Говорят, когда парень и девушка дружат, один из них обязательно влюблён в другого. И мне много раз заявляли подобное, при этом хитренько посматривая исподлобья: признавайся, мол. Ага, щаз! Влюблена я, как же.

Разве можно влюбиться в человека, который при встрече подходит — нет, даже подкрадывается! — к тебе сзади и хлопает тебя по ушам?! Не сильно, но вполне достаточно для того, чтобы взвизгнуть и взвиться до потолка.

Нет, конечно, настолько обнаглел Сашка не сразу, а примерно через полгода после нашего знакомства и совместного сидения за одной партой. Я пыталась избавить его от этой дурацкой привычки, даже разок заехала кулаком в глаз, но он только усовершенствовал свои навыки стучания по ушам — начал отпрыгивать в сторону или приседать, раздражая меня этим неимоверно.

Вот и как тут влюбиться? Никак. Любовь начинается с головы, а когда тебя по ней хлопают, то она умирает, даже не начавшись.

Ну и хорошо. Я представляю, что бы со мной было, если бы я любила Сашку. Он хороший парень, но бабник страшный.

А ещё я однажды — конечно, не совсем трезвая, — спросила его, почему он из девушек дружит только со мной. На что получила исчерпывающий и очень точный ответ: «Просто я тебя не хочу».

Я тогда даже обиделась. Ну так, немножко. В сущности, на что обижаться? Я ведь тоже его не хочу.

Если только… совсем чуть-чуть.

В то утро Ленка опять спрятала мои очки, заставив в очередной раз ощутить себя каким-то китайским болванчиком, на которого всем наплевать.

Сестрице моей уже тринадцать — вполне сознательный возраст. Я в её годы запоем читала Толстого с Достоевским, смотрела передачи про историю и сочиняла глубокомысленные стихи и рассказы. А Ленка ничего не сочиняет и не читает, а смотрит только «Дом 2» и какие-то дурацкие видосики в соцсетях. Но я бы ей всё прощала, если бы любимым развлечением у неё последние года два не стал аттракцион «доведи Стасю до белого каления и кругов в глазах».

Я даже родителей подключала к этой проблеме, но там всё понятно. Они настолько любят её — поздний ребёнок всё-таки — и так забаловали, что уже абсолютно не способны воспитывать. Ленка их не слушается. Она и меня не слушается. Ребёнок вырос, понял, что ему ничего не грозит — и начал этим пользоваться.

Ситуацию осложняло то, что я нигде не могла запереться от сестры, если не считать туалета. Мы жили в одной комнате, и соответственно, у этого чертёнка с ангельским лицом был полный доступ к моим вещам.

Спрятать очки — любимое развлечение. Ещё из любимых — побрызгать моё бельё папиной туалетной водой, засунуть в комод живую мышь, бесконечно переставлять книги на полках, чтобы я не могла их найти. Но к этому я уже почти привыкла.

Хуже всего было, во-первых, то, что Ленка постоянно выключала будильник на моём мобильном телефоне, как только я засыпала. Я пробовала прятать, но спрятанный будильник автоматически равен будильнику неуслышанному. Спасибо моим встроенным биологическим часам, иначе меня давно уволили бы с работы.

А во-вторых… В этом году сестра вдруг поняла, что хорошими делами прославиться нельзя, а вот видосиками — можно. И теперь она снимает всё подряд, в том числе и орущую в ярости меня, а потом выкладывает в интернет.

Попытки поговорить с родителями опять ни к чему не привели. Леночка хорошая, а я демон в очках, который не понимает, что у ребёнка просто так проявляется переходный возраст. «Наша девочка это перерастёт», — сказала мама, умильно улыбаясь, а папа согласно закивал.

Я бы переехала. Честное слово, сняла квартиру и переехала бы, но…

Вы знаете, сколько стоит снять квартиру в Москве? Ладно, бог с ней, с квартирой, хотя бы комнату. Это как минимум половина моей зарплаты. Половина! И что дальше? Жить впроголодь, всю жизнь переезжать из одной клетки в другую? Нет уж. Я решила — буду терпеть, пока не кончится терпение, и копить на ипотеку.

Вот только терпение уже кончалось, а до ипотеки было ещё очень и очень далеко…

На этот раз очки добрая Леночка выкинула в мусорное ведро, и я искала их адски долго.

Ну как обидно! У меня ведь есть запасные на работе, но накануне я их разбила, а эта мелкая обезьянка будто почувствовала.

Поэтому в офис я явилась к половине одиннадцатого. И, по закону подлости, обнаружила, что шеф уже на месте — его машина красовалась на стоянке, как обычно чистенькая и красивая до безобразия.

— Стась, тебя Михаил Евгеньич просил зайти, как придёшь, — сообщила мне Маша, секретарь шефа, делая большие глаза. Ясно, значит, у нашего великого и ужасного господина Шульца сегодня плохое настроение. И сейчас он будет меня склонять и спрягать…

— Угу, — буркнула я. — Ща, только в туалет схожу. Всё равно терять уже нечего.

Маша понимающе и немного сочувственно улыбнулась.

Михаил Евгеньевич, наш обожаемый генеральный директор, был человеком настроения. И если орал, то очень вдохновенно, а уж если расстраивался, то до нервного тика. У сотрудников, конечно.

Но были в этом и положительные моменты — шеф у нас отходчивый. Поорёт, вывалит на тебя свой негатив, а через полчаса приходит довольный и счастливый, как будто у него все враги внезапно скоропостижно скончались. Жаль только, мне не удаётся так быстро остывать. Впрочем, я и не особенно нагреваюсь… Иначе давно бы уволилась.

Так уж получилось, что я, закончив институт, решила поменять работу и устроилась сюда на должность заведующего редакцией. Никакой редакции тогда не было и заведовать оказалось нечем, но меня в то время подобные мелочи не волновали. Зарплата была больше, чем на моей прошлой работе, да ещё и в два раза, а остальное… прорвёмся, как говорится.

Первые три месяца я пыталась привыкнуть к характеру Шульца, как постепенно привыкаешь к жмущим тебе туфлям. А потом, когда привыкла, даже начала его немножко любить. Характер, не Шульца, конечно. Но и ненавидеть тоже. Михаил Евгеньевич, как человек крайностей, то восхищал, то бесил до невозможности.

Восхищал, например, необыкновенным чутьём на людей. Он видел нового сотрудника — и сразу понимал, будет тот работать или станет пинать балду на рабочем месте. Так и со мной, наверное. Увидел, пособеседовал и взял на работу. И плевать, что опыта у меня в то время особо не было. Зато был голый энтузиазм, на котором я и держусь последние четыре года, что работаю у Шульца.

— Стася, — процедил шеф, как только я вошла в его кабинет, — у нас рабочий день начинается не с петухами. Ты почему опаздываешь?

— Простите, Михаил Евгеньич, — я изобразила на своём лице раскаяние. — Больше не повторится.

— Надеюсь, — Шульц чуть смягчился. — Я ведь говорил, что сегодня придёт новый начальник отдела продаж, собирался его познакомить с редакцией.

«С редакцией». Ну ты даёшь, отец родной. Как я люблю это слово. Вся редакция — три калеки. Я, дизайнер и верстальщик. Есть, конечно, внештатники, но они не считаются.

— Да, Михаил Евгеньич, — произнесла я покаянно. — Я помню. Простите, непредвиденные обстоятельства.

Да уж… Скорее, непредсказуемые. Предвидеть-то эти обстоятельства можно, но предсказать — нет.

— Хорошо, — Шульц окончательно остыл. Ух ты, мой зайка. За это я тебя и люблю, гада такого. — Пойдём. Остальных представил уже, осталось только тебя показать.

Я глубокомысленно кивнула.

Показывай, показывай, отец родной. Давай сделаем вид, что я здесь что-то решаю. Хотя на самом деле ты вполне можешь говорить каждый день вместо завтрака, обеда и ужина: «Мы подумали, и я решил».

Издательство у нас не очень большое, хотя это смотря с чем сравнивать. Собственно редакция, как я уже сказала — три человека. Все остальные — внештатники, сидящие на моей шее и не слезающие с неё четвёртый год.

Зато в отделе продаж у нас пять менеджеров, если не считать начальника отдела, коего Шульц три недели искал, всё отметая и отметая кандидатуры. Наконец, нашёл, причём встречался он с этим персонажем не здесь, на своей территории, а ездил куда-то в центр, в ресторан, наверное. На следующий день пришёл жутко довольный и сообщил, что скоро явится новый человек. Я кивнула. На начальника отдела продаж мне всегда было фиолетово, честно говоря.