— Правда, что я показал им озеро.

— А драконы? Откуда они?

— Драконы, — медленно произнес я. — Они предстали перед ними из ничего. Не увидев их, люди не стали бы слушать, не говорю даже, верить.

Мы помолчали. Со страхом в голосе он спросил:

— Ты узнал о приходе Амброзиуса благодаря волшебству?

— И да, и нет. — Я улыбнулся. — Я знал, что он придет, но не знал когда. Волшебство показало мне, что он уже в пути.

Диниас снова уставился на меня.

— Ты знал, что он придет? У тебя имелись сведения еще в Корнуолле? Мог бы мне сказать!

— Зачем?

— Я бы присоединился к нему.

Я поглядел на него, прикидывая.

— У тебя еще есть время. У тебя и твоих друзей, сражавшихся вместе с Вортимером. А как там брат Вортимера, Пасентиус? Тебе известно, где он? Он по-прежнему непримирим к Вортигерну?

— Да, но говорят, он отправился заключать мир с Хенгистом. Он никогда не примкнет к Амброзиусу. Британия нужна ему самому.

— А ты? — спросил я. — Чего хочешь ты?

Диниас ответил просто и на этот раз безо всякой бравады.

— Места, которое я смогу назвать своим собственным. Вот это, например. В конце концов оно мое. Ты знаешь, что он убил королевских детей?

— Нет. Но это не удивительно. Это вошло у него в привычку.

Я помолчал.

— Ладно, Диниас. Нам есть о чем поговорить, и я хочу о многом рассказать тебе. Но сначала хочу просить тебя об одном одолжении.

— Каком?

— Оказать мне гостеприимство. Мне некуда податься, пока я не обзавелся собственным жильем. Мне хотелось бы остановиться в доме моего деда.

— Он теперь не тот, что был, — ответил Диниас без притворства и экивоков.

Я рассмеялся.

— Сохраняется ли что-нибудь неизменным? Была бы крыша от проливного дождя и огонь, просушить одежду, да поесть чего-нибудь, не имеет значения чего. Что, если мы пошлем Кадала за едой и поужинаем дома? За кувшином вина и пирогом я расскажу тебе обо всем. Но предупреждаю, если ты только потянешься за игральными костями, я сам позову людей Вортигерна.

Диниас вдруг расслабленно улыбнулся.

— Не беспокойся. Пойдем. В нескольких комнатах еще можно жить. Мы подыщем тебе кровать.

Мне досталась комната Камлака, пыльная, в ней тянуло сквозняком. Кадал не разрешил мне ложиться на постель, пока не просушил ее у камина в течение часа. У Диниаса не было слуг, не считая неопрятной девчонки, которая присматривала за ним, очевидно, в обмен на право разделять с ним ложе. Кадал отправил ее собирать хворост и греть воду, а сам пошел в монастырь отнести записку моей матери и в таверну за вином и ужином.

Мы поужинали у камина. Нам прислуживал Кадал, и мы засиделись за разговорами допоздна. Здесь достаточно упомянуть, что я рассказал Диниасу о своих приключениях, опустив непонятные для него части. Я мог бы испытать подобие удовлетворения, раскрыв ему свое происхождение, но решил подождать, пока не смогу быть полностью уверенным в этом человеке и пока в округе еще рыщут люди Вортигерна. Поэтому я рассказал ему, как попал в Британию и стал человеком Амброзиуса. Диниас был наслышан о моем пророчестве у королевского форта и уже верил в грядущую победу Амброзиуса. Наш разговор закончился тем, что он дал обещание направиться с новостями на запад собирать силы на окраинах Уэльса. Он побоялся бы, я уверен, поступить вопреки своему обещанию. Что бы солдаты ни говорили о происшедшем в Динас Бренине, этого было достаточно, чтобы поразить небогатое воображение моего кузена Диниаса, навеять на него страх перед моим могуществом. Но и без страха я мог доверять ему в этом поручении. Мы проговорили до рассвета, я дал ему денег и пожелал спокойной ночи.

Он уехал утром, до того, как я проснулся. Он сдержал свое слово и позже присоединился к Амброзиусу у Йорка с несколькими сотнями людей. Его приняли с почестями, и он зарекомендовал себя доблестным воином. Но вскоре в одной мелкой стычке он получил тяжелые ранения, от которых и скончался. Я же больше его не встречал.

Кадал закрыл за ним дверь.

— По крайней мере здесь есть хороший замок и прочный запор.

— Ты опасаешься Диниаса? — спросил я.

— В этом чертовом городе я боюсь всех. Я не успокоюсь, пока мы не уедем отсюда и не присоединимся к Амброзиусу.

— Сейчас ты можешь уже не беспокоиться. Люди Вортигерна уехали. Ты же слышал, что сказал Диниас.

— Да. Я также слышал, что сказал ты. — Он остановился забрать одеяла от камина и встал с занятыми постельными принадлежностями руками, глядя на меня.

— Что ты имел в виду, говоря о собственном жилье? Не собираешься же ты заводить здесь себе дом?

— Не дом.

— Пещеру?

Я улыбнулся, увидев выражение его лица.

— Когда я больше не нужен буду Амброзиусу и в стране станет спокойно, именно туда я и отправлюсь. Я же говорил тебе, что если ты останешься со мной, то тебе придется жить далеко от дома.

— Насколько я помню, мы говорили о смерти. Ты имеешь в виду — жить там?

— Не знаю. Может быть, нет. Но думаю, мне потребуется место, где я смогу уединиться, отстраниться от происходящего. Размышлять и планировать в жизни — одно дело, действовать — другое. Человек не может постоянно «действовать».

— Скажи об этом Утеру.

— Я не Утер.

— Приходится поступать по-всякому, как говорят. — Кадал свалил одеяла на постель. — Почему ты улыбаешься?

— Разве? Ничего. Давай ложиться спать, чтобы явиться в монастырь пораньше. Тебе снова пришлось давать взятку старухе?

— Старуха — это еще ничего. — Он выпрямился. — На этот раз меня встретила девушка. Тоже привратница, судя по дерюжной накидке и капюшону. Тот, кто посылает такую девчонку в монастырь, заслуживает, чтобы его...

Кадал начал объяснять, чего заслуживает тот человек, но я прервал его.

— Ты узнал, как чувствует себя моя мать?

— Говорят, лучше. Жар прошел, но спокойствие не вернется к ней, пока она не увидит тебя. Ты расскажешь ей обо всем?

— Да.

— А потом?

— Мы поедем к Амброзиусу.

— А... — сказал он и расстелил себе на полу матрац. Потушив лампу, он без лишних слов улегся и заснул.

Доставшаяся мне кровать оказалась достаточно удобной. Комната, несмотря на запущенность, казалась роскошью после долгого путешествия. Но спалось мне плохо. Я представлял себя уже в пути, вместе с Амброзиусом, по дороге в Довард. Судя по тому, что мне было известно о Доварде, его покорение станет нелегкой задачей. Я начал беспокоиться, не оказал ли отцу медвежью услугу, выгнав Вортигерна из крепости в Сноудоне. Было бы лучше, если бы он там остался, думал я. Пускай торчал бы себе там со своей вонючей башней, пока Амброзиус не скинул бы его в море.

Удивительно, какие мне понадобились усилия, чтобы вспомнить свое собственное пророчество. Сотворенное мною в Динас Бренине не принадлежало мне. Но я решил послать Вортигерна прочь из Уэльса. Ко мне обращались из темноты, из глуши, от сверкающих звезд. Красный Дракон победит, Белый падет. Голос, сказавший так, снова звучал в заплесневелой комнате Камлака. Он не был моим. Он принадлежал богу. Кое-кто не стал искать доводов, а выслушал и заснул.

Ворота нам открыла девушка, о которой рассказывал Кадал. Должно быть, она ждала нас. Как только Кадал поднял руку к колокольчику, ворота открылись, и она пригласила нас пройти. Передо мной быстро промелькнули широко раскрытые глаза под коричневым капюшоном и очертания гибкого молодого тела, прикрытого грубым монашеским одеянием. Она заперла тяжелые ворота и быстро повела нас по двору. Ее голые ноги в полотняных сандалиях замерзли и были заляпаны грязью из луж, покрывавших двор. Они выглядели стройными и ладными. Ее руки также были хороши. Не говоря ни слова, она провела нас через двор по узкому проходу между двумя строениями, и мы оказались на квадратной площадке. Под стенами росли фруктовые деревья и были разбиты цветочные клумбы, на которых большей частью росли сорняки и полевые цветы. Двери келий, выходящих во двор, были некрашены. Некоторые были открыты и обнажали комнаты, обезображенные скудостью и запустением.