Но еще миг – и кто-то звонко, уверенно заколотил в дверь, огорошивая нас, словно воров.

Дернулся Боря, перевел взгляд в непонимании на дверь. Выжидаем.

И наконец-то слышится:

- Борис Федорович, - Лилькин голос. – Совещание. Народ тут уже собрался… нервничает.

С*ки.

Злобно, раздраженно скривился Кузнецов. Шумный, обреченный вздох – и подался назад. Мигом одеть, заправить одежины.

Лежу, смотрю на него… готова уже зареветь от всех этих измывательств.

- Прости, зай… Но, сама понимаешь. Не вовремя как-то всё…

Поднял с пола платье – протянул мне. Поддаюсь. Молча беру, встаю, одеваю.

- Не умею я вовремя… - обижено надула губы.

Заметил. Подошел ближе, обнял, прижал к себе. Короткий поцелуй в губы – и вдруг погладил, провел по волосам. Ухватил за подбородок. Добрый, пристальный взор в очи:

- Прости меня, малыш… Но оно и к лучшему… Рано еще пока.

Хмурюсь, кривлюсь, злобно стискиваю зубы.

Прячу, отвожу взгляд.

- Рано… всё время рано и не вовремя. С одной только Сиськастой – в самый раз.

Обмер, ошарашенный, закатил глаза под лоб. Зажмурился.

- Причем тут она? – не выдерживает и отчасти грубо, озлобленно рявкнул.

- Ни при чем, - язвлю.

Шумный, нервический вздох. Ухватил меня за плечи. Движение, напор, подчиняюсь – смотрю ему в очи.

- Что уже случилось? Говори… Что ты там себе надумала?

- Завтра пятница.

- И че?

- Баня… Ты опять с ней, да?

Застыл, округлив очи. Но миг – и лихорадочно заморгал:

- Причем тут она?

- Не сочиняй, а. И дурака не валяй. А то я не заметила, что все «рандеву» вместе с ней проводишь.

- Ты сейчас серьезно? – немного приблизился, лицом к лицом, пристальный взгляд. Неуверенно смеется: - Тебе прям сейчас хочется о ней поговорить?

- Ну… а как? Пять лет вместе с ней…

- Десять, б***ь! – неожиданно гневно рявкнул, движение – и оторвался, встал, шаги в сторону, сгорая от раздражения. Звонкие вдохи, пытаясь сдержать зарождающуюся злость. Миг – и обмер, взгляд на меня.

Выжидаю, сверлю ответным взором.

- Какое вместе, Лесь? – рявкнул внезапно. Че ты, б***ь, несешь? Кто тебе вообще такую х**ню в башку вбил? Временами перепихон – да, б***ь, не скрою! И только! Олеся, - шаг ближе, но не решается меня коснуться. Сдержанный, пронзающий взгляд в очи: – Если она себе там что-то напридумала, то – исключительно ее проблемы. Я никогда ничего ей не обещал: знала, на что шла. А забыла – ее косяк. Не мой. Так-то у нее за эти пять лет и муж организовывался, и дочь она ему родила. А потом развелись – и снова про меня вспомнила, увязалась. А мне че? Мне ниче… по***, если только потом без претензий. Понимаешь? Так что не надо… опять эту тему поднимать. Ты думаешь, она одна у меня такая? Или че?

Обмерла я, болезненно опустила очи.

- Проснись! Сама знаешь, кто я – и как все эти бабки тянут к нам шкур. Лиши меня всего этого – и всем сразу по*** на меня станет, не вспомнят, и как звали. Пока красивая жизнь вокруг меня – пока и я для них красивый. А тебе я верю… Верю, что не только эти споли нужны, и не только тра*. Или что? – едва заметно, но уверенно киваю одобрительно, еще больше пряча взор от позора, что довела до такого крика, до таких слов. – Вот и я надеюсь, что так. И всё у нас будет. Придет время – и всё будет. Хочу тебя. Очень хочу – аж зубы сводит. Ну, и что? Пять минут – и твари на всю жизнь. Дело не только в принципах. Не только, чтобы… не за спиной Киселя, пока ему х*ево. Нет. Я не хочу… чтоб вышло так, что ты спишь со мной, только пока я нужен, пока разруливаю его ситуацию… - мигом выстреливаю ошарашенным взглядом Кузнецову в глаза. – И не надо мне тут, - машет рукой, - слов… я все понимаю, верю, доверяю. Я решил, что сначала сделаю, а потом все остальное – то так и будет. И нечего со мной пререкаться. А уж тем более ревновать... ибо не к кому. Всё прошлое - в прошлом. Ясно?

Вновь виновато опускаю взор, киваю покорно головой.

Стук в дверь. Отчаянное Лильки:

- Борис Федорович!..

- А сейчас мне, Лесь, пора… прости, но дела зовут. И тот факт, что я иду в баню с друзьями – никак не значит, что я иду туда тра**ться. Минимум – по**здеть, максимум – побухать и подраться, - шаг ближе, обнял, притянул к себе. Поцелуй в макушку. Тихим, ласковым шепотом: - Теперь ты у меня есть… и на*** мне какие-то шмары? Мне не шестнадцать, что у меня чешется… и хочется хотя бы кому-то присунуть, или всё перепробовать. Нет, давно уже перегуляно, и до одури перенасыщено. Везде одно и то же. Другое дело – что-то… серьезное, семья.

И снова стук, гул, что волной уже превращался в бешенство за дверью.

- От, с*ки неугомонные, - ржет пристыжено. – Ладно, родная моя… Давай. Вечером наберу, потрещим еще. А пока иди – тебе пора.

- Я буду ждать.

Сел в кресло. Я к двери… провернуть замок, дернуть на себя полотно – пропустить ораву взбешенных зябликов. Больше десятка, уставших стоять, ждать, раздраженных мужиков ввалилось внутрь. Это вы еще в наших очередях соцслужб не стояли, гады зажравшиеся!

И вот он, момент. Едва ринулась к двери, как вдруг кто-то тут же перехватил меня за руку. Оборачиваюсь – Киселев. Напор на меня – оба вываливаемся за дверь, в приемную.

Живо прикрыл полотно, сдерживая галдеж. Глаза в глаза:

- А ты че здесь делаешь?

- Привет, - нехотя, раздраженно язвлю. Шумный вздох. – На работу устраиваюсь.

- Почему ко мне не зашла?

Нахмурилась. Думала, было, еще соврать – но… реально, за**алась… всех огораживать, холить:

- Киселев, - озлобленно гаркаю, - че те надо? У вас совещание? Вот и пи**уй на него!

- В смысле? – выпучил на меня свои очи. – И, вообще, че ты со мной так разговариваешь?

- Да за**ал ты меня! – шаг ближе, тихо, в лицо: - Че ты ко мне вяжешься? Ну, сделка это была! Сделка! Когда ты это поймешь? Ради тебя старалась!

- И че терь? С тобой даже поговорить нельзя?

- О чем? Всё и так на мази.

- Хотя бы об этом… почему все так стало.

- *** нужный от****ла – и всё.

Округлил, огорошенный, очи, секунды - и закивал вдруг головой:

- Кузнецов, да?

Нервно цыкнула, раздраженно пустив глаза под лоб. Шумный вздох. Едва не срываясь на крик, рычу: