружи пошел дождь. День плавно переходил в сумерки. В зал вошел слуга, неся факелы, но Вортигерн махнул ему рукой, чтобы тот ушел. Надо отдать ему должное: он позаботился о матери. Но про себя я подумал: даже оттуда нельзя ждать помощи. Не видно ни света, ни огня.
— Говори теперь, — сказал Вортигерн. — Кто стал отцом твоего сына?
— Я никогда не видела его, — просто ответила мать. — Это был незнакомец.
Она промолчала, не отводя глаз от короля.
— Да простит меня сын за сказанное, но вы заставили. Он поймет.
Вортигерн бросил на меня взгляд. Я оставался непроницаем. Теперь я был уверен в матери.
— В молодости, когда мне только исполнилось шестнадцать лет, как и все девушки, часто думала о любви. Это случилось накануне Мартынова дня, когда я и мои дамы легли спать. Девушка, жившая в моей комнате, заснула. Остальные разошлись по своим покоям, но я не могла заснуть. Встала и подошла к окну. Стояла ясная ночь с яркой луной. Вернувшись к постели, я увидела, что прямо посередине спальни стоит молодой человек, приятной внешности, совсем юный. Он был одет в тунику и длинную накидку. На поясе он носил короткий меч. На нем были богатые драгоценности. Первым делом я подумала, что он проник сюда через внешние покои, где спали мои дамы. Потом я вспомнила, что стою босая и в одной сорочке, с распущенными волосами. Мне показалось, что он замыслил дурное, и я решила позвать на помощь женщин. Юноша улыбнулся и жестом показал мне, чтобы я молчала. Он не желал мне зла. Потом он отошел в тень, и, когда я двинулась следом, там никого не было.
Мать остановилась. Все молчали. Я вспомнил, как в детстве она рассказывала мне сказки. В зале установилась тишина. Алые губы королевы приоткрылись от удивления, а может быть, и от зависти.
Мать поглядела куда-то поверх головы.
— Я посчитала виденное за сон или девичью фантазию, родившуюся при лунном свете. Я легла спать и никому потом не рассказывала. Но он являлся снова. Не всегда ночью и не всегда, когда я была одна.
Я поняла, что это не сон, а знакомый дух, который чего-то желал. Я молилась, но он не переставал являться. Я ощущала его прикосновения к руке, слышала его голос, и все это сидя со своими девушками за прядением или гуляя в солнечные дни по фруктовому саду. Но в таких случаях я не видела его, а только слышала, остальные же не чувствовали ничего.
Мать взяла крестик, висевший у нее на груди, и сжала его.
Крестик служил ей не для защиты, а помогал получить прощение. Ей, должно быть, боязно лгать о вещах, связанных с могуществом. При этом мать должна бояться не христианского бога, — подумал я про себя. В глазах короля горели злоба и ликование. Жрецы пожирали ее глазами.
— Он являлся мне на протяжении всей зимы. Он приходил ночью. Я никогда не оставалась в палатах одна, но он проникал через двери, окна и стены и ложился со мной. Больше я не видела его, но слышала его голос и ощущала его тело. Позже, летом, когда я уже забеременела, он оставил меня.
Мать помолчала.
— Вам расскажут, как меня бил и сажал под ключ мой отец. Когда родился ребенок, он не стал давать ему имя, достойное христианского принца, а назвал по имени небесного бога-скитальца, не имеющего дома. Я же назвала его Мерлином, потому в день его рождения в окно моей комнаты влетел дикий сокол и уселся на кровати, глядя на меня глазами моего возлюбленного.
Наши взгляды встретились. Она говорила правду. И Эмрисом она окрестила меня наперекор им. В конце концов мне досталось от него многое.
Мать поглядела в сторону.
— Я полагаю, мой лорд, что мой рассказ не удивит вас. Наверное, вам известны слухи, что мой сын не похож на других детей. Это невозможно скрыть. Сейчас же я сказала вам правду. Умоляю вас, король, отпустите нас с сыном с миром обратно в наши монастыри.
Когда она закончила, стало тихо. Мать наклонила голову и снова накинула капюшон на лицо. Я посмотрел на короля и людей, стоявших за ним. Ожидал, что он рассердится, испытывая нетерпение, но удивился, увидев, как он перестал хмуриться и улыбнулся. Он хотел обратиться к моей матери, но королева опередила его. Наклонившись вперед и облизывая свои алые губы, она заговорила в первый раз.
— Такое возможно, Моган? — спросила она жреца, длинного бородатого человека. Верховный жрец, не задерживаясь, вежливо и на удивление выразительно ответил ей.
— Да, возможно, мадам. Кто не слышал об этих созданиях воздуха и мрака, которые живут за счет смертных женщин и мужчин. В моих исследованиях, во множестве прочитанных книг приводятся примеры рождения детей таким образом.
Он поглядел на меня и, теребя свою бороду, обратился к королю.
— Именно так, король. Об этом писали еще древние. Им было известно, что некоторые духи, обитавшие в ночном воздухе между луной и землей, принимают облик мужчин и выбирают себе земных женщин. Вполне возможно, что эта королевская особа, эта добродетельная королевская особа, стала жертвой подобного создания. Мы знаем, да она и сама сказала, что слухи об этом ходят много лет. Я переговорил с ее служанкой, и та сказала, что ее ребенок от самого дьявола, а сама же она не имела близости с мужчиной. О сыне же я слышал много странных историй, начиная с младенческого возраста. Рассказ леди правдив, король Вортигерн.