— Господи, боже мой! — простонала Шарлотта, обхватив голову руками.

— С ума можно сойти от всего этого!

— Не сойдете, не бойтесь. А если подольше поживете при дворе, то еще и не такое увидите! А пока расскажем все, что произошло, Ее королевскому высочеству и... попросим налить вам стаканчик испанского вина. С тех пор как она стала получать из Мадрида прекрасные вина, она частенько предпочитает их пиву и считает, что они помогают избавиться от черных мыслей. Производство этих вин — единственное достоинство, какое она находит у испанцев. Как и следовало ожидать, герцогиня Елизавета целиком и полностью приняла сторону Шарлотты, но не предложила ей испанского «Аликанте», сочтя его слишком слабым средством от подобного рода тяжелых потрясений. У нее нашлось куда более действенное лекарство — гейдельбергская вишневая водка, и она угостила ею Шарлотту, прежде чем отправить ее в постель, посоветовав положить холодные примочки на распухшие от слез глаза.

— Доброй ночи! — пророчески пожелала она. — Завтра утром все предстанет перед вами совсем в другом свете, тем более что утром мы уезжаем в Сен-Клу.

Для того душевного состояния, в каком находилась Шарлотта, лучшей новости не могло и быть. Она всем сердцем полюбила Сен-Клу, где волшебная роскошь, чарующая взор, не мешала простому, почти семейному образу жизни. Исключение составляли лишь обеды, на которые собиралось все окружение герцогской четы; завтракать и ужинать позволялось в любом месте, даже в парке, куда слуга приносил корзинку с едой. В Сен-Клу по утрам можно было увидеть небрежно одетую герцогиню, обутую в сапоги, — она направлялась на конюшню или на псарню покормить своих любимцев, лошадей и собак. Герцог Филипп, сменив башмаки с высокими каблуками на толстые носки и деревянные сабо, а разукрашенный камзол — на просторную синюю блузу, бродил в широкополой шляпе вместе с садовниками по свежевскопанной земле, решая, что на ней посадить. А потом, вновь надев башмаки на каблуках, но не сняв любимой блузы, отправлялся побеседовать с художником Миньяром, который расписывал мифологическими сценами потолок в бальном зале. И странная, удивительная вещь — в Сен-Клу у всех всегда было прекрасное настроение. Даже у шевалье де Лоррена — хотя он по-прежнему больше всего любил дразнить герцога Филиппа, — нашлось новое и очень приятное занятие. Мадам де Грансей, вернувшаяся из Испании, привезла с собой целый ворох издевательских рассказов о нравах испанского двора, не позабыв и более весомые подарки, которые сумела получить от герцога де Медина Каэлья в благодарность за свою готовность уехать, — и теперь и де Лоррену, и ей было о чем поговорить и над чем посмеяться...

Все свое свободное время, а было его немало, Шарлотта проводила в обществе своей подруги Сесиль и маленьких принцесс, которыми та занималась — одиннадцатилетней дочери Филиппа от первого брака Анны-Марии, носившей титул мадемуазель де Валуа и пятилетней Елизаветы-Шарлотты, удостоенной титула мадемуазель Шартрской. Филиппу, будущему герцогу Орлеанскому[50], сводному брату старшей принцессы и родному — младшей, недавно исполнилось восемь лет, и он уже присоединился к клану мужчин и редко проводил время с сестрами.

Погода этим летом стояла великолепная, и все дамы, от мала до велика, до темноты резвились в саду или в парке. Играя в саду ранним утром, они и встретились с мадам де Грансей. Та совершала утреннюю прогулку, неторопливо прохаживаясь по аллее под голубым зонтиком. Привычку носить зонт она приобрела в Испании и не утратила ее и здесь, во Франции, продолжая оберегать от жаркой солнечной ласки свою нежную кожу. Увидев Сесиль и Шарлотту, она направилась им навстречу.

— Боже мой! Неужели мадемуазель де Невиль и мадемуазель де Фонтенак? Какой неожиданный сюрприз!

— Почему же? — поинтересовалась Сесиль. Она была знакома с мадам де Грансей гораздо дольше, чем Шарлотта, и чувствовала себя с ней более свободно. — Разве не само собой разумелось, что мы, оставив службу при дворе Марии-Луизы, вернемся к своим обязанностям в Пале-Рояле?

— Скажем... Скажем, что вам очень повезло! Куда больше, чем бедному Сен-Шаману!

— А что с ним стало? Разве он не вернулся в Мадрид, как собирался?

— О, нет! Как мне передавали, Его величество король, недовольный уже и тем, что он покинул гвардейский корпус и последовал за Марией-Луизой в Испанию после ее замужества, строго-настрого запретил ему туда возвращаться.

— Но почему? — спросила простодушно Шарлотта. — Он же ни в чем не провинился, привезя герцогине Орлеанской письмо от ее падчерицы.

— В котором находилось еще одно, обращенное к королю, а в нем юная королева жаловалась на свое положение и просила разрешения вернуться, тогда как главным желанием короля было, чтобы она оставалась там, куда он ее отправил. Что же касается Сен-Шамана, то и речи не было, чтобы он вновь вольничал, повинуясь только своему чувству. Влюбленный молодой человек при дворе со столь строгими нравами мог доставить немало неприятностей...

— Так как же с ним поступили? Надеюсь, по крайней мере, что его не заключили в тюрьму?

— Ну, нет. Крайней опасности он не представляет. Его величество ограничился тем, что отправил его в родовой замок в Овернь. Полагаю, что и сейчас он любуется своими полями и лесами.

— Бедный молодой человек! Как это несправедливо! — сочувственно проговорила Шарлотта.

— Будь я на вашем месте, я бы воздержалась от подобных суждений, — сурово проговорила мадам де Грансей. — Вы должны считать необыкновенным везением, что снова оказались при герцогском дворе на месте фрейлины. Вас вполне могли отправить к вашей родне...

— А вы сами, мадам, почему изволили вернуться? — задала дерзкий вопрос рассерженная Шарлотта.

— Неужели вы могли вообразить, что я буду жить в этой ужасной стране до скончания века? Дама, которая привыкла к жизни французских замков, зачахнет там от тоски и скуки. И если одним полезнее уйти в тень и постараться, чтобы о них забыли, то другим нужно кричать и привлекать к себе внимание. Благодарение Богу, у меня есть влиятельные друзья, которые постарались и помогли мне выбраться оттуда.

Девушки сразу же сообразили, кого имеет в виду мадам де Грансей. Речь шла, конечно же, о шевалье де Лоррене. Эту необычайную пару соединила безумная страсть к золоту, богатству и роскоши. В честь возвращения своей дамы сердца шевалье устроил великолепный праздник у себя в замке Фремон, куда пригласил всех друзей во главе с герцогом Филиппом, но забыл позвать герцогиню Елизавету. Тем не менее герцогиня не затаила на него обиды, наоборот, искренне обрадовалась — она от души наслаждалась теми редкими часами, когда красавчика де Лоррена не было рядом. Любимый ею Сен-Клу казался ей тогда истинным раем, куда еще не вполз змий-искуситель...

В этот вечер судебное заседание в Арсенале закончилось позже, чем обычно, и Николя де ла Рейни вернулся в свой кабинет в Шатле около девяти часов вечера. Альбан ждал его, не проявляя ни малейшего нетерпения, — он сидел на высоком с прямой спинкой старинном стуле, поставив ноги на каминную решетку и куря трубку с длинным чубуком, упиравшимся в пол.

Увидев, что де ла Рейни, нагруженный папками с документами, входит в кабинет, он проворно поднялся, прислонил трубку к камину и поспешил помочь своему начальнику. Глава королевской полиции поблагодарил его усталой улыбкой и опустился в просторное кожаное кресло.

— Принеси мне что-нибудь, очень хочется пить, — попросил он. — В горле у меня так першит, будто я проглотил всю парижскую пыль. Стакан воды, пожалуй, другого не надо.

Де ла Рейни часто работал ночью, и в узком отделении стенного шкафа всегда стоял кувшин с холодной водой, куда наливали каждый день свежую, и пара графинов с крепкими спиртными напитками. Он залпом выпил воду, которую подал ему Альбан, но это не стерло следы усталости и озабоченности с его лица.