– Доктор, а когда его можно будет увидеть?

– Завтра, все завтра…

– Ну вот, два слова сказал и убежал. Сидишь тут два часа, волнуешься, а у них времени нет пару слов сказать.

– Все нормально, Света, не волнуйся. Вот если бы он нас минут пятнадцать успокаивал, тогда надо было бы волноваться. А пару слов он как раз нам и сказал, так что претензий не выставляй.

К ним по коридору быстрым шагом шла медсестра.

– Вы лейтенант Аносов?

– Так точно, красавица!

– Вас к телефону.

Вернувшись, он сообщил:

– Звонил товарищ Артузов. Интересовался, как дела у Сережи. Нам приказано отвезти тебя в Кремль. Пропуск заказан. Товарищ Артузов будет ждать тебя в приемной товарища Сталина. – Он с нескрываемой завистью посмотрел на Олю. «Вот они, недостатки знаний в области классической русской литературы! Не знает лейтенант про барский гнев и барскую любовь. А может, и знает, просто такая аналогия ему не придет в голову никогда».

– Поехали.

По дороге она спохватилась, что под пальто у нее облитые кровью рабочий халат и рубашка. Являться в таком виде перед предстоящим разговором… во-первых, охрана не пропустит, во-вторых, лучше сразу застрелиться. Одежда Светы тоже была в крови: Сергея перевязывала, вся измазалась. Денег ни у кого не оказалось. Вспомнив про чемодан Зиновия Борисовича, решила покопаться в нем, хотя это было чревато. Формально говоря, это уже не чемодан, а вещдок. «Может, там деньги есть, грабанем Борисовича на новую одежду, в конце концов, по его вине я в таком виде».

В багажнике она с удивлением обнаружила три чемодана. В каждом оказалась толстая пачка денег, тысяч по десять рублей, в одном запасная форма лейтенанта, в другом – старшего лейтенанта. «Предусмотрительные оба. Кто знает, что на задании случится, а тут свежая форма наготове». Схватив гимнастерку и галифе лейтенанта, она нырнула в подъезд. Вернувшись, коротко скомандовала:

– В военторг.

– Зачем?

– Мне фуражка к форме нужна. Не пойду же я в лейтенантской форме без фуражки.

Охранник на входе в Кремль придирчиво рассматривал ее удостоверение лейтенанта НКВД.

– В пропуске указано старший лаборант завода «Радиолампа».

Оля молча вытянула удостоверение лаборанта и подала охраннику.

Он рассматривал его вдвое дольше, чем первое. Затем вызвал начальника караула. Минут через десять пришел недовольный капитан. Выслушав сержанта, осмотрел удостоверения, пропуск и объект, на который этот пропуск выписан, и задал неожиданный вопрос:

– Фамилия вашего непосредственного начальника и телефон, по которому с ним можно связаться.

– Бригадный комиссар Артузов Артур Христианович. В настоящий момент ждет меня в приемной товарища Сталина. Позвоните товарищу Поскребышеву, он в курсе.

Капитан задумался на секунду, протянул ей удостоверения с пропуском:

– Проходите, товарищ Стрельцова.

В приемной было, как всегда, прохладно, тихо и спокойно. На кожаном диване сидел Артузов и просматривал газету. Она села рядом. С трудом узнав ее, он прошипел:

– Что это за фокусы, Стрельцова?

– Мне что, надо было в рабочем халате и в кофточке, залитой кровью, прийти?

– Где вы взяли мужскую форму?

– Знакомый лейтенант одолжил.

– Вы знаете, что ему за это будет?

– Ему не страшно.

Артузов заинтересованно смотрел на нее. Через секунду в его глазах появилось понимание.

– Смотрите, а размер почти ваш.

– Что может иметь совершенно неожиданные последствия.

На этот раз Артузов смотрел на нее две секунды. Затем рассмеялся:

– Нет, даже не мечтайте, хотя… – Он задумался. – Мысль, нужно признать честно, очень оригинальная, но вы не понимаете, какие трудности в быту вас ожидают.

– Посылаете Свету Цветкову, я селюсь к ней, и все трудности позади.

– Вы даже это успели продумать… знаете, мне ваша идея нравится, но, боюсь, это ничего не значит. Товарищ Сталин будет вопрос с вами решать лично, тем более что свое обещание он сдержал.

– Да, осталось начать и кончить, – грустно вздохнула Оля.

– Товарищи Артузов и Стрельцова, заходите.

Максим Максимович ждал звонка. Прошло больше трех месяцев после памятного визита Арчибальда Смита, который своими осторожными расспросами обратил внимание Литвинова на некоторые факты. Сложив их с тем, что было известно ему, он поделился подозрениями со своими английскими и американскими друзьями. И хотя это все было бредом с точки зрения материализма, друзья отнеслись к этому очень серьезно и велели искать причину, не считаясь с затратами.

Давным-давно, когда Максима Максимовича звали совсем по-другому, он вступил в партию большевиков по совету отца. Английские и американские партнеры его семьи вкладывали серьезные деньги в русскую революцию и просили найти человека, которому можно доверять и который понимает, как вести учет и сколько стоят деньги. Отец сказал:

– Это хороший шанс, сын. Ты будешь иметь дело с людьми, которые крутят сотнями миллионов. Как бы ни сложилась твоя жизнь потом, поверь, эти люди, если ты проявишь себя, в беде никогда не бросят.

Так Максимович стал главным банкиром революции. Он организовывал работу газет, рассчитывал финансовую часть любой операции. Когда денег не хватало, советовался со своими друзьями. Если операция того стоила – деньги находились. Никто не знал, откуда он берет деньги, впрочем, революционеров такие приземленные вопросы интересовали редко.

Его английские друзья хотели порвать Россию на части, но возражали американские. Резкое ослабление России привело бы к усилению какой-то из европейских держав, а это САСШ было совершенно не нужно. Единственное, в чем сходились их интересы, – оторвать от России Кавказ и Закавказье с единственным крупным источником нефти, куда были вложены немалые средства. Это давало возможность, накинув нефтяную удавку, полностью контролировать темпы развития и политику будущего правительства России.

Сколько пароходов с оружием он переправил на Кавказ и в Закавказье, кому оно поставлялось и откуда брались на это деньги, никто в партии не знал. Известно было только, что два парохода сели на мель, и груз был арестован. Но десятка два, а то и больше пароходов благополучно добрались. И вроде все было продумано по уму, сто раз просчитано, но все деньги пропали. Не захотели гордые горцы бороться с большевиками за свою свободу. Видимо, поняли, что борьбы не получится, а даром гибнуть неохота никому. Сложили борцы за независимость с таким трудом доставленное оружие по первому требованию новой власти и влились в дружную семью народов СССР.

После революции Максимович по совету друзей занялся внешней политикой. Его знали, с ним не боялись откровенно говорить, понимали, что и ему тоже что-то надо, пытались найти компромисс между своими интересами и интересами новой страны, которую он представлял. Да и особого интереса к этой стране не было до тридцать третьего. Все изменилось после прихода к власти в Германии нацистов с их явно реваншистской идеологией. В Европе запахло новой большой войной. Это очень обрадовало его американских друзей и несколько расстроило британских. Американские друзья вкладывали большие деньги в военную промышленность и экономику Германии. Они просили выстроить союзные отношения в Европе по образцу Первой мировой – Россия, Франция, Англия против Германии, государств, входивших в бывшую Австро-Венгрию, и Италии, примкнувшей к этому традиционному союзу.

Новый курс Рузвельта в САСШ уже начал буксовать, требовались дальнейшие, значительные вливания денег в экономику, а это означало, что деньги будут дешеветь. Если для тех, у кого их нет, это просто слова, то для тех, у кого их много или очень много, это уже первые звуки похоронного марша. Выходить из кризиса за счет инфляции и обесценивания своих состояний никто не хотел, и поэтому война в Европе была спасением. Продавать обеим сторонам конфликта все, что нужно для войны, новые перспективы после ее окончания, возможность что-то хапнуть у обессиленных друзей, что может быть прекраснее? Нужно долго думать, так сразу на ум ничего не приходит.