Улыбка исчезла с лица Джинелли.

— Все, кроме фотографии, — тихо сказал он. — Она — настоящая.

Немного помолчали. Билли пытался отогнать прочь мысли об агенте Стонере, была ли у него семья, дети… Потом напомнил:

— Значит, ты припарковался между двумя полицейскими машинами и показал удостоверение ФБР через пять минут после того, как откопал ключи на трупе?

— Нет, — сказал Джинелли. — Скорей, минут через десять после того.

Направляясь в лагерь цыган, он приметил двух мужчин в штатском, но явно полицейских, которые сидели на корточках возле фургона с единорогом и совками копались в земле. Третий стоял и светил им мощным фонарем.

— Постой, постой, — вот еще одна, — сказал копавший своему коллеге, извлекая пулю из совка и бросая ее в ведерко — блонк! Два цыганенка явно братья, стояли поблизости и наблюдали за процессом.

Присутствие полицейских для Джинелли было как нельзя кстати. Никто не знал, как он выглядит, а Сэмюэл Лемке помнил только черное пятно сажи. К тому же появление агента ФБР можно было считать удачей, так как стрельба велась из русского автомата. Но Джинелли проникся глубоким уважение к Тадузу Лемке. Дело было не в той надписи кровью на лбу, а в том, как он твердо стоял один на один перед шквалом пуль 30-го калибра в полной темноте. Ну и, конечно, — то, что происходило с Уильямом. Было опасение, что дед его все равно мог распознать. Увидеть по глазам или как-то по запаху учуять.

Поэтому ни при каких обстоятельствах Джинелли не намерен был допустить, чтобы старик коснулся его.

Ему нужна была девушка.

Он прошел внутренний круг и постучался в первый попавшийся фургон. Пришлось постучаться еще раз, прежде чем женщина средних лет открыла дверь с испуганным и недоверчивым выражением лица.

— Нет у нас ничего для вас, — сказала она. — У нас тут беда. Извините, мы закрыты.

Джинелли раскрыл удостоверение.

— Специальный агент ФБР, мадам, — Стонер.

Глаза женщины широко открылись, она быстро перекрестилась и сказала что-то на ромалэ. Потом:

— О, Господи! Что еще? Все пошло кувырком. С тех пор, как Сюзанна погибла, нас словно прокляли. Или…

Ее решительно оттолкнул супруг, приказав заткнуться.

— Специальный агент Стонер, — вновь повторил Джинелли.

— Слышал, слышал. — Он выбрался наружу. Джинелли определил его возраст в районе сорока пяти лет, хотя выглядел мужик старше. То был очень высокий человек, хромавший настолько сильно, что казался уродом. Рубашка с короткими рукавами несла на себе скромную диснеевскую рекламу.

Вместо штанов — шорты. От него несло таким перегаром, что в любой момент можно было ожидать, что его еще и вырвет. Похоже, с этим цыганом подобное случалось регулярно. Джинелли показалось, что он узнал его: кажется именно он бежал прочь с грацией слепого эпилептика, у которого случился сердечный припадок.

— Чего вам надо? У нас и так тут полиция весь день висит на заднице. И всегда так… Просто смешно! — Говорил он хриплым грубым голосом, а его жена принялась торопливо увещевать его на роме.

Он повернулся к ней.

— Дот кригиска жад-халлер, — сказал он и припечатал для пущей ясности: — Заткнись, сука. — Женщина отступила. Мужчина в диснеевской рубашке вновь обратился к Джинелли. — Так чего вам надо? Чего не пойдете к своим корешам и не поговорите с ними? — Он кивнул в сторону криминалистов.

— Позвольте записать ваше имя, — сказал Джинелли с бесстрастной вежливостью.

— А чего у них не спросите? — Он скрестил руки на груди, которая под рубашкой казалась не на много меньше женской. — Мы им свои имена сказали, сделали наши заявления. Все, что мы знаем, — кто-то стрелял по табору среди ночи. Нам только нужно, чтобы нас отпустили. Хотим уехать из штата Мэн, из Новой Англии и вообще с восточного побережья. — Уже потише добавил: — И больше никогда сюда не возвращаться. — Указательный палец и мизинец его левой руки сделали жест, знакомый Джинелли с детства от его матери, — жест, отгоняющий дурной глаз. Ему показалось, что цыган сделал такой жест совершенно машинально.

— В таком случае эту проблему можно решить двумя путями, — сказал Джинелли, сохраняя исключительно вежливый тон агента ФБР. — Либо вы даете мне кое-какую информацию, сэр, либо вопрос будет решаться в месте лишения свободы в том плане — задержать вас или нет за обструкцию органов правосудия. Если факт обструкции будет доказан, вам придется провести пять лет в заключении с уплатой штрафа в размере пяти тысяч долларов.

Из фургона послышался торопливый поток речи на роме на грани истерики.

— Энкельт! — хрипло заорал мужчина, но когда обернулся к Джинелли, лицо его заметно побледнело. — Вы совсем спятили!

— Нет, сэр, — ответил Джинелли. — По табору не просто кто-то стрелял. Речь идет о трех автоматных очередях. В Соединенных Штатах запрещено частное владение автоматами и другим скорострельным оружием. К делу подключено ФБР, и, выражаясь более понятным вам языком, скажу, что вы по уши в дерьме, погружаетесь в него все глубже и при этом совсем не умеете плавать.

Цыган некоторое время недовольно смотрел на него и наконец сказал:

— Меня зовут Хейлиг. Трей Хейлиг. Можете у них спросить. — Он кивнул в сторону полицейских.

— У них своя работа, у меня — своя. Так вы намерены отвечать на мои вопросы или нет?

Мужчина отрешенно кивнул головой.

Джинелли заставил Трея Хейлига дать полный отчет о том, что произошло в прошлую ночь. Пока тот говорил, один из детективов штата подошел, чтобы выяснить — кто беседует с цыганом. Когда Джинелли предъявил ему удостоверение, он быстро удалился. Документ явно произвел на него впечатление и несколько обеспокоил.

Хейлиг заявил, что выскочил из фургона, как только услышал первые выстрелы, и побежал влево вверх по холму, надеясь обойти стрелявшего с фланга. Но в темноте споткнулся обо что-то, упал головой на камень и потерял сознание. Если б не такое обстоятельство, он бы наверняка добрался до ублюдка. В подтверждение своей истории показал на заживающую ссадину по-крайней мере трехдневной давности, полученную, видимо, по-пьянке, на левом виске. «Ага, — подумал Джинелли и перевернул страницу в блокноте. — Хватит ходить вокруг да около, пора перейти к делу».

— Очень вам признателен, мистер Хейлиг, вы весьма помогли.

Этот разговор внушил некоторую робость цыгану.

— Да ладно… что вы? Извините, что я так с вами… Но побыли б на нашем месте… — Он пожал плечами.

— Полиция, — сказала жена за его спиной. Она выглядывала из двери фургона, словно старый и усталый барсук из норы, чтобы посмотреть, как много собак вокруг и насколько они злые. — Всегда полицейские — куда бы мы ни пошли. Обычное дело. А сейчас — хуже. Люди запуганы.

— Энкельт, мамма, — сказал Хейлиг, но уже не так сердито.

— Мне надо поговорить еще с парой людей, если подскажете, где их найти, — сказал Джинелли и посмотрел на пустую страницу блокнота. — Мистер Тадуз Лемке и миссис Анжелика Лемке.

— Тадуз вон там спит, — сказал Хейлиг и указал на фургон с единорогом. Джинелли счел это прекрасной новостью, если дело обстояло так. — Он очень старый и его все это очень сильно утомило. А Джина, по-моему, вон в том фургоне. Только она не миссис, а мисс.

Он указал грязным пальцем на зеленую «Тойоту», оборудованную деревянным фургоном на шасси.

— Большое вам спасибо. — Итальянец закрыл блокнот и засунул его в задний карман.

Хейлиг удалился в свое помещение (и, видимо, прямо к своей бутылке) с очевидным облегчением. Джинелли в сгущавшихся сумерках пересек внутренний круг и подошел к «Тойоте». В тот момент его сердце билось очень сильно. Глубоко вздохнув, он постучал о дверцу.

Ответ последовал не сразу. Он поднял было руку, чтобы постучать снова, когда дверь раскрылась. Уильям говорил, что она красива, но Джинелли не был подготовлен к столь покоряющей красоте. Темные глаза смотрели смело, белки их были чистыми до голубизны, оливковая кожа таила розовый оттенок. Какое-то мгновение он разглядывал ее, посмотрел на руки, увидел, что они были сильными, никакого лака на ногтях — чистых и подстриженных, как у крестьянки. В одной руке Джина держала книгу «Статистическая социология».