— Прекрасный план, но никого не освобождают…

— А «эрциунгсхефтлинги»? Их освобождают… надо поговорить с Адой из гардеробной, чтобы она нам сказала, когда получит список отбывающих. И мы тут же приготовим письма домой.

— А если они не захотят подвергать себя опасности? Ведь их обыскивают при выходе.

— Надо попробовать… может, и найдется какая-нибудь похрабрее. Ведь каждый, кто здесь был, понимает, что значит для нас и наших родных узнать о нас правду. Из наших официальных писем ничего не узнаешь.

В окно заглядывает солнце. Стучат пишущие машинки. Из кабинета шефа доносятся веселые звуки фокстрота.

Пользуясь отсутствием нашей капо, я сочиняю стихи.

Напротив, за столом сидит неподвижно Ирена, заслоняя меня на случай внезапного появления шефа. Рядом со мной усердно работает Неля, время от времени поглядывая на фотографию сына, которую ей удалось выкрасть из собственного «дела». Сыну ее семнадцать лет, а Неля выглядит совсем молодо, она живее многих молодых. Сын в последнем письме писал, что у него материальные трудности. Теперь Неля только и думает о том, как ему помочь.

Я взглянула в окно. Давно изученный в подробностях вид. Мужчины, работающие возле зауны. Надзирающие за ними эсэсовцы. Я даже знала многих эсэсовцев по фамилии. Вон тот, который ударил ногой француженку из Майданека, — его зовут Вагнер, у него очень благообразный вид, но на деле он самый наглый и разнузданный палач. Другой — высокий, тощий, бледный, со светлыми волосами и длинным носом — это Бедарф, прозванный «Рохлей». Выражение лица у него всегда кислое, пресытившееся, а взгляд выцветших глаз — мутный, холодный. Засунув руки в карманы, он бродит по лагерю в поисках «острых» ощущений. Сейчас он поймал какого-то еврея и избивает его хлыстом. Стоны истязуемого слышны у нас, Хотя радио играет громко, хотя трещат наперегонки три пишущие машинки. Наконец Ирена не вытерпела.

— Пойду за водой, узнаю, за что он его бьет…

— Успокойся, — просит Неля, — нарвешься на неприятность. А ты, — обратилась она ко мне, — брось свою пачкотню… Как ты можешь писать стихи в такой обстановке?

— Здесь всегда такая обстановка.

Бедарф, схватив свою жертву за шиворот, поднял вверх и грохнул о землю. Из носа и ушей несчастного хлынула кровь, он с трудом встал на ноги. Но тут по неосторожности вцепился в руку Бедарфа. Эсэсовец попятился и ударил свою жертву кулаком в лицо — тот рухнул на землю, Бедарф с отвращением вытер руку.

— Воды! — крикнул он в сторону зауны.

Тут проходила Ирка с ведром воды, по его знаку она поставила ведро. Мы смотрели испуганно, не сделает ли Бедарф чего-нибудь и с ней, но он только погрузил руки в воду, отряхнул их, а затем пнул ведро ногой.