Люся смутно понимала, что у неё развивается зависимость, и не лучше наркотической. Зависимость, которую оптимистично называют то любовью, то плотоядно — страстью. Симптомы говорили сами за себя: имя «Денис», случайно попавшееся в газете или журнале, волновало Люсю до аритмии сердца; в толпе ей чудилось его лицо, а на мир она смотрела не иначе, как сквозь призму его светлого образа: «Это его любимая группа… А эту группу он ненавидит… В этом магазине работала его сестра… У него была такая же куртка… А Денис сейчас сказал бы так…»

Чтобы отвлечься, Люся даже согласилась пойти в кино с соседом, имя которого давно забыла, потому что всегда звала его Робким Роботом за скованность в движениях и профессию робототехника.

Весь фильм Люся не могла спокойно смотреть на экран — главный герой оказался нестерпимо похож на Дениса. Она даже запомнила, как зовут актёра — Райан Гослинг.

«Это наваждение! Везде уже мерещится, проклятый».

За годы не всегда позитивного общения с парнями у Люси сложилось правило «шести Н» — стараться не быть настойчивой, настырной, напористой, надоедливой, назойливой и навязчивой. Но соблюдать это правило ей не удавалось:

— Привет! Я не отвлекаю?

— Ну-у… — Денис явно напряг мозг, чтобы соврать, и делал это явно напрасно.

— Я скучала.

— А я не успел.

В Люсе полыхнула боль.

— Эй, Люсёнок, я пошутил.

— У тебя всегда такие злые шутки?

— Я просто занят.

— Позвонить попозже?

— Давай я тебе сам позвоню.

— Ладно, пока, — уныло ответила Люся.

В такие моменты она совсем падала духом, потому что знала — Денис позвонит ей очень нескоро. Тогда она обнимала Кутузова, который в силу плюшевости не смел сопротивляться, и, тихо плача, засыпала с ним.

«Пусть он мне приснится и скажет наконец, любит он меня или нет».

В сто первой аудитории слегка обвалился потолок, и Мелитина Витольдовна по прозвищу Гильотина с неудовольствием сообщила, что лекция отменяется, дабы не подвергать студентов опасности. Тем более, в конце пятого курса.

— Ну да, на пятом курсе помирать как-то особенно обидно, — согласилась Катя.

Все ликовали, а Люся расстроилась — после пар у неё была назначена консультация по диплому. В образовавшееся «окно» девушки решили прогуляться по магазинам и сели в набитый автобус.

— Местов нет, — мрачно констатировала Катя.

— Одно есть! — Люся проскользнула к свободному месту. Ноги не помещались, и она выставила их в проход.

— Ой, не льсти себе, — с издёвкой улыбнулась Катя. — Длинноногая нашлась.

— Должно же у меня быть хоть какое-то достоинство.

Через двадцать минут они копались в тряпках.

— Бедный Кристиан Диор, — поморщилась Катя. — Мужик умер полвека назад, а на нём по-прежнему делают бабки, нагло присваивая его имя к тому, до чего он не то, что не дотрагивался, а даже не дожил.

— Смотри, какая шапка. — Люся нахлобучила на себя блестящего бастарда шлема и банданы, который вопреки всему ей жутко нравился.

— Ага, знаешь, на что теперь похожа твоя голова? На диско-шар! Ты ещё покружись — мы точно, как на дискотеке, будем.

— А я всё равно её возьму.

— Лысюк, не смей!

Но Люся, как Данко сердце, уже несла шапку на кассу. Бедная студентка и гламурная дива вели извечную борьбу за Люсину душу, поэтому вынужденная экономия всегда сменялась неуёмным мотовством.

— Надеюсь, ты не наденешь это прямо сейчас? — опасливо спросила Катя.

— Прямо сейчас и надену.

— Тогда считай, что мы не знакомы… Кстати, как там твой мозгоклюй?

— Каждую ночь его во сне вижу.

— Вот скотьё — он ещё и сниться тебе смеет. — После курсов Катя даже ругаться пыталась на французский манер.

— Ладно, потопала я к Изотоповне.

— Только диско-шапку спрячь.

Научная руководительница дипломной работы Надежда Изотоповна, несмотря на седые годы, была поистине женщиной-праздником:

— Людмила, я не думаю, что аттестационной комиссии будет интересно узнать, что «блуд» и «бл…дь» — это однокоренные слова. Родство лексем «колено» и «член» тоже выкинь. И вообще — поменьше секса, а то некоторые преподаватели настолько заслуженные, что уже давно всё забыли, и не стоит напоминать им об этом в такой неуютной обстановке, как защита диплома. А вот «неряха — наряжаться» и «ворчать — ворковать» мне нравятся — тут уже явный парадокс и родство противоположностей.

— А как вам «работа» и «раб»?

— Интересно, — кивнула преподавательница. — Только очень уж грустно.

Тот день не задался с утра.

Накануне Люся договорилась с Денисом, что сразу после учёбы поедет к нему. Всё утро она была рассеянно-весёлой и почти не замечала ни постылые стринги, надетые специально по такому торжественному поводу, ни оттягивающую плечо сумку, хаотично набитую, помимо книг и тетрадей, косметикой, зубной щёткой, полупрозрачным халатиком и запасными трусами. Всё это было для НЕГО.

На паре древнерусского языка Люсе пришлось читать и переводить текст чьего-то жития. Едва разбирая старинный шрифт, она наткнулась на слово «комонь». Люся помнила, что оно означает «конь», но куда поставить непоседливое ударение, не знала и, вконец растерявшись, выдала:

— Come on!

Группа взорвалась. Жанна Вальтеровна ударилась в гнев.

О своём позоре Люся решила умолчать и Кате, с которой она встретилась на следующей паре, ничего не рассказывать. На лекции по русской литературе, в основном, поминали Пушкина и его «Выстрел».

— У меня сегодня ночью венок Пушкину с полки упал, я чуть не поседела… — шёпотом доложила Катя.

Люся пришла в себя не сразу:

— Ты хранишь дома венок с могилы Пушкина?!

— Это сборник стихов в его честь так называется — «Венок Пушкину».

Словно вторя Кате, Беатриса Геннадьевна с неподдельно-страстным чувством заметила:

— Александр Сергеевич был, несомненно, светилом…

Люся машинально нацарапала: «АС — 0». Устав тайком поправлять осточертевшие стринги, она не вытерпела.