На бетонном основании остался только один кусок неоторванного железа. Скелет мачты вытянулся во всю длину к наружной части поля. Видно, что она недавно была разъята на части. Рабочие уже начали собирать их.

Рэймон и Робер медленно идут вдоль чудовищного костяка, который кончается где-то в лесу. Между железными перекладинами пробиваются ветки. У верхушки мачты обезглавленное дерево и ободранный ствол возвышаются как немые свидетели крушения. Но природа вступает в свои права. Зазеленели молодые побеги, и выросшая вокруг ран кора залечивает понемногу дерево.

Не обменявшись ни словом, Рэймон и Робер возвращаются обратно.

— Высота по крайней мере двести пятьдесят метров, — говорит наконец Робер. Идя вдоль мачты, он считал шаги.

Рэймон сосредоточенно осматривает куски железа.

— Вот что я искал, — говорит он, вытаскивая железную балку, перебитую посередине. — Вот и ещё, смотри.

У их ног валяются изъеденные и наполовину расплавившиеся куски металла, сплошь пробитые мелкими дырочками.

— Следы взрыва? — спрашивает Робер.

— Да, но мне важно было удостовериться.

— Почему?

— Мне помнится, что на снимке в гестапо мачта стояла.

— Во всяком случае, сейчас она лежит.

— Она могла рухнуть или быть разрушенной позже. К тому же соседняя с ней тоже сейчас не существует. А там как раз находился часовой.

— Может, нам пойти и посмотреть на месте, в чём тут дело?

Они направляются к дороге и вскоре обнаруживают место, где находилась следующая мачта. Здесь осталось только бесформенное нагромождение ржавого железа и проволоки.

— Этой мы не трогали, — говорит Рэймон.

— Может, в неё попала бомба?

— Нет. Нигде в поле нет следов бомбардировки. Посмотри, вокруг всё гладко.

— Что ж это значит? Думаешь, её взорвали другие?

— Нет, Повторение проделанной нами операции было невозможно.

— Почему ты так думаешь?

Рэймон, не отвечая, продолжает обследовать местность. Вскоре они выходят на дорогу.

Мимо не спеша проезжает велосипедист.

— Простите, — говорит Рэймон, — вы местный житель?

— Я из Буасиз, — отвечает тот, останавливаясь.

— Разрешите задать вам один вопрос.

— Пожалуйста, если я могу быть полезен.

— Вы не знаете, как рухнула та мачта, что с краю?

— Последняя?

— Да.

— В неё врезался немецкий самолёт.

— Вы уверены?

— Я был у себя в саду, когда произошла катастрофа.

— Когда это было?

— В 1943 году... Подождите... Это было в ноябре месяце. Я сажал чеснок. Помнится, стоял туман.

— Спасибо. А вторая мачта?

— Та, которая находилась рядом с дорогой?

— Да.

— В 1945 году, под рождество, на неё наткнулся французский самолёт.

***

— Ну?

— Что — ну?

— Что с мачтой?

— Мы её видели.

— Она упала?

— Да, её невзначай прикончил немецкий самолёт.

— Как так? Объясни.

— Позже. Сейчас надо закусить.

Марсель и Мадлэн развернули продукты и накрыли обед на траве. Вокруг всё усеяно букетами подснежников.

— Неужели вы всё это повезёте с собой? — спрашивает Робер.

— Конечно, — отвечает Марсель. — Мне хочется расставить подснежники по всей квартире.

— Мы соберём ещё после обеда, — говорит Мадлэн. — А там тоже есть цветы?

— Полно.

— Я сажусь за стол, — объявляет Рэймон, устраиваясь на траве. — Не знаю, как вы, но я подыхаю с голоду. Ты дала дочке молока?

— Да, она покушает и с нами.

— А где Роже?

— Бегает по лесу.

— Наказание с ним! Двух минут не посидит на месте. Роже! Иди сюда!

— Я собираю цветы, — отвечает из леса Роже. Приходит он, конечно, только через четверть часа, в тот момент, когда его отец прилагает неимоверные усилия, чтобы открыть коробку сардин.

— Вечно ты опаздываешь. Бери хлеб и сиди смирно! — говорит Марсель.

— А куда девать букет?

— Положи его вместе с остальными.

Мужчины сняли пиджаки. Женщины уселись на газетах. Обед проходит весело. Рэймон невольно вспоминает о другом обеде, в Сен-Жермен-ан-Лэ.

— В сущности, — говорит он, — вся эта история началась с завтрака на траве, и так же кончается. Могла она кончиться и без нас.

Помолчав, он прибавляет:

— Жизнь не останавливается.

— Пей, — говорит Марсель. — Я жду стакан.

— Да, правда. На.

— Расскажи нам военный анекдот, — просит он Робера, — это твоя специальность.

— Ладно. Представь себе...

Робер с полным ртом рассказывает анекдот, и все снова смеются.

— Слушай, — прерывает вдруг Мадлэн, — он нас не выгонит отсюда?

— Кто он?

— Вон какой- то человек идёт по лесу. Наверно, служащий с радиостанции.

— Почему он нас прогонит?

— Может, здесь запрещено сидеть. Мы перелезли через ограду.

— Глупости.

Незнакомец подходит к ним.

— Приятного аппетита.

— Спасибо.

— В лесу не запрещено сидеть? — спрашивает Мадлэн.

— Нет, мадам. Собственно, не следовало бы, но здесь все гуляют. Теперь это не опасно.

— А раньше что здесь было опасного?

— Да мины, но их уже давно убрали.

— Какие мины? — спрашивает Рэймон.

— Мины, заложенные немцами. Вокруг радиостанции их было сорок тысяч.

— Чёрт! Ничего себе меры предосторожности.

— Да, о чём и говорить. Они даже заминировали дорогу, которая здесь проходит.

— Ту, что пересекает радиостанцию?

— Да, она была заминирована в двух местах, со стороны Сен-Лэ и со стороны Буасиз. Следы ещё видны.

— И долго это было?

— До конца войны.

— А заминирована она с самого начала?

— Нет! Только в конце 42-го или в начале 43-го года.

— То-то, — бормочет Рэймон. И громко спрашивает:

— А вы знаете, почему её заминировали?

— Да. После взрыва.

— Какого взрыва?

— Никто в точности не знает. Известно только, что после этого к радиостанции не могли подойти даже местные жители. Рабочие, которые работали там, должны были предъявлять особый пропуск. Повсюду вокруг станции были заложены мины, день и ночь мачты обходил караул с собаками.

Рэймон, весь просияв, толкает локтем Робера.

— Теперь ты понимаешь, почему не было второго взрыва!

Но Робер, развеселившись, схватил уже бутылку и протянул стакан незнакомцу.