Он ушел. Сзади с карканьем взлетел ворон и уселся на грудь убитого мною человека. Я позвал факельщика осветить мне путь и направился к главным воротам крепости.

Я был уже у моста, когда в воротах показалось факельное шествие и из крепости вывели под конвоем связанного светловолосого гиганта, в котором я узнал Хенгиста. Воины Амброзиуса образовали каре, внутрь которого завели саксонского вождя. Там его, наверное, толкнули на колени, и светлая голова исчезла за рядами британцев. На мосту показался Амброзиус. Слева его сопровождал Утер, а справа незнакомый мне человек в одеянии христианского епископа, заляпанном кровью и грязью. За ними следовали остальные. Епископ что-то горячо шептал Амброзиусу на ухо. Лицо Амброзиуса застыло, превратившись в непроницаемую маску — холодное, ничего не выражающее лицо, так знакомое мне. Он сказал что-то вроде: «Увидишь, они будут довольны» и что-то еще, после чего епископ наконец умолк.

Амброзиус занял свое место и кивнул командиру. Прозвучала команда, свист и звук удара. Из толпы послышался шум, похожий на рычание. Епископ произнес победным хриплым голосом:

— Так сгинут все неверные, враги единого бога. Бросить его тело на съедение волкам и коршунам!

Тут раздался голос Амброзиуса, холодный и спокойный:

— Он отправится вместе со своими воинами к своим богам, как велят обычаи их народа.

— Скажешь мне, когда будет все готово, я подойду, — добавил он, обращаясь к командиру.

Епископ вновь начал кричать, но Амброзиус, Утер и остальные уже отвернулись, не слушая его, и зашагали в крепость. Я пошел следом. Копья, сомкнувшиеся было передо мной, разомкнулись. Крепость охранялась британцами Амброзиуса, и меня узнали.

Внутри находился большой квадратный двор, заполненный людьми и лошадьми. Раздавались топот, шум, крики. На дальнем конце двора невысокая лестница вела в главную залу и башню. Группа во главе с Амброзиусом начала подниматься по ступеням, а я свернул в сторону. Можно не спрашивать, где разместили раненых. На восточной стороне стояло длинное двухъярусное здание, отданное под перевязочный пункт. Я сориентировался по звукам, несшимся оттуда. Меня с благодарностью принял главный доктор, у которого я обучался в Бретани, человек по имени Гандар. У него явно не было работы для жрецов или волшебников, но очень кстати пришлась, пара умелых рук. Он дал помощников, нашел кое-какие инструменты, коробку с мазями и лекарствами и втолкнул меня — в буквальном смысле этого слова — в длинную комнату. Комната была немногим лучше, чем крытый сарай, но она вмещала тем не менее около пятидесяти раненых. Я разделся до пояса и принялся за работу.

Где-то к полуночи самое худшее осталось позади, и работа пошла спокойнее. Я находился в дальнем конце, когда легкий шум у входа заставил меня обернуться. Амброзиус, Гандар и пара военачальников обходили раненых. Они останавливались около каждого человека, около тяжелораненых вполголоса консультировались с доктором.

Я зашивал рану на бедре, она была чистая и скоро зажила бы, если бы не глубина и разрывы по краям. К всеобщему облегчению, человек потерял сознание. Я работал, ни на кого не глядя. Зашив, я потянулся за повязками, приготовленными помощником, и забинтовал рану. Закончив, поднялся. Помощник принес таз с водой. Окуная руки в воду, я заметил, что Амброзиус улыбается. Он еще не снял свою изрубленную и помятую броню, но выглядел свежим и бодрым, готовым снова участвовать в битве. Глядя на него, раненые словно набирались сил.

— Милорд, — приветствовал его я.

Он наклонился над потерявшим сознание человеком.

— Как он?

— Ранение мягких тканей. Он поправится и пускай всю жизнь благодарит бога за то, что рана не пришлась на несколько дюймов левее.

— Ты неплохо поработал, я гляжу.

Я вытер руки и, поблагодарив, отпустил помощника. Амброзиус протянул мне руку.

— Приветствую тебя, Мерлин. Мы в долгу перед тобой. Я имею в виду не эту работу, а Довард и сегодняшнюю битву. Как бы то ни было, так считают люди, а если уж воины решили, что это к удаче, значит, так тому и быть. Я рад видеть тебя в добром здравии. У тебя, наверное, есть для меня новости.

— Да, — ответил я невыразительно, поскольку вокруг нас были люди. Улыбка потухла в его глазах. Амброзиус поколебался и тихо обратился к сопровождающим:

— Оставьте нас.

Они ушли. Мы поглядели друг на друга над телом бессознательного человека. Поблизости ворочался и стонал воин, другой отвечал ему стенаниями. Стоял отвратительный запах — пахло кровью, потом, больной плотью.

— Так какие новости?

— Они касаются моей матери.

По-моему, он уже знал, что я скажу. Амброзиус медленно заговорил, взвешивая слова, будто каждое из них имело для него особое значение.

— Люди, сопровождавшие тебя сюда, привезли известие о ней. Они сказали, что она болела, но поправилась, вернувшись благополучно в Маридунум. Разве это не правда?

— Это было правдой, когда я уехал из Маридунума. Если бы я знал, что болезнь смертельна, я бы не оставил ее.

— Смертельна?

— Да, милорд.

Амброзиус замолчал, глядя невидящим взором на раненого. Раненый заворочался, скоро он придет в себя, а вместе с сознанием вернется боль и страх смерти.

— Выйдем на воздух? — спросил я. — Я закончил здесь. К этому человеку я кого-нибудь пришлю.

— Хорошо. Только возьми свою одежду. Сегодня ночь холодная. Когда она умерла? — добавил он, не сходя с места.

— Сегодня на закате.

Амброзиус быстро и внимательно взглянул на меня, сузив глаза, затем кивнул, приняв все, как оно есть. Он повернулся к выходу и жестом пригласил меня с собой. Когда мы вышли, он спросил:

— Ты думаешь, она знала?

— Думаю, да.

— Она ничего не передавала мне?

— Ничего непосредственно. Она сказала, что вы встретитесь, и встретитесь скоро. Не забудь, она христианка, а они верят...

— Я знаю, во что они верят.

Снаружи донесся шум, чей-то голос выкрикнул пару команд, раздался топот. Амброзиус помедлил, прислушиваясь. Кто-то быстро шел в нашу сторону.

— Поговорим позже, Мерлин. Тебе нужно многое мне рассказать. Но сначала мы должны отправить дух Хенгиста к его отцам. Пошли.

Мертвых саксов сложили на огромную поленницу, облили маслом и обложили торфом. Наверху пирамиды, на грубо сколоченных досках, лежал Хенгист. Как уж Амброзиус смог сделать так, чтобы его не обобрали, не знаю. Но его щит лежал у него на груди, а меч по правую руку. Перерезанное горло прикрыли кожаным щитком, который носят воины. Он был украшен золотом. От груди до ног его покрывал пурпурный плащ, складками спускавшийся на грубое деревянное ложе.

Внизу положили факелы, и пламя жадно охватило свои жертвы. Стояла тихая ночь, и дым черным столбом устремился в небо, перемежаемый языками пламени. Огонь захватил плащ Хенгиста, его края почернели и свернулись. Хенгист исчез из виду в облаке дыма и огня. Пламя щелкало, как множество плетей, дрова обугливались и разваливались. Подбегали чумазые и вспотевшие люди, подбрасывали еще. Даже нам на нашем отдаленном месте стало жарко. Запах горящего дерева, жира и мяса наполнил сырой ночной воздух. За освещенным кругом наблюдавших в поле виднелись факелы. Слышен был глухой стук лопат, вгрызавшихся в землю, — хоронили погибших бриттов. Над величественным погребальным костром за темными склонами далеких холмов висела полная майская луна, застилаемая дымом.

— Что ты видишь?

Я вздрогнул от голоса Амброзиуса.

— Вижу? — удивленно взглянул я на него.

— Да, в огне, пророк Мерлин.

— Ничего, кроме поджаривающихся мертвецов.

— Тогда постарайся рассмотреть кое-что для меня, Мерлин. Куда делся Окта?

Я рассмеялся.

— Откуда я знаю? Я же сказал тебе, что я вижу.

Но он даже не улыбнулся.

— Посмотри внимательнее. Скажи мне, куда скрылся Окта, а также Эоза? Где они окопаются и будут ждать меня? И когда?

— Я же говорил, я не ищу ничего сам по себе. Если я вижу, то по воле бога. Вещи являются мне в пламени, в ночи, приходят в тишине, неожиданно, как стрела из засады. Я не ищу лучника. Все, что от меня зависит — встать с открытой грудью и ждать, пока в нее ударит стрела.