Доктор Реджинальд Томпсон думал. Он опустил руки в карманы брюк, вытянул ноги и сказал:

— Ладно, как я уже говорил вам, у меня была трудная жизнь, и я сделал то, что, полагаю, должен был сделать. Наверное, сейчас я должен помочь Алану. И поэтому я предлагаю вам следующее, — он обвел всех взглядом, чтобы убедиться, что его внимательно слушают. И это действительно было так. Алан смотрел на него в упор. Бонд-отец уже не выглядел столь непреклонным, а мама Бонд перестала теребить свои пальцы. Удовлетворенный тем, что он увидел, доктор продолжил:

— Я холостяк. У меня, знаете ли, никогда не хватало времени на женщин. Я слишком увлекался наукой, исследованиями и всем, что с этим связано. Так что я остался холостяком, что позволило мне сэкономить солидную сумму денег. Я готов вложить часть этих денег в Алана, если он сможет убедить меня, что из него действительно получится хороший врач.

Мэри Бонд сказала:

— Это было бы замечательно, доктор. Мы пытались получить страховой полис, который помог бы покрыть расходы на обучение Алана, но не нашли такого полиса, который пришелся бы по карману таким небогатым людям, как мы, или, точнее сказать, таким беднякам, как мы.

Доктор молча кивнул, а затем сказал:

— Хорошо, считайте, что он уже включился в учебный процесс. Тем более что директор школы имеет чрезвычайно высокое мнение о его способностях. К тому же он получает право на бесплатное обучение на подготовительном отделении медицинской школы Сент-Мэгготс, в которой, кстати, учился и я. И было бы очень желательно, чтобы он поселился в этом учебном заведении. Однако эта стипендия не покроет иных затрат. Поэтому вот что я сделаю.

Он сидел, то, втягивая щеки, то, раздувая их, а затем повернулся к Алану и сказал:

— Вот что я сделаю, Алан. Я возьму тебя в Музей Джона Хантера,[22] что находится в Королевском хирургическом колледже. Мы пробудем там целый день, и если с тобой не случится обморок либо нечто подобное, тогда мы сможем быть уверены в том, что из тебя получится настоящий врач.

Он немного помолчал, а затем продолжил:

— Я могу предпринять и еще один шаг. Я возьму тебя в прозекторскую комнату, где повсюду лежат человеческие трупы и их части. Если их вид вызовет у тебя недомогание, значит, можешь вычеркнуть себя из когорты врачей. Если ты меня убедишь, то, так и быть, — мы с тобой станем партнерами: ты получишь право на бесплатное обучение, и я оплачу все издержки. А сделавшись квалифицированным врачом и став на ноги, ты сделаешь то же самое для какой-нибудь другой несчастливой души, чья цель окажется недостижимой из-за отсутствия возможностей или денег.

Алан чуть и впрямь не упал в обморок от облегчения и счастья, но тут Бонд-отец медленно произнес:

— Все это хорошо, доктор, но мальчик нам нужен здесь, чтобы, так сказать, обеспечивать поставки товара в наш магазин. Все это время мы содержали его, но теперь он должен сделать что-то для нас. А если он застрянет в этом своем — как его там — колледже и будет жить там, купаясь в роскоши, то, что же станется с его несчастными родителями? Вы что же, думаете, что я, отстояв день за прилавком, должен буду еще и за товаром бегать?

Потрясенная этими словами, миссис Бонд сказала:

— Но Мартин, Мартин! Ты разве забыл, что, пока не родился Алан, мы с тобой управлялись вдвоем?

— Да ничего я не забыл, — сердито сказал Мартин, — и не намерен забывать. Однако я помню еще и то, что мальчишка жил с нами все эти годы. Мы его кормили, поили, а теперь, когда у него все есть, он уходит от нас. Радуйтесь все: он, видите ли, торопится доктором стать. Помяни мое слово — мы с тобой его сейчас последний раз-то и видим, во как!

Мартин Бонд сцепил свои руки так, словно он хотел задушить кого-то. И вдруг его словно прорвало:

— А какая здесь ВАША выгода, доктор Реджинальд Томпсон? С чего это вдруг вы принимаете такое участие в судьбе мальчишки? Очень мне это любопытно. Люди, знаете ли, ничего не делают для других, если не видят в том своей выгоды. В чем же тогда ваша выгода?

Доктор Томпсон громко рассмеялся, а затем сказал:

— Господь с вами, мистер Бонд, вы только что помогли мне убедиться, что ваш сын и вправду необычный парень! Вы всегда думаете лишь о том, какую выгоду из чего бы то ни было можно извлечь. А ваш сын думает о том, как он, будучи врачом, сможет помочь другим людям. Вы хотите знать, в чем моя выгода, мистер Бонд? Хорошо, я вам отвечу. Мои чувства совпадают с чувствами вашего сына. И сейчас у меня есть сильное ощущение, что я должен ему помочь. Не спрашивайте меня почему. Мне это самому не известно.

А если вы подумали, будто я домогаюсь вашего сына в сексуальном плане, тогда, мистер Бонд, вы глупее, чем я о вас думал. Если бы я захотел, у меня было бы столько мальчиков или девочек, сколько мне было бы угодно. Но покамест я хочу помочь Алану во имя того, что мне известно. Во имя того, что всегда хранится глубоко в моем подсознании и никогда не всплывет на поверхность. Но если вы не желаете, чтобы вашему сыну помогали, мистер Бонд, то я подожду, пока ему исполнится двадцать один год. И пусть тогда будет несколько поздновато, но я увезу его отсюда. Ладно, я ведь пришел к вам не для того, чтобы спорить. Если вы не хотите продолжать разговор на эту тему, то я уйду.

Доктор Томпсон поднялся, и вид у него при этом был весьма свирепый. Его лицо раскраснелось, и, казалось, он готов был выбросить Мартина Бонда из его же собственного окна.

Мартин Бонд пошевелил пальцами, теребя ими полы своей куртки, а затем сказал:

— Хорошо, допустим, я сказал не подумав. Но я в толк не возьму, как мы будем ночью таскать в магазин картошку и все такое… Нам, знаете ли, как и нашему мальчишке, тоже ведь надо на что-то жить.

Тут в разговор весьма поспешно вмешалась Мэри Бонд:

— Тише, Мартин, тише! Мы прекрасно справимся с этим. Мы легко можем нанять на работу какого-нибудь школьника, который этим займется. Это нам обойдется дешевле, чем, если бы нам пришлось содержать Алана.

Мартин Бонд медленно кивнул головой.

— Ладно, ладно, — с неохотой проговорил он. — А ты, — обратился он к сыну, — можешь идти. Но покуда тебе не исполнился двадцать один год, ты все еще под моим контролем. Гляди, хорошенько учись лекарскому ремеслу, а не то я тебе задам!

С этими словами отец резко повернулся и застучал каблуками по ступенькам, спускаясь в магазин. Мэри Бонд с извиняющейся улыбкой на лице обратилась к доктору Томпсону:

— Мне очень неудобно, что все так получилось, доктор. Мой супруг иногда бывает горяч. Он у меня, знаете ли, Овен!

Таким образом, дело было устроено. Доктор Томпсон и Алан договорились, что поедут в Музей Джона Хантера на следующей неделе, когда у доктора будет выходной. Затем доктор ушел домой, а Алан отправился в свою комнату, чтобы позаниматься.

— А, привет, Алан! — сказал доктор Томпсон, когда неделей позже Алан появился у него в операционной. — Входи! Сейчас мы с тобою попьем чаю, а затем сядем в машину и поедем на бульвар Линкольнз Инн-Филдз.

Они попили чаю с печеньем, после чего доктор сказал: — А теперь, парень, думаю, тебе нужно кое-куда сходить, поскольку нас ожидает столь сильное удовольствие, после которого, боюсь, ты можешь испачкать мой прекрасный чистый автомобиль!

Алан покраснел и поспешно направился в ту самую маленькую комнатку, куда даже короли ходят пешком!

Затем доктор Томпсон повел Алана за собой по дорожке, которая пролегала вдоль тыльной стороны дома к месту, где был припаркован его автомобиль — старый добрый «моррис-оксфорд». Открыв дверцы автомобиля, он сказал:

— Садись, — и исполненный благодарности Алан уселся на пассажирское место. Алану не очень-то часто приходилось ездить в личном авто. Ему больше приходилось путешествовать на лязгающих трамваях и рычащих автобусах. Он жадно следил за тем, как доктор завел двигатель, подождал какое-то время, чтобы разогреть мотор, потом проверил заряд аккумулятора и уровень масла и выехал со двора.