Но, даже смирившись с тем, что выполнить задуманное не удастся, Мишель не хотела уходить с пляжа. Ведь сегодня был один из самых драгоценных сентябрьских дней на Балтике, тот, который на вес золота – теплый, тихий и убаюкивающий своей неяркой красотой. И пока не налетел ветер, пока не пошел дождь, надо успеть в полной мере им насладиться. Мишель снова села на песок и попыталась развязать узел, туго затянутый на стопке писем. Как известно, завязать намертво почти не стоит никаких усилий. А вот развязать потом – почти невозможно. Мишель поняла, что придется рвать. Но дорогой шелк с первой попытки не сдался. Пришлось приложить усилия, прежде чем он с треском лопнул. И это был неприятный звук. Как выстрел.

Мишель бросила письма на песок, и они легли, как веер, декорированный только лишь датами: 2005, 2001, 2008, 2006, 2003…

Она нерешительно взяла в руки то, на котором были размашисто и слегка небрежно написано число – 2000.

Это было первое и единственное письмо, сочиняя которое, она втайне верила – тот, кому оно адресовано, прочтет его. И может быть, иронично улыбнется. Так, как умел улыбаться только ее отец. Но тогда она была еще наивна, ведь со дня их ссоры прошло всего три месяца, и Мишель была почти уверена, что это всего лишь временное недоразумение. Тогда она даже не подозревала, что трещина, так внезапно разделившая их, с каждым днем будет становиться все шире. Что они, как однажды расколовшаяся надвое льдина, уже никогда вновь не станут единым целым. Одной семьей – мама, папа и Мишель.

Она достала из конверта слегка пожелтевший за десять лет лист бумаги, который вдруг зашелестел в руках. Все-таки, несмотря на чудесную погоду, ветер на берегу моря был довольно сильным. Мишель испугалась, что он сейчас вырвет у нее из рук этот листок. А ведь она даже не помнила, что писала тогда. Как давно это было! За эти годы она стала совсем другой. И в этом нет ничего удивительного. Той Мишель было двадцать лет. Нынешней – тридцать. И это были две совсем не похожие друг на друга женщины.

«Папа, неужели ты и сегодня, увидев моего избранника, сказал бы те же слова: “Этот тип и ты, моя дочь, никогда не будут вместе. Потому что он сломает тебе жизнь”», – грустно улыбнулась Мишель.

Она сняла очки с огромными темно-коричневыми стеклами, села так, чтобы солнце не слепило глаза, и развернула письмо. У нее вдруг появились силы на то, чтобы «прочитать» свою прошлую жизнь заново. Но Мишель хотела взглянуть на нее глазами взрослой женщины, а не маленькой девочки. И сейчас у нее были самые надежные помощники в мире – море и песок.

Глава 1

2000 год

Папа, ты не прав. Я повторю тебе это сотни раз. Но ты, увы, все равно, скорее всего, меня не услышишь. Ты всегда был уверен, что я – идеальная дочь. Самая лучшая, самая умная, самая красивая. А вот теперь я стала еще и самой упрямой. Но ты ведь сам так часто повторял, что любому человеку надо дать шанс. Надеюсь, ты имел в виду не только своих подчиненных? Тех, которые всегда смотрят на тебя с восхищением, потому что ты ведь тоже «самый-самый». Самый успешный, самый красноречивый. И самый модный адвокат, по мнению журналистов. А как потрясающе ты смотришься на телеэкране! Умный, убедительный, артистичный. Тобою восхищаются все, но особенно женщины, которые то и дело появляются рядом с тобой. И трудно не заметить, что они становятся все моложе и моложе. Мне тоже иногда хочется сказать: «Папа, они тебе не подходят». Но я молчу. Как молчит и мама. А что мы можем тебе сказать? Чем удержать? Обвинениями? Смешно. Ведь ты давно убедил нас в том, что каждый твой поступок может вызывать только одну-единственную оценку – восхищение. Извини, я, кажется, начинаю грубить. Но я не для этого пишу тебе письмо. Папа, прошло три месяца с того самого дня, как я видела тебя в последний раз. И все, что случилось, кажется мне чудовищным недоразумением. Как такое вообще могло произойти? Итак, давай еще раз восстановим, так сказать, хронологию событий. У меня был день рождения. И на торжество съехалось множество людей – твои друзья, твои бизнес-партнеры. Но я не удивилась, ведь так было всегда. С самого раннего детства. На любой мой день рождения приезжало море людей, желавших поздравить тебя с праздником единственной дочери. И подарки всегда были двойные – что-то очень ценное для тебя и что-то забавное – для меня. Правда, чем старше я становилась, тем больше мне дарили ювелирных украшений. Иногда, признаться, очень дорогих и очень старомодных. Но я была воспитана тобой, лучшим отцом в мире, а потому точно знала, как я должна принимать все эти ненужные мне подношения – с вежливой улыбкой, с восторгом, иногда слишком фальшиво сыгранным. Что делать, я действительно плохая актриса. Поэтому, когда ты спросил меня о том, кто придет на мое двадцатилетие, я перечислила всех известных тебе моих друзей и подруг. И добавила, что пригласила Никиту. Ты кивнул, а потом как будто между прочим переспросил, верно ли ты расслышал его фамилию – Березин?

Я никогда не забуду этот осенний день, 3 сентября. Я вышла утром в сад и оторопела: все деревья были усыпаны красновато-коричневыми листьями, как будто за ночь их внезапно поразила ржавчина. Ты сидел на веранде и ждал меня. Поздравил, взял за руку и повел в гараж. «Смотри, Мишель, ты ведь о таком мечтала?» – сказал ты и поцеловал меня в щеку, ожидая, что, увидев такую роскошную машину, я непременно брошусь тебе на шею. Я не обманула твоих ожиданий. Хотя, признаться, цвет автомобиля мне не понравился. Но ты почему-то решил, что вишневый «мерседес» – это именно то, что мне нужно. Именно о нем я должна мечтать. В какой момент ты стал ошибаться, «считывая» мои мечты? Но я, лучшая дочь в мире, не могла тебя разочаровать, а потому не сказала, что буду ужасно неловко себя чувствовать, подъезжая на таком яростно-буржуазном авто к дверям Строгановки. Лучше бы ты купил мне «мини-купер» моего любимого алого цвета. Но крошечный дизайнерский автомобильчик давно был вычеркнут тобой из списка предполагаемых машин для любимой дочери с диагнозом – «слишком маленький, слишком ненадежный».

Скажи мне честно, папа, какой диагноз ты поставил Никите Березину? Почему, усаживаясь на заднее сиденье своего монументального, как танк, черного автомобиля, ты как будто вскользь бросил: «Мишель, только прошу тебя, чтобы сегодня вечером у нас дома не было этого, как его, Березина. Я потом объясню тебе, почему…» И ты уехал – покорять новые вершины, на которые для нас с мамой вход навсегда был закрыт. Просто потому, что мы – женщины и ничего в этом не понимаем. А мы и не спорили. Мы действительно ничего не понимаем. Ни мама, которая всегда мечтала быть оперной певицей, но стала твоей женой. Ни я, которая всегда мечтала быть художницей. И надо отдать тебе должное, наши мечты ты уважал – мамину, которая, увы, не сбылась, и мою, которая имела все шансы на то, чтобы стать реальностью.

Вечером ты устроил самый лучший в мире прием по случаю моего дня рождения. Гости были в восторге. Оценить размах праздника смогли все, кроме одного-единственного человека, которого твои охранники даже не пустили в дом. Я ждала Никиту до последнего момента. Нет, я не очень сильно волновалась. Я была уверена, что его задержали на работе. У них ведь так на телевидении – то срочный репортаж, то еще что-то. Особенно, если ты никакая не звезда экрана, а простой корреспондент. Папа, неужели ты не пустил его на свою «территорию» только потому, что он обычный корреспондент, парень, который приехал из маленького города, чтобы добиться успеха? И вдруг влюбился в твою дочь! Слушай, ты никогда не говорил мне, что ищешь для меня принца. Тебе было достаточно того, что я – принцесса. Так я, по крайней мере, думала до этого вечера, последнего общего вечера в нашей с тобой жизни. Когда гости разошлись, ты заметил мои заплаканные глаза и начал орать. Ты орал так, как не позволял себе никогда в жизни. Мама даже закрыла уши ладонями – конечно, у нее же музыкальный слух, его так легко повредить. Я плакала, потому что мне наконец-то дозвонился Никита и сказал, что твоя охрана отогнала его от ворот, как бездомную собаку. Нет, не правильно – собак ты всегда любил, жалел и подкармливал. А вот Никиту вышвырнул. Я попыталась тебя спросить почему, но ты начал кричать какие-то совсем непонятные фразы, что, мол, ты все знаешь. Что раньше людей с такими наклонностями в тюрьму сажали, а сейчас они имеют наглость ухаживать за красивыми девушками. Папа, я не могла тебе сказать в этот момент, что Никита не только ухаживает за девушками, но и спит с ними. По крайней мере, с твоей дочкой – точно. Но я побоялась, что, узнав об этом, ты вообще уничтожишь его. Но зачем? Я не знаю, какую информацию о Никите раскопала твоя служба охраны, но я попыталась защитить его, сказав, что он – самый умный, самый талантливый, самый упорный человек, которого я когда-либо знала. Ты ничего не хотел слушать, только спросил, где он меня подцепил? Господи, я никогда не думала, что ты сможешь использовать такие слова в отношении своей дочери. Разве принцессу можно «подцепить»? Впрочем, наверное, в этот момент я перестала быть для тебя принцессой. Ты сказал, что если я буду стоять на своем и общаться с этим «уродом», то могу убираться вон. И ты никому на свете не позволишь использовать твою дочь как «трамплин».